Эль-Мюрид поднял руку, уставившись на сверкающий драгоценный камень, к могуществу которого он не обращался с тех пор, как продемонстрировал его в Эль-Аквиле. Эль-хабибы все еще говорили о том дне, когда он возродил высохший оазис.

– Мне это не пришло в голову. В самом деле не пришло. Полагаю, Всевышний коснулся меня, сообщив, что ты идешь. Я никогда не сомневался в нашей победе.

– Как ты и говоришь, все получилось. А пока ты не будешь пользоваться амулетом, никто им о нем не напомнит. Они не станут искать способ ему противостоять.

– Почему ты велел Кариму их отпустить?

– Мы слишком многих потеряли. Нет никакого смысла тратить впустую лишние жизни после победы. Они вернутся, будучи сильнее, и тогда нам потребуется каждый человек.

– А что насчет наемного убийцы?

– Просто игра. Пусть боятся показать друг другу спину. Пусть опасаются каждой тени. Пусть страх ослабит их силу и волю.

– Воистину. Но, Насеф, порой мне кажется, будто ты надо мной насмехаешься. Даже когда спасаешь мне жизнь.

Насеф уставился в пол:

– Прости меня, мой повелитель Ученик. Такова уж моя манера выражаться. Это мое проклятие. Когда я был маленьким, я не мог дразнить других детей, не мог пошутить. Меня всегда воспринимали всерьез. А когда я был серьезен, все думали, будто я насмехаюсь.

– Что будем делать дальше, Насеф? Малахитовый трон в наших руках, как и Себиль-эль-Селиб. И теперь на нас обрушатся все враги Всевышнего.

– Мы можем защитить себя и довериться Всевышнему. Я пошлю гонцов к нашим сторонникам с просьбой о воинах и оружии. Я усилю оборону. Мы возведем здесь еще одну крепость. Трон тоже нужно защищать.

– Ты прав. Насеф, я боюсь, что мы пробудем тут еще долго. Себиль-эль-Селиб – своего рода ловушка. Он подарил нам две впечатляющие победы, но, чтобы выжить, мы должны держаться за то, что у нас уже есть. Боюсь, нас здесь втиснут в бутылочное горлышко.

– Могут попытаться. Но полностью это им никогда не удастся. Против них будет работать их собственная система. Пока они призывают новобранцев из племен лишь на сорок пять дней в году, а все остальное время мы можем делать что угодно. Если на то будет твое благословение, я планирую создать из добровольцев-новообращенных партизанские отряды, которые станут наносить удары исподтишка. Регулярная армия будет занята в других местах, и у нас появится возможность здесь обосноваться.

Эль-Мюрид задумчиво посмотрел на него.

– Похоже, ты все тщательно продумал, – заметил он.

– Все эти три года я часто лежал без сна одинокими ночами, мой повелитель.

– Не сомневаюсь. Когда ты собираешься взять жену, Насеф?

Насефа вопрос застиг врасплох.

– Я об этом даже не думал. Может, после того, как мы построим Царство Мира.

Эль-Мюрид снова пристально на него взглянул:

– Насеф, я устал. Сегодня и завтра мы отдыхаем. Послезавтра мы снова беремся за дело. Ты занимаешься войной, а я – подготовкой к основанию Царства. Мне нужно, чтобы ты нашел писцов и архитекторов. Я хочу создать кодекс законов, и мне нужен особый дворец для Малахитового трона. И еще я хочу возвести в низине стелу, на которой напишу имена правоверных, павших во имя Всевышнего, чтобы обессмертить их как здесь, так и в раю.

– Как скажешь. Мне нравится твоя идея насчет стелы. Наверное, отведешь ее верхушку для Непобедимых?

– Да. Пусть останутся в памяти имена всех, кто здесь погиб. Их выбьют первыми.

Позже, прежде чем отойти ко сну, Эль-Мюрид отвел Мерьем и отнес дочь на самый высокий бастион старой крепости.

– Любимые мои, – сказал он, – крошечная частичка моей мечты воплотилась в жизнь. Царство Мира уже существует, хотя границы его не простираются дальше моего взгляда. Когда-нибудь вся земля признает Всевышнего.

Держа младенца на левой руке, он обнял правой Мерьем. Она прижалась к нему, дрожа на холодном горном ветру.

– Идем, – проговорила она какое-то время спустя. – Позволь мне напомнить, что ты еще и мужчина.

Она улыбнулась. Избалованная девчонка из клана эль-хабиб выросла, став женщиной, которая любила его как мужчину.

В ту ночь они зачали дитя – мальчика.

Мегелин Радетик шагал по каменистым склонам под старыми стенами Эль-Асвада, Восточной крепости. За ним неотступно следовал Гарун, постоянно отвлекаясь на новые впечатления, но держась единственного взрослого, у которого нашлось на него время. Их сопровождал покрытый шрамами старый ветеран, не выпуская из руки меча.

Гарун уже много дней молчал, полностью уйдя в себя. Но сейчас, когда Радетик остановился, чтобы взглянуть на иссохшую негостеприимную землю, он вдруг спросил:

– Мегелин, отец умрет?

– Не думаю. Врачи надеются на лучшее.

– Мегелин?

– Что? – Он присел рядом с мальчиком.

– Почему он их убил? Паломников в храме?

Радетик двинулся дальше.

– Не знаю. Может, приказ отдал не Эль-Мюрид, а кто-то другой – полагаю, со злости.

Они обогнули гору и на восточном ее склоне встретили брата Гаруна. Али сидел на валуне и смотрел на Джебал-аль-Альф-Дхулкварнени, словно пытаясь силой мысли вызвать потаенных из тайных цитаделей. Радетик проследил за его взглядом, размышляя о том, что думают чародеи гор о недавних событиях. Вероятно, они последовали традиции, проигнорировав соседей. Они пребывали здесь с незапамятных времен и не беспокоили никого, кто не доставлял им хлопот. Даже могущественная империя не трогала их, и они остались в стороне от ее предсмертных судорог.

– Мегелин, я боюсь, – прошептал Гарун.

Али собрался было бросить язвительную реплику.

– Он прав, Али. Пришло время страха. Мы вынуждены опасаться Насефа из-за его меча и Эль-Мюрида из-за его слова. Вместе они – смертельная смесь. И нам приходится также бояться, что меч может возобладать над словом, а не наоборот. И этот смерч уже не укротишь.

Али нахмурился. Старый Радетик вновь пребывал в сомнениях. Али пошел скорее в дядю, чем в брата или отца, и к числу мыслителей отнюдь не принадлежал. Но Гарун ясно понял Радетика.

Юсиф добрался до Эль-Асвада всего через несколько часов после вернувшегося семейного каравана. Его войско понесло немалые потери, а сам он оказался на волосок от смерти. Караван тоже пострадал – Юсиф не оставил охраны, и банды Насефа попытались его ограбить. Даже Мегелину Радетику пришлось взять в руки оружие и вступить в бой.

Он потрогал левый бицепс, на котором остался легкий порез от сабли. Рана до сих пор болела. Улыбнувшись, он вспомнил, как удивил нападавшего контратакой.

Фуад все еще не мог примириться с тем, что домашний интеллектуал его брата знал, с какой стороны хвататься за меч. Не знал он и как относиться к тому, что учитель сумел взять на себя ответственность за стариков, мальчиков, женщин и погонщиков верблюдов, всыпав как следует крепким молодым воинам. Радетика же недоверие Фуада лишь забавляло.

– В Ребсамене мы изучаем не только цветочки, – сказал он в свое время, припомнив удивление Фуада, когда тот обнаружил, что Мегелин составляет каталог цветных рисунков пустынных цветов.

Али слез с валуна:

– Мегелин?

– Да?

– Мне тоже страшно.

– Нам всем страшно, Али.

Али яростно уставился на Гаруна:

– Если кому-нибудь расскажешь, я тебя поколочу.

Гарун схватил камень с зазубренными краями:

– Ну, давай попробуй, Али.

– Мальчики, оставьте свою злость для Эль-Мюрида.

– Он сам напросился, – ответил Гарун.

– Ах ты, маленький сопляк…

– Я сказал – хватит. Гарун, идем. Али пришел сюда раньше.

Али высунул язык.

Радетик зашагал дальше, гадая, чего мог бояться Гарун. Люди его нисколько не пугали.

– Давай вернемся в замок, Гарун. Пора немного позаниматься.

Название местности Эль-Асвад относилось также к ее главной крепости. Имперские строители изначально квадратной, лишенной каких-либо черт цитадели называли ее «Восточной крепостью». Во времена империи здесь находился главный штаб военного командования.