Литмир - Электронная Библиотека

На протяжении веков это, конечно, привлекало в Легион отщепенцев, преступников, маньяков, убийц, революционеров и перебежчиков всех мастей. Люди приходили в Легион и с другой целью – продлить себе жизнь кровью Вечных, а то и для инициации, такие случаи тоже были. Однако сначала любой новичок годами должен был доказывать, что его желание начать новую жизнь искреннее. При нарушении правил, необоснованной жестокости или возвращении к старым привычкам легионера выгоняли. И там, за пределами Легиона, его ждала смерть. В особых случаях его уничтожали его же бывшие товарищи.

В отличие от других людей, Начо не приходил в Легион, чтобы замаливать свои грехи. Его путь был предопределен еще до его рождения. Начо знал о распределении сил с детства. Семья Начо долгие годы была связана с Легионом, когда туда пришел прапрапра и, может быть, еще пару раз прадедушка Доминго, сбежавший от Инквизиции алхимик. Он нашел тут новый дом и семью, а его сын, которого он привел с собой, вступил в Легион. С тех пор так и повелось – один из детей Доминго оставался в Легионе, остальные, давая клятву неразглашения, при желании уходили. Зачастую, правда, возвращались. Сложно жить в мире, зная не понаслышке, какой он на самом деле, зная о Вечных, помня о постоянной опасности, которая исходила от них. Начо знал, что сила Вечных легла в основу легенд и мифов всех народов. Что уж говорить об Истинных.

Чаще всего Вечными становились после инициации, на что давалось разрешение главами кланов, владетелями территорий, а в особо редких случаях даже Советом. Слишком много проблем было в прошлом с инициированными, поэтому Совет принял решение поставить под надзор и эту часть жизни Вечных. Инициированный помещался в карантин под наблюдение. При хорошем стечении обстоятельств он поступал в услужение клану своего Инициатора, при плохом – его уничтожали. Это только в кино и глупых книгах любой укушенный становился вампиром, на деле это был сложный и весьма болезненный процесс трансформации, который переживали не все. А пережив, тут же попадали в жесткую иерархическую систему, выбраться из которой было почти невозможно.

Наверху пирамиды стояли Истинные со своими безграничными возможностями, силой, которая подчиняла и ломала и Вечных, и людей, с амбициями богов и дрязгами собак, делящих территорию. Истинные одновременно вызывали у Начо восхищение и ненависть. Они начинали войны просто взмахом руки, когда люди устремлялись друг на друга, не понимая даже, как это произошло. Насылали болезни и останавливали их. Они заставляли людей мерзнуть в жару и обрушивали на их головы реки крови.

Под ними были Вечные и Вечные их Вечных, кланы строились на связях крови, и редко когда туда попадали пришлые. Конечно, каждый из Вечных мог на короткий срок отвести глаза человеку или приказать ему забыть краткий миг их связи или нападения, но ни один из них не мог сравниться в силах с Истинным.

Связь крови была своего рода оковами Вечных, их криптонитом. Встроенная в связь крови система вассальной зависимости между Инициатором и Инициируемым обрастала чувствами куда более сложными, чем мог представить себе любой человек. Начо, наблюдая за этим всю жизнь, так и не осознал до конца силу этой связи, хотя в какой-то момент ему даже казалось, что он приблизился к пониманию, попробовав крови Вечного.

Сегодня в одном из подразделений Легиона служил его сын Родриго, названный в честь пра-прапра и прочие пра дедушки-алхимика.

Именно Родриго и был причиной плохого настроения Начо. Сын сидел тут же, небрежно откинувшись в кресле и рассматривая отца.

– Ты уверен? – Начо посмотрел на Родриго и поджал губы.

– Конечно.

– Ты видел ее всего однажды мельком! – Начо произносил каждое слово с нажимом, будто тыкая пальцем в грудь Родриго.

– Отец! Это точно была Алия.

– Она тебя не узнала? Никак не показала, что ей нужна помощь?

– Посмотрела так, будто увидела грязь под ногами.

– Где?

– На задании в Сирии. Она была вместе с карателями Вестфорда.

Начо устало потер виски.

– Ты не рад, отец?

– Не знаю. Правда, не знаю. Если это Алия, то я почти уверен, что нас ждут серьезные неприятности. Скажи нашим людям в Лондоне, что нужна информация. Пусть подключат Мартина, но с ним будьте осторожнее – эта пронырливая скотина шпионит на эрла.

Родриго коротко кивнул, встал с кресла, но у двери задержался.

– Разве это плохо, что Алия жива? Мы искали ее так долго!

– И мы смирились, сын. Ситуация с Алией всегда была неоднозначной, а Гвинн был скрытным сукиным сыном.

– Если жива Алия, то, может быть, ты зря говоришь о нем в прошедшем времени?

Начо долго и пристально посмотрел на сына:

– Я боюсь надеяться.

Родриго вышел в дверь и плотно прикрыл ее. «Черт, как было бы хорошо сейчас высунуться в окно и затянуться сигаретой», – Начо не курил уже много лет, но периодически ему очень хотелось снова почувствовать вкус табака. Особенно в такие моменты.

Алия жива. Жива, но не узнала Родриго. Конечно, она его видела только на фото, которое ей показывал Гвинн, но Алия – Вечная, ее память куда лучше человеческой. Она просто не могла бы забыть сына лучшего друга ее Инициатора.

Последний раз Начо видел Алию во время ее ареста. Они тогда не успели перехватить ее и Эгиля, и он, защищая ее от карателей эрла, устроил бойню.

Узнал Начо о ней чуть раньше. Гвинн лично попросил о встрече. Он был встревожен и, что за ним водилось редко, сдержан, серьезен и очень краток. Странным было все. Место встречи – Гвинн ненавидел Азию, жару и влажность, а тем более Индию, где, как он шутил, он провел самые чертовски длинные пятьдесят лет жизни. И вдруг Мумбаи. Начо ждал его на конспиративной квартире, обливаясь потом даже ночью. Не спасали ни вентилятор, ни развешанные кругом мокрые тряпки. За окном раздражающе громко шумел никогда не замолкающий город, орали попрошайки, гудели клаксоны. В дверь постучали два раза, потом еще три, потом снова два. Родриго посмотрел в экран видеонаблюдения. Гвинн помахал рукой в камеру, безошибочно определив, где она находится. Родриго открыл дверь, и Гвинн ворвался в комнату, внеся с собой еще больше уличной вони и духоты. Уже по тому, как он вошел, Начо понял, что дело серьезное. Гвинн всегда был аристократом, он ходил, сидел, лежал, пил, ел так, что художники кидались к холсту. От того, как он просто поворачивал голову, особо экзальтированные девицы падали в обморок. Еще сильнее удивил Начо внешний вид Гвинна. Золотые волосы убраны под тюрбан. Вместо самых модных вещей – шервани. На лице, несмотря на жару, намотан шарф. И лишь запах нагретой солнцем полыни выдавал его.

Начо хохотнул.

– Знаешь, Гвинн, если ты пытался слиться с толпой, то боюсь, что у тебя получилось ровно наоборот.

Гвинн осмотрел себя, сорвал шарф и тюрбан, скривился и кинул на пол. Волосы были выкрашены в черный цвет.

– Ты сменил цвет глаз? Как?

Начо встревожился.

– Приказал себе, – рявкнул Гвинн. – Начо, ты производишь впечатление умного человека, не разочаровывай меня. Как ты думаешь, у скольких людей глаза моего цвета? С таким же успехом я мог бы бегать по улицам и орать, что я Гвинн Уэссекский. – Даже в этой ситуации он не мог ответить, не подняв иронично бровь.

– Раньше тебя это не смущало.

– Когда на то не было причин.

Гвинн упал на диван, вытянув ноги. Начо никогда не спрашивал, сколько Гвинну лет, но предполагал, что много. Он знал его с детства и помнил еще, когда тот приезжал к отцу в гости и подкидывал Начо высоко-высоко. Когда отца убили во время задания, Гвинн очень горевал и с тех пор неизменно приглядывал за Начо, гордился его достижениями, помогал. Но Гвинн всегда оставался Гвинном: то ироничным, умным, склонным к каверзам и интригам ловеласом, то мудрым, то капризным, то благородным. Гвинн был разным. И Гвинна любили и ненавидели столь же ярко, сколь ослепительным был он сам. Он выделялся одеждой, поведением, он любил бросать вызов нормам, создавал правила и тут же нарушал их. Гвинн был свободен как любой Истинный и, в отличие от других, пользовался этим на сто процентов.

13
{"b":"701112","o":1}