— Ну, да, если это гораздо интереснее… — он входит в неё до самого основания, выбивая из неё сдавленный вздох. — чем это.

Она несколько секунд пытается восстановить дыхание, ярко жмурится, крепче сжимая в руках простыни. Слово “Быстрее” с шипением срывается с её губ.

Драко мычит в её плечо.

— Странно. Насколько я помню, ты умоляла меня быть помедленнее.

Она автоматически усмехается, дёргается, рождая этим новую вспышку там, где они связаны. Он напрягается. Она рычит:

— Я ни о чём тебя не умоляла.

Он ловит губами её пульс, чуть задевает зубами кожу, когда задушенно выдыхает, пародируя её голос:

— Пожалуйста. О, пожалуйста, пожалуйста, Драко — трахни меня медленно.

Она снова прижимается к нему, словно бы возмущённо, но это только выбивает из них обоих по новому стону.

— Я никогда так не говорила, — выдыхает она.

— Пожалуйста, — насмешливо тянет он высоким голосом. — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

И она бы уже отстранилась — хлопнула бы его по руке, недовольно зыркнув — если бы он не подчёркивал каждое слово уверенным, сильным толчком. Так что вместо этого она закатывает глаза и крепче прижимается к нему, прячет лицо в изгибе его шеи, коротко целуя его. Она чувствует соль и проскальзывает языком по его коже, чтобы почувствовать больше.

— О, теперь я заполучил твоё внимание? — бормочет он; его голос вибрирует на её губах.

— Ты его и не терял.

Он замирает внутри неё. Пару секунд он просто не двигается; его тень накрывает её, словно одеяло. И ей кажется, что он говорит о чём-то совершенно постороннем, когда он выдыхает:

— Я тебе не верю.

Его тон заставляет её отодвинуться, хотя каждое её нервное окончание умоляет её не делать этого. Он выскальзывает из неё, оставляя вместо себя болезненную пустоту, и ей становится неожиданно холодно, когда поворачивается на изумрудно-зелёных простынях, чтобы посмотреть на него.

В комнате темно, не считая тонкого серебряного сияния озера, просачивающегося сквозь занавески. Оно подсвечивает четверть его лица голубым, в основном оставляя его в темноте, но она видит его правый глаз. Видит синяки — это одна из причин, почему она не хотела быть к нему лицом.

— Во что ты не веришь? — шепчет она, опуская голову на подушку.

Он приподнимается на локте, смотрит на неё. Сначала он не отвечает, молча проходится грубыми подушечками пальцев по её бедру. Он опускает взгляд, прослеживает это движение, пока говорит.

— Ты говоришь одно, а делаешь другое.

— Я—

— Ты говоришь мне, что мы одинаковые, но постоянно напоминаешь себе, почему мы разные.

— Это не—

Его ладонь ложится на её голый живот, мягкая ласка заставляет её замолкнуть.

— Ты говоришь, что выбрала бы меня из сотен, — продолжает он, всё ещё наблюдая за движениями собственной руки, — а потом ты сбегаешь.

У неё ком встаёт в горле, и его ладонь опускается ниже, исчезает под простынями. Он переводит на неё взгляд, когда один палец проскальзывает между её ног — там всё ещё тепло, ещё влажно — и она невольно дёргается, задерживает дыхание.

— Ты трахаешься со мной на больничной койке, — мягко говорит он — его тон никогда не соответствует его словам — и его указательный палец начинает дразняще описывать круги вокруг её клитора. — ты отдаёшь мне свой первый раз — я даже не поверил, когда увидел кровь. Я думал, ты врёшь.

Она резко охает, когда его большой палец проскальзывает внутрь.

— Ты отдаёшь мне свой первый раз, — повторяет он, — но не хочешь, чтобы хоть кто-то об этом знал.

Она совершенно теряется; волны удовольствия расходятся по её телу, но она всё ещё пытается сказать что-то в свою защиту.

— Я передумала—

— Да, ты передумала, я знаю, — его большой палец давит на неё изнутри, и она прогибается в спине, невольно упирается ладонями ему в грудь. — я просто пытаюсь донести мысль.

— В чём — боже — в чём твоя мысль? — ей сложно сфокусироваться, все её силы уходят на то, чтобы притереться ближе к его руке.

— Ты говоришь, что любишь меня, — шепчет он, замирая.

Она тоже замирает. Задерживает дыхание.

— Но ты только и делаешь, что причиняешь мне боль, — он равнодушно смотрит на неё сквозь эти светлые ресницы. Наблюдает за тем, как она пытается осознать его слова.

Через мгновение она всё-таки выдыхает, и влажные волосы, что покоились на его лбу, чуть приподнимаются.

— Боль, — повторяет она сначала, потому что это всё, что приходит ей в голову.

Его глаза упираются в её. Он читает её, словно главу из книги. Главу, которую он не понимает.

— Да, — говорит он. — боль.

Но когда он подаётся ближе, чтобы поцеловать её, она отстраняется. Потому что она хотела сделать кое-что — попытаться — и если это поможет доказать ему, что он неправ, то она убьёт двух зайцев одним выстрелом.

Но, боже, что это за чувство — видеть, как все его стены выстраиваются вокруг него, стоит ей двинуться. Страх, злость и сомнение заполоняют его глаза, когда он отводит взгляд — словно он вдруг не может позволить ей смотреть на себя. И наблюдать за этим просто слишком больно.

Она бросается вперёд и ловит эти губы. Его лёгкий вздох дает ей возможность проникнуть внутрь его рта языком, лаская острые края его зубов — мягкое тепло его нёба. Раньше она бы не решилась на такой грязный поцелуй, но после всего, что произошло сегодня, она больше не чувствует пределов.

Она проскальзывает пальцами по его лбу, стараясь не задеть синяки, разглаживая морщинки беспокойства на его лице.

— Так быстро начал во мне сомневаться, — выдыхает она, обжигая дыханием его губы.

Он снова обнимает её, отдаёт не меньше, чем получает — в какой-то момент прижимает её к матрасу.

— Подожди, — говорит она, отрываясь от его губ, потому что если она позволит ему устроиться между её бёдер, то уже точно не сможет попробовать то, что хотела. И прежде чем он снова успевает усомниться в ней, она проскальзывает пальцами по его щеке и говорит ему:

— Доверься мне.

Он так и делает.

В достаточной степени, чтобы позволить ей выскользнуть из-под него. Чтобы повернуться и сесть на кровати, вопросительно вскидывая бровь, когда она принимается искать свою палочку в куче их одежды.

— Я никогда не видел тебя такой, — говорит он тихо — задумчиво — наблюдая за тем, как она наколдовывает резинку для волос и пытается как-то организовать этот хаос у себя на голове.

— С завязанными волосами? — спрашивает она, стараясь не отвлекаться на наклон его плеч, теперь более заметных в этой полоске света.

Он качает головой, и она осознаёт, куда именно он смотрит. Краснеет, опуская взгляд на своё голое тело — смятые простыни собрались вокруг её талии.

— Ты постоянно видишь меня голой, — говорит она, борясь с желанием прикрыться. Драко, может, и сказал, что любит её, но он точно никогда не называл её красивой — и она задумывается о том, заметит ли он, что одна её грудь чуть больше другой. Заметит ли эту неуклюжую россыпь веснушек в ложбинке между ними. Ей интересно, беспокоит ли его то, что ей в этом смысле больше нечего ему предложить.

— Но мне никогда не удавалось рассмотреть, — говорит он, и ей снова кажется, что он читает её — так его взгляд скользит по её телу, не пропуская ни один дюйм голой кожи. Внутри неё поднимается волнение. А ей сейчас нельзя волноваться.

Поэтому она сглатывает, облизывает неожиданно пересохшие губы и заставляет себя спросить:

— И что ты думаешь?

Меньше всего она ожидала, что он усмехнётся.

— Ты знаешь, что я думаю, — тянет он, качая головой. Холодно. Пренебрежительно.

Она снова сглатывает, чувствуя, как это волнение внутри неё стремительно разрастается.

— Нет. Ты никогда мне не говорил.

Что-то новое проскальзывает в его взгляде. Его брови чуть вздрагивают. Он садится поудобнее, но сначала ничего не говорит.

А затем он выдыхает:

— Я показывал тебе, что я думаю.

Её пульс чуть подскакивает, но она всё равно ещё не удовлетворена. Она заставляет себя сесть ровнее и надавить ещё раз.