– Это вам нужно будет на кафедре вашей уточнить, – развел руками Яшин.

– Иван Плотников действительно был хорошим человеком. У него не было врагов, его все любили.

– Видать, не все, раз кто-то убил. А конфликтов с преподавателями или студентами у него не возникало? – спросил следователь.

– Нет, его на самом деле все любили. Студенты выстраивались к нему в очередь, чтобы писать дипломные. Почти стопроцентная посещаемость на лекциях, даже больные и вечные прогульщики приходили, чтобы послушать Ивана Васильевича, он так интересно занятия проводил. – Лена все-таки не выдержала, предательская слеза выкатилась из глаза и сползла по щеке. Синицкая попыталась спрятать ее от проницательного взгляда утомленного следователя и принялась искать в сумочке зеркальце, чтобы украдкой взглянуть на собственное отражение, не красный ли нос, не заплаканные ли глаза.

– Вот, возьмите, – Яшин протянул ей салфетку. – Извините, не хотел вам приносить дурные вести, – покаянно произнес он.

– Найдите, пожалуйста, того, кто это сделал. Кто убил Плотникова! Пожалуйста. – Лена выразительно посмотрела на Яшина.

– Я постараюсь, – серьезно ответил тот. – А теперь, если не возражаете, я пообщаюсь с другими членами вашей экскурсионной группы. Вот вам моя визитка, если вспомните что-то важное про доктора Плотникова или про худого незнакомца, позвоните мне.

Напоследок он улыбнулся Лене, как старой знакомой. Хотя девушка надеялась, что не очень-то и старой.

Сумерки опустились на весеннюю Москву – город дерзких желаний и людских разочарований, город пороков и добродетелей, город, где каждый может найти себе место под солнцем. А может и не найти.

Обо всем этом думала Лена Синицкая, привычным маршрутом направляясь в собор Пресвятой Богородицы, что на Рву.

День сегодня был сложный, взбалмошный и полный печальных новостей.

Она все никак не могла свыкнуться с мыслью, что Ивана Васильевича больше нет. Что великий педагог и выдающийся ученый погиб от ножичка для резки бумаги. Того самого ножичка, который очень часто студенты видели в руках у Плотникова. Он постоянно носил его в верхнем кармане серого в полосочку пиджака. Нет, не ради самообороны, он им вскрывал всю свою корреспонденцию.

Доктор исторических наук был педантом и аккуратистом, у каждого предмета в его карманах было свое предназначение. Плотников почти не пользовался электронной почтой, отдавая предпочтение обычным почтовым конвертам, самым простым письмам, которые он получал пачками каждый день практически со всех концов земли.

Ему писали и бывшие студенты, его выпускники, и коллеги-профессора, ученые из Австралии и Индии, и со всеми Иван Васильевич поддерживал переписку. Он умел дружить, любил жизнь, обожал своего кота Малюту, подаренного ему деканом факультета, а теперь его в одночасье не стало.

Лена тяжело вздохнула.

Это была поистине невосполнимая утрата как для всей исторической науки – ведь сколько открытий не успел сделать доктор Плотников! – так и для всех его друзей и близких. Своих детей у Ивана Васильевича не было, как-то не сложилось, но ко всем без исключения студентам он относился как к собственным любимым чадам. И даже бессовестные прогульщики и двоечники всегда питали к Ивану Васильевичу уважение.

Лена уже позвонила сегодня на кафедру, но со всей этой свистопляской не смогла никого застать на месте. Надо завтра туда съездить, узнать насчет похорон и прощания с научным руководителем и разобраться, что ей делать со своей диссертацией.

А делать еще предстояло много, работа была сложная и кропотливая, Плотников помогал и направлял любимую аспирантку. Хотя у него все были любимые, а кто сейчас ей достанется, Синицкая даже не представляла.

В храм она спешила, чтобы поработать. У нее была договоренность с директором музея, что она проводит экскурсии днем, а ночью ей разрешается писать диссертацию в самом музее, проводить анализ находящихся там древностей, которые, конечно же, выносить за пределы нельзя. И дело тут не только в баснословной стоимости артефактов, но и в их исторической ценности – это же реликвии для следующих поколений.

Последние посетители давно ушли, симпатичный следователь, попытав возможных свидетелей в кабинете директора, тоже удалился. У входа и на первом этаже дежурили двое охранников. Так что Лена была здесь практически наедине с ноутбуком и кипой исторических документов XVI века.

Синицкая пыталась сосредоточиться на работе, ведь все равно кто-то будет ее новым научным руководителем, и новые главы сами себя не напишут. Но из головы все не выходил образ мудрого Плотникова, да и красные воспаленные глаза Яшина, чего уж тут скрывать, тоже прочно засели в Лениной памяти.

Девушка и сама не заметила, как заснула прямо на раскрытом ноутбуке.

Сон был тревожный и суматошный.

Сиреневые ножички для бумаги окружали плотным кольцом храм Василия Блаженного. Кольцо сужалось вокруг храма, сужалось. Ножей становилось все больше и больше, вот они уже влезают в окна, двери, танцуют прямо на могиле Василия, из которой почему-то встает доктор Плотников и говорит Лене:

– А теперь проснись, пора, Синицкая!

От этих слов Лена и впрямь проснулась, потерла затвердевшую от неудобного положения щеку, и тут услышала тихий аккуратный скрип, доносящийся откуда-то из дальней галереи.

Что это может быть?

Шум ей явно не померещился, она слышала его довольно отчетливо и, скорее всего, из-за него девушка и проснулась.

Может, это охранник дядя Петя ходит и проверяет подведомственную ему территорию?

Вставать и выходить из кабинета очень не хотелось, но по своей сути Лена была настоящей авантюристкой, тем более что этот скрип, как она для себя определила, раздавался откуда-то со стороны церкви Василия Блаженного. А это она проверить должна была обязательно!

Синицкая сняла свои туфли на небольшом каблуке и в одних колготках, на цыпочках принялась спускаться по лестнице.

В первом зале она в темноте чуть не споткнулась о чьи-то ноги в тяжелых армейских ботинках, ей пришлось с силой зажать себе рот, чтобы не закричать от ужаса.

Это был охранник Виктор Седов, он лежал без сознания и не подавал признаков жизни.

Значит, злоумышленник или вор где-то здесь, ей нельзя выдать себя криком и шумом, а то не поздоровится уже ей.

Она нагнулась у пощупала пульс у Седова. Пульс был, так что мужчина скоро придет в себя.

Лена от облегчения выдохнула: «Уф, спасибо, что живой».

На цыпочках она кралась вдоль стенки, не зная, что делать. Звонить в полицию? Так бы поступил любой здравомыслящий человек, но Лена была не любая. Ей очень хотелось узнать, что же злоумышленник делает в церкви Святого Василия?

Здесь скрывалась тайна, а Лена с самого своего детства обожала тайны и головоломки.

В полутемном приделе горели по стенам лампадки, чувствовался нежный запах ладана и восковых свечей. Иконы по стенам, казалось бы, с сочувствием и укоризной взирали на Лену. Ей даже чудилось, что многие лики святых не одобряют ее ночные гулянья по церкви, а другие иконы вообще недовольны, что их разбудили.

Несмотря на полумрак, Синицкая отчетливо ощущала, что кроме нее в приделе явно есть кто-то чужой, причем этот кто-то находится здесь явно не с хорошими намерениями.

Своей интуиции девушка привыкла доверять, но она не знала, даже самой себе не могла объяснить, зачем же она идет к злоумышленнику совершенно одна, без оружия, без поддержки.

Любой нормальный человек в такой ситуации хотя бы вызвал внутреннюю охрану здания, или на худой конец нашел бы второго охранника, дядю Петю.

«А вдруг и его тоже… – с ужасом подумала Лена. – Нет. Не может быть». – Она со злостью отогнала от себя неприятные мысли.

Между тем девушка потихонечку подкралась к захоронению святого Василия Блаженного.

У подножия могилы, подсвечивая себе небольшим карманным фонариком, копошился человек во всем темном.

Лена видела его со спины и не могла разобрать, что же он там делает.