«Ну вот, ты убедилась, что здесь явно кто-то есть! – сказала сама себе Лена. – А теперь беги вниз за дядей Петей».

Этот голос разума иногда сам по себе появлялся в ее голове, причем он всегда говорил правильные вещи и подсказывал ей, как поступить в трудных ситуациях.

Но дело было в том, что Синицкая его не часто слушала.

Но сейчас голос здравомыслия просто вопил в унисон с инстинктом самосохранения.

Лена принялась пятиться назад, уже сделала два шажочка, как вдруг, надо же было такому случиться, у нее запел будильник на мобильном телефоне.

Причем запел во всю громкость любимый саундтрек «The Road is Far» из опять же любимого Лениного сериала «Сверхъестественное».

Но сейчас главная музыкальная тема из мистических приключений братьев Винчестеров оказалась очень даже некстати.

Незнакомец в черном подпрыгнул от неожиданности, выпрямился и уставился на Синицкую. Его глаза сверкали в прорезях черной плотной маски, какие носят омоновцы.

Лена вжалась в стенку, припала спиной к иконе Пресвятой Богородицы и принялась судорожно вспоминать слова молитвы, потому что злоумышленник тяжелой походкой неспешно, но неотвратимо и уверенно шел к ней…

«Ох, знала бы покойница-матушка Авдотья, как в жизни повезет ее сыну Ивану. Кто бы мог подумать, что ему удастся воочию увидеть убранство самих царских палат, такую роскошь и богатство», – об этом думал мальчик Ваня, с любопытством разглядывая стены широкой комнаты.

Большие оконца, закрытые белоснежными парчовыми полотнами с вышитыми на них диковинными птицами, зверями, рыбами, красивая изразцовая печь в углу, еще горячая, дающая долгожданное тепло в слякотную московскую погоду, а в красном углу множество икон с горящими лампадками. Но больше всего мальчика поразил богато накрытый стол с угощениями, стоявший по центру горницы.

Его, десятилетнего подмастерья, взял в услужение сам знаменитый на весь град Москов зодчий Постник, сын Якова. Его еще частенько называли Барма из-за непонятного произношения. Он почти постоянно негромко бормотал себе под нос, так что иногда и разобрать было невозможно, что он говорит.

«Барма» настоящий – бормочет на своем псковском наречии. Потому так и стали кликать его все московские люди. А Постник – так как все посты держит и заставляет держать (и великие, и не очень) всех своих работников, всю свою челядь, а это ни много ни мало около сотни мужиков.

Что отнюдь не радовало Ваньку. Кушать ему хотелось всегда, а христианские посты следовали один за другим, не оставляя времени на то, чтобы подкрепиться молодому организму.

Потому с таким воодушевлением, чуть ли не облизываясь, Ваня смотрел на накрытый в горнице стол.

Пока Постник будет представлять идею нового храма самому Ивану Васильевичу, многие лета царю, все приглашенные помощники зодчего могут отдохнуть и подкрепиться в царских палатах.

По такому случаю Ваня впервые надел новую белую рубаху, которая ему необыкновенно шла. Он уже поймал несколько приветливых взглядов прислуживающих им девушек, подававших еду и напитки.

Ах, какие яства-кушанья были на столе! Многие из них Ваня и представить не мог, даже не знал, как они называются. Но пахли они одуряюще вкусно.

«Видела бы меня сейчас матушка Авдотья, или даже дядя Прохор», – снова подумал про себя Иван.

Дядя Прохор преставился в прошлом году, не вынеся суровую зиму. Шел из кабака мертвецки пьяный, упал и заснул в сугробе. А зима выпала лютая, студеная. Так и не проснулся дядька. Туго пришлось тогда Ване, хорошо, что работать на стройке был приучен, там его и заметил Постник, сын Якова из псковских мастеров.

Хороший, добрый зодчий! Понравился ему Ваня, взял себе в услужение, принести, унести, помочь – да много всего умел делать юркий мальчишка.

Теперь вот и к царю в Кремль взяли. Впервые мальчик попал в такие палаты, от удивления долго рот не мог закрыть. Каких только чудес здесь не было! До самой смерти он будет гордиться такой милостью, оказанной ему.

Другие, взрослые дядьки-мастера, только насмехались над малым, подтрунивали над ним.

Если бы не вечный полуголодный пост, который, по подсчетам Вани, практически не прекращался, то не жизнь была бы у мальчика, а просто сказка. Вот только Рождественский пост закончится, ан вот и Великий пост на подходе, потом Петров, Успение, а это, не считая каждой среды и пятницы, Крещенского сочельника, Дня Усекновения главы Иоанна Предтечи, Воздвижения Креста Господня и прочего-прочего-прочего. По пальцам можно было пересчитать дни, когда выпадала возможность нормально поесть.

Вот и сейчас малец смотрел на пышущего жаром ароматного жареного поросенка, и рот наполнялся слюной.

Интересно, можно ли его сейчас съесть, в пост-то? А начальник его, Постник Барма, потом не осерчает на мальчишку? А то вдруг выгонит за дерзость подобную, и придется на улице жить?

Такие мысли проносились в голове у Ивана. Он робко взял с блюда ярко-красное яблоко и сочно впился в него зубами, продолжая рассматривать споро жующих соседей по столу. Яблоко-то сегодня точно можно было!

Другие мастера, ничуть не стесняясь, ели и жареных гусей, и ароматного порося, и чудо-рыбу с ярко-золотой чешуей, и даже рыбьи яйца, зовущиеся странным словом «икора».

Мальчик вздохнул, и, пока никто не видит, откусил огромный кусок мясного пирога со стоящего рядом блюда с выпечкой.

От удивления он даже зажмурился.

Боже Иисусе, как же вкусно!

За столом разговор шел, конечно же, вокруг строительства нового храма.

На месте разрозненных деревянных церквушек, разбросанных по всему Троицкому надворью, решено было выстроить один большой храм, причем, что удивительно, храм сделать каменный. На смену старой деревянной Москве шла новая, каменная, которой не были страшны постоянные пожары.

Пригласили на строительство более трехсот мастеров и зодчих из самого Новгорода и даже Пскова, Ладоги и окрестных деревень.

Один из главных помощников Бармы – государев мастер Иван Шишаев – вполголоса обратился к соседу по столу Михею, Петра сыну:

– Слышь, Михей, что-то долго они заседают! А вдруг батюшке Иоанну Васильичу не понравится Постника задумка!

– Страшен Иоанн во гневе, – еще тише добавил Михей. – Не сносить нам всем головы, – покосился он глазами на соседние палаты, куда некоторое время назад удалились на встречу с царем Барма и два его главных товарища – Иоанн Хромой и Василий Новгородский.

– Да вы что! Мужики! Даже думать не смейте о худом! – обратился к ним старый Никодим. Тот, несмотря на преклонный возраст, еще был прозорлив в строительстве и обладал несомненным авторитетом среди мастеровых. – Постник, сын Якова, такое чудо чудное придумал, а не храм. Больше нигде такого не будет, не только в граде Московском, но и во всех заморских краях. Мне сам Постник сказывал, что батюшке-царю обязательно понравится!

– Так уж тебе и сказывал?! Сам Постник? Брешешь ты все, Никодим! – грубо ответил Михей. – Будет он с тобой своими планами делиться?

– А вот и не брешу. Ладно, не сам Постник сказывал, а Ванька Хромой говорил! Про чудо чудное! – с обидой ответил старый рабочий.

– Ванька Хромой языком мелет, что хочет! Веры ему нет никакой! – зло отбрил Михей.

– А я ему тогда и скажу, как ты о нем отзываешься! – продолжал гневаться Никодим.

Он насупился и со злобой смотрел на обидчика. Того и гляди, драка начнется!

– Все, хватит собачиться! Не на стройке ведь, а в княжеском тереме. Побойтесь Бога! Побойтесь царя! – остановил перепалку Шишаев. – А понравится – не понравится задумка Постника, мы скоро все узнаем!

Ванютка зажмурился, ярко представив, что будет, если задумка нового каменного храма не понравится батюшке-царю, долгие лета Иоанну Васильевичу!