Делать было нечего, пододвинул, плюнув на собственное требование про НВП и забыв про обещание товарища, разобраться с игрушкой, с закрытыми глазами. Оружие в руки, Герман взял не сразу. Сначала он основательно вытер их о потёртые джинсы и только после этого прикоснулся к нему.

— Итак — «ТТ». Калибр пистолета семь и шестьдесят две сотых миллиметра — вдруг очень чётко отчеканил, в дымину пьяный друг и тут же дёрнул, чего то в самом низу.

Пистолет мгновенно расстался с одной из составных частей, а товарищ, презрительно посмотрев на меня, продолжил:

— Магазин на восемь патронов. Странно, а в наличии имеем только шесть. Стреляли что ли из него в кого то?

ТТ тут же оказалось на кровати, а часть, обозванная знатоком магазином, осталась в руках у Германа. Недолго думая он, один за одним, выщелкнул из него все патроны, затем выставил их в ряд на грязном столе, рядом с ними положил пустую железку, потом секунд тридцать над чем то размышлял, а закончив и с этим, снова взяв в руки пистолет, и быстро дёрнул верхнюю его крышку.

— Вообще то, надо было сразу проверить. Самопроизвольный выстрел у него — ахиллесова пята — многозначительно произнёс товарищ, заглянув в образовавшуюся внутри ТТ, крохотную щелку. — Будем считать, что тебе повезло. Пусто.

— А почему мне повезло? — не понял я своего счастья.

— Ну, не мог же я случайно выстрелить себе в голову? Я ещё не на столько пьяный, чтобы заглядывать пистолету в дуло — усмехнулся он. — А вот в рядом стоящего или сидящего, частенько постреливают. Ну это так, для общего понимания вопроса. А если по существу, то прицельная дальность у этого пистолета, примерно пятьдесят метров. Начальная скорость пули четыреста двадцать метров в секунду. Вес с полной обоймой девятьсот сорок грамм. Без патронов… А вот сколько без патронов, я не помню. Да и хрен с ним.

Герман, ещё раз крутанул оружие, похоже чего то выискивая у него, а не найдя ничего нового, ответственно заявил мне:

— Номерок то затёрли, сукины дети. Видать не раз ходили с ним на дело.

Мне было всё равно, есть номер у пистолета или нет его, это же не номер в гостинице, не заблудишься. Меня больше интересовало, что будет дальше с ним делать мой многогранный друг. А он, между тем, начал потихоньку ломать моё приобретение, без всяких комментариев и пояснений, и уже через минуту с небольшим, окончательно доломал железную игрушку, разложив все составные части пистолета, прямо на грязном столе.

— Вот и всё, разбирается легко, и просто, за это его и ценят.

— А чего, если оружие разбирается не просто, значит его можно считать за дерьмо?

— Ну, не будем так категоричны и не станем вешать, на чё не знаешь, ярлыки — походя произнёс Герман, мудрёную фразу. — Но хочу тебе напомнить, что для бойца самое главное, это… Что?

— Что? — переспросил я, не находя в своей памяти ни малейших признаков, даже самого захудалого бойца.

— Для солдата самое главное, чтобы обслуживаемое им оборудование и механизмы, не доставляли лишних хлопот и работали, как часы, все два года, не ломаясь — подняв кверху указательный палец, ответил мне друг. — Вот возьмём хотя бы мой «Урал». Я его принял у предыдущего владельца совсем не в идеальном состоянии, а работал он не хуже нового. Ты думаешь сколько у него на спидометре было, когда я сел на него?

— Э-эй — махнул я рукой перед глазами, подвыпившего анапчанина. — Мы тут, вроде, с пистолетом разбираемся? Так что ты давай, не отвлекайся на свой армейский «Урал».

— Прошу прощения, отклонился от темы — извинился Герман, выставив ладони вперёд. — Вернёмся к пистолету. Машинка ТТ, на самом деле и есть обычное дерьмо. Ломается быстро, самостоятельно стреляет, в самый неподходящий момент, да и тяжеловат он, но, не смотря на это, имеет всё же ряд преимуществ перед другими пистолетами.

— А ты что и про другие можешь, чего то рассказать? — спросил я товарища, поразившись его обширным познаниям.

— Про другие не могу — уверенно ответил он. — Не было их в нашей школе. Но за характеристики ТТ несу полную ответственность. Мне про него такой человек рассказывал, что ты ему в подмётки не годишься. Ветеран войны, кавалер медали «За боевые заслуги». Он, между прочим, войну в Берлине закончил, а в отставку майором ушёл. Понятно тебе!

— Да понятно, понятно — успокоил я, ни с того ни с сего, разошедшегося товарища. — Ты про пистолет то, чего ещё хотел рассказать. Какие у него приимущества?

— Убойная сила большая и целкость меткая — тут же отозвался Герман. — А это для оружия такого типа самое главное. Подумаешь, ломается быстро. Ты ещё попробуй сделай эти восемьсот выстрелов, через которые он откажется стрелять.

— Ну да — согласился с ним я. — Где столько патронов взять, на восемьсот то выстрелов?

— Точно — подтвердил Герман и тут же спросил: — Собирать сам будешь?

— Попробую — ответил я и передвинул к себе поближе всё, что раньше именовалось пистолетом.

— Пистолетик, если честно, так себе. Старенький, давно не чищенный и ржавчиной от него попахивает. Так что особо не постреляешь — глядя на меня мутными глазами, вынес свой вердикт друг, относительно конфискованного мной у бандитов оружия. — Ну чего сидишь? Давай. Собирай. Помнишь, как я делал? Вот точно так же, только в обратном порядке.

Легко сказать собирай. Если бы снова разбирать, тогда бы я точно, это не глядя сделал. А в обратном порядке, это надо ещё всё в мозгах прокрутить, словно кассету в видеомагнитофоне. Как там у него было? Это сюда, а это туда.

— Снять скобу, выдернуть рычаг — начал я мысленно повторять слова и движения Германа. — Потом затворную раму, пружину из неё. Так, дальше фиксатор, снова рычаг, за ним ствол наружу. Снимаем ударно спусковой механизм и всё, нет пистолета.

После сборки, я ещё раз десять раскидал и собрал доставшееся мне имущество, пока не достиг почти идеального автоматизма и получив, в качестве вознаграждения за это, из уст совсем окосевшего друга, достойную прилежного ученика, похвалу.

— Молоток. Легко справляешься. Я, помню, три занятия не мог его нормально собирать — запихивая в рот, одновременно, колбасу и конфету, не поскупился товарищ на комплимент.

Как то быстро его развезло. Дома сидим всего минут сорок, а он уже практически никакой. Сильно видать торкнул приятеля, наш неудачный поход с москвичом. И что прикажите мне делать? С ним здесь, остаться или попытаться, куда нибудь смотаться, предложив ему пару часиков самостоятельно поспать?

— Ты как, наелся? — спросил я друга, наблюдая за тем, как он кривится от того, что пытается съесть.

— Вроде да, а что такое? — кивнул он головой в ответ.

— Может давай завалимся на боковую, а вечером по городу прогуляемся?

— Не, я из гостиницы больше ни ногой. Ты, как хочешь, а я тут сидеть буду — отказался Герман от второй части моего предложения. — А поспать можно. Только я лягу на твою кровать. Хватит и того, что мне ночью приходится маяться на этой скрипучей раскладушке.

— Идёт, можно и на кровать. Ты ложись давай, а я попробую тут, кое до кого дозвониться — предложил я другу закончить с обедом, прямо сейчас.

— Кому дозвониться? — спросил он, с разочарованием поглядывая на порожний стакан.

— Другу. Есть у меня и в этом городе такой. Попытаюсь прозондировать нашу с тобой ситуацию, может нам действительно, больше не стоит никуда ходить и лучше завтра же утром, уехать домой. Он спец по таким вопросам.

— Правильно, нечего нам, в этом их дерьмовом городе больше делать. Завтра же домой улетим — не поленился Герман ещё раз подчеркнуть своё отношение к столице.

Пока я выходил в коридор и пробовал дозвониться к Аркадию, с которым надо было состыковаться ещё в день приезда, мой друг легко перебазировался на мою великолепную, двухспальную кровать, залез под огромное одеяло, как всегда не раздеваясь и сейчас тихо посапывал, положив свою умную голову сразу на обе подушки.

— Во, это я понимаю, отбой за сорок пять секунд — вспомнил я рассказ друга про его службу в армии и тут же пожелал ему доброго сна: — Спи давай, дорогой ты мой товарищ, а я пока по городу покатаюсь.