Её рука колеблется всего мгновение, прежде чем она заставляет себя собраться.

— Ты…я — со мной ничего не случилось. Я — я здесь, я стою прямо перед тобой—

— Как думаешь, почему я хочу, чтобы ты осталась? Когда ты прямо передо мной, я могу защитить тебя.

В уголках её глаз скапливаются слёзы. Она игнорирует это. Ей нужно договорить до конца.

— Малфой—

— Грейнджер.

Она фыркает и подаётся ещё немного ближе; кончик палочки замирает совсем рядом с его носом.

— Давай проясним кое-что, хорошо?

Он вскидывает брови, словно бросая ей вызов. Складывает руки на коленях.

— Теперь в твоей жизни есть я. Ты сказал, что мне нужно заслужить тебя, и, думаю, я с этим справилась. Я очень рада, что оказалась во всём этом твоём водовороте.

Он ухмыляется, как делает это всегда, когда ему некомфортно.

— Поэтично.

— Помолчи, — она машет палочкой у него перед лицом. — послушай хоть раз в жизни. Если ты хочешь, чтобы я осталась, ты никогда больше не подведёшь меня. Ты никогда больше не будешь играть ни со своей, ни с моей, ни с чьей-либо ещё жизнью.

Он усмехается, поэтому она делает последний шаг вперёд и упирается кончиком своей палочки в нежную кожу под его подбородком. Так, как она делала это, кажется, ещё тысячу лет назад, в разрушенной уборной.

Малфой замирает.

— Ты как-то сказал, что видишь во мне угрозу, — бормочет она, исследуя его настороженный взгляд. — я надеюсь, это всё ещё актуально.

Он медленно моргает. И отвечает, уже совсем другим тоном:

— Это всегда будет актуально.

Эти слова заставляют её почувствовать силу, гордость за себя. Она отступает назад — опускает палочку.

— Хорошо, — говорит она, прежде чем отвернуться. — я скоро вернусь.

Анализировать поведение Пэнси никогда не было просто, но, судя по тому, как она постоянно поправляет волосы и цепляется пальцами за подол юбки, её беспокоит то, как она выглядит.

— Ты… — Гермиона прочищает горло. — ты отлично выглядишь.

Пэнси шумно фыркает, сразу заставляет свои руки замереть и переводит взгляд на золотую решётку министерского лифта.

— Отъебись, Грейнджер. Мне не сдалось твоё одобрение.

— Ты понимаешь, что он, скорее всего, будет весь в грязи—

— Я сказала отъебись.

Гермиона поджимает губы и кивает.

— Хорошо, — говорит она, чтобы ещё через пару секунд тихо добавить, — но у тебя классная юбка.

— Я знаю.

— Хорошо.

Остальные тридцать секунд в лифте проходят в неловкой тишине — это оставляет Гермиону наедине с тем ощущением, которое не отпускает её с того самого момента, как она постучалась в дверь спальни Пэнси. С ощущением, что она вторгается во что-то исключительно личное. Что-то хрупкое. Вторгается, даже если она должна быть здесь.

Она не пойдёт с ней к клеткам. Она уже решила. Она подождёт у дверей, со стражником, столько, сколько потребуется. А потом она выведет Пэнси обратно. Вот и всё.

Неважно, насколько ей любопытно.

Стражник — это всё тот же полный мужчина, которого она встречала практически каждый раз, когда посещала камеры предварительного заключения; её визит, кажется, не капли не удивляет его.

— Доброе утро, — говорит она, хотя их отношения далеки от дружеских.

Охранник сверкает потемневшими зубами.

— Пэнси Паркинсон пришла увидеть Теодора Нотта.

Взгляд его тусклых глаз перемещается на Пэнси, и Гермиона чувствует, как та напрягается.

Она прочищает горло.

— Побыстрее, пожалуйста.

Он не отводит взгляд от Пэнси.

— Разве она не на испытательном сроке?

— Да, — огрызается Гермиона, не в силах скрыть приступ раздражения. — поэтому я сопровождаю её. Вы её пропустите?

Стражник медленно — словно у него есть всё время мира — переводит взгляд обратно на Гермиону.

— Ещё раз, кого она пришла увидеть?

Она выдыхает, заставляя себя успокоиться, и снова прочищает горло.

— Теодора Нотта.

И она понимает, что здесь что-то не так, когда стражник показательно хмурится. Демонстрирует отрепетированное замешательство.

Пэнси тоже чувствует это. Совершенно замирает, когда стражник тянется почесать свою жирную голову.

— Нотт… — вяло повторяет он. — Нотт. Мм…нет. У нас нет никого с таким именем.

Её ногти впиваются ей в ладони.

— Извините?

— Я сказал, что у нас нет никого с таким именем. Уже нет.

========== Часть 47 ==========

Комментарий к

пока я тут сто лет тянула с переводом, мы набрали 500 плюсиков, 100к просмотров и еще всякие штуки! спасибо большое :>

23 февраля, 1999

Что Гермиона точно знает о войне, так это то, как та сдирает с людей кожу. Обнажает нервные окончания. Эти месяцы, которые она провела в бегах, в битвах — они в существенной степени повлияли на её инстинкты. Она сама заметила, как время её реакции уменьшилось с десяти, или, может быть, пятнадцати секунд практически до нуля. Именно поэтому она уже должна была достать свою палочку.

Но она забывает о том, что Пэнси тоже видела войну.

И за ту миллисекунду, которая требуется Гермионе, чтобы оценить ситуацию, Пэнси прижимает стражника к решётке за его спиной; тёмный кончик её рябиновой палочки уже упирается в его мясистую шею.

— Где он? — зло шипит она.

Гермиона не пытается остановить её. Пока нет.

Прутья решётки всё ещё дребезжат после удара; стражник ошарашенно распахивает глаза. Но в следующий момент он улыбается Пэнси — неуверенно, нервно.

— Думаешь, ты можешь угрожать мне, малышка? Я знаю о тебе всё. Я знаю, что тебе нельзя использовать палочку.

Пэнси так глубоко вдавливает палочку в его горло, что получившаяся вмятина становится похожа на новую глазницу; он закашливается с громким, мерзким звуком.

— Уверен? Я убью и выпотрошу тебя прямо здесь, грязный сквиб.

Гермиона всё ещё не торопится вмешиваться. И только когда стражник начинает хрипеть, а Пэнси отступает назад, когда сотни проклятий уже готовы сорваться с её губ, она делает шаг вперёд и останавливает её руку.

— Не надо. Не надо. Он может нам понадобиться.

— Грейнджер… — рычит она, всё так же зло глядя на стражника, но Гермиона сразу продолжает:

— Дай мне. Я могу — я знаю, что делать, дай мне.

Сомнение Пэнси уступает место отчаянному страху в её глазах. Её взгляд даёт Гермионе понять, что у неё нет времени на раздумья. Нет времени на то, чтобы вернуться к старым привычкам, старым предрассудкам. Гриффиндор то, Гриффиндор это. И когда она отходит от дрожащего стражника, Гермиона чувствует, что от неё не ждут какой-то мягкости.

Её и не будет.

— Легилименс, — выдаёт она, как только достаёт палочку, и головокружительный поток чужих воспоминаний, заливающий её сознание, напоминает ей о том, как давно она в последний раз использовала это заклинание.

На несколько долгих, сонных мгновений мир вокруг неё окрашивается в серый; мутные фигуры, вызванные магией, мечутся перед её глазами, пока время не замедляется, когда она добирается до нужного момента. До того, который она искала.

Стражник всё ещё на своём посту, разве что в другой одежде — и он не один. Гермиона напрягается, когда видит Доулиша в его одеянии Аврора, который, сгорбившись, передаёт стражнику свёрнутый клочок пергамента

— Сегодня ночью, — говорит он; его голос эхом отдаётся у него в ушах. — ты знаешь, где его оставить. Когда дело возобновится, ты сообщишь Визенгамоту, что Нотт сбежал.

Стражник поглаживает свой грязный подбородок.

— Я должен отправлять наверх отчёты о статусе заключённых каждое утро. Вы просите меня солгать в официальных бумагах—

— За что ты будешь вознаграждён, — ворчит Доулиш.

Несколько мучительно долгих секунд проходят в молчании. Губы стражника медленно растягиваются в улыбке.

— Предположим, я так и сделаю. Что насчёт девчонки?