— Здесь, на самом деле, не менее двадцати записей с просьбами о лекарствах против боли. С просьбами, на которые отвечали отказом без объяснений, что позволяет мне предположить, что никто особенно не беспокоился о благополучии мистера Малфоя. Здесь нет представителя от Св. Мунго, чтобы обсудить это с ним, поэтому на этом я остановлюсь. Но мне любопытно, — она оглядывает практически всех членов Визенгамота. Неожиданно чувствует себя сильнее. Осознаёт правильное направление. — кто-нибудь из вас изучал Тёмную Метку? В деталях? Вы знаете, что это такое, конечно — но кто-нибудь из вас имеет хотя бы малейшее представление о том, что она делает?

— Постарайтесь следить за своим тоном, мисс Грейнджер, — Бербидж предупреждает её со своего подиума. — у Вас нет права изображать профессора.

— Не профессора, — говорит она. — Нет, на самом деле, этого нет в школьной программе. Об этом не говорят. — она решается обернуться — посмотреть на Малфоя. Его взгляд туманный. Мутный. Но, тем не менее, он смотрит точно на неё. — просто все знают, что я вечно хочу всё знать. — она заставляет себя снова посмотреть вперёд. — и я хотела узнать об этом.

Она начинает ходить по залу, стараясь вспомнить всё, что когда-либо читала об этом.

— Тёмная метка — это очень интуитивное заклятие. Она ведёт себя так, будто у неё есть свой собственный разум. Как симбиот. Некоторые люди считают, что она даже чувствует намерения своего хозяина. И мне сложно с этим спорить после того, как я видела, что она делала с мистером Малфоем. Его Метка атаковала его. Физически. Сжигала его изнутри. В его записях это подтверждается. Постоянная, ежедневная, мучительная боль. Скажите — зачем бы тёмной магии атаковать такого же тёмного человека?

Она на мгновение замолкает, позволяя этой мысли проникнуть в умы зрителей. Позволяет себе взглянуть на Гарри, и его кивок наполняет её смелостью.

— Мне кажется, что Тёмная Метка почувствовала изменение позиции Малфоя. Она почувствовала в нём свет и атаковала его, словно вирус.

Член Визенгамота поднимает руку. Пожилая ведьма в очках с шестиугольными стёклами.

— Разве Пожиратели Смерти не воспринимали получение Метки как большую честь? Как повод для гордости?

Гермионе практически хочется поблагодарить её. Это сразу подводит её к нужному выводу.

— Вы правы. Вы совершенно правы. Поэтому — Вы должны задуматься. Зачем бы гордому Пожирателю Смерти пытаться срезать её с тела?

Шумного шёпота, что разносится по залу, достаточно, чтобы понять, что почти никто из них не знает об этом. Воодушевлённая, она разворачивается и подходит к клетке Малфоя.

— Мистер Малфой, пожалуйста, покажите членам Визенгамота Вашу руку.

Он хмурится — и она вспоминает слова Нарциссы.

Он сам против себя. Он не сможет Вам помочь.

Она смотрит ему в глаза.

Ты поможешь мне. Чёрт возьми, ты поможешь мне.

— Сделай это, — тихо рычит она. Так тихо, чтобы больше никто не услышал. — или я сделаю это за тебя.

Он шипит что-то себе под нос. Ей не расслышать. Затем он вытягивает руку вперёд, засучивает рукав своей мятой рубашки. Она отходит в сторону, чтобы они увидели.

Ровный белый шрам, ведущий от его запястья к локтю.

Она получает только пару вздохов в качестве реакции, но продолжает давить.

— Мистер Малфой прибег к таким решительным мерам; пришлось удалить все живые ткани с его руки. Он ничего не чувствует.

Малфой снова натягивает рукав и откидывается спиной на заднюю решётку клетки.

— Пожалуйста, скажите мне, — говорит она, разворачиваясь. — какой гордый Пожиратель Смерти скорее потеряет чувствительность в руке, чем сохранит эту великую честь?

Бербидж шумно вздыхает.

— Как долго Вы намерены обсуждать этот момент, мисс Грейнджер?

Этот вопрос заставляет её с силой стиснуть зубы.

— Двигаемся дальше.

Она снова ловит взгляд Гарри, прежде чем продолжить просматривать дневник — он что-то говорит одними губами.

Сделай это.

Его губы снова и снова повторяют эти слова.

Нет, думает она. Пока нет. Пока мне действительно не придётся.

Вместо этого она ныряет обратно в дневник — читает вслух каждую запись, которая, по её мнению, хоть немного показывает его человечность. Читает о том, как он закрыл её от Боггарта. Рассказывает о его собственном Боггарте, несмотря на то, что он что-то шипит сквозь зубы за её спиной. Описывает в деталях, к своему собственному стыду, как он и его факультет приняли её, когда ей больше нигде не были рады. И она чувствует себя так, будто показывает всем их грязное бельё.

И тем не менее, она продолжает. Даже если она понимает, что бьёт дохлую лошадь, она надеется — ещё надеется — что этого будет просто слишком много и Визенгамот уже забудет всё, что говорил Захария.

Она занимается этим примерно полтора часа. И Бербидж постепенно закипает.

— Это всё, мисс Грейнджер? — наконец говорит она, перебивая рассказ Гермионы о предвзятости профессора Хавершим. — поведение мистера Малфоя в течение последнего семестра? Это всё, о чём Вы хотите поговорить? Потому что если Вам больше нечего добавить, то я бы сказала, что нам пора перейти к обсуждению.

Она сглатывает слюну, скопившуюся во рту. Бросает взгляд на Гарри, хотя и так знает, что увидит в его глазах.

Сделай это, проговаривает он одними губами, широко распахивая глаза. Сейчас.

Она на мгновение закрывает глаза, слишком хорошо чувствуя спиной взгляд Малфоя.

И затем она достаёт флакон — то маленькое оружие, которое либо спасёт его, либо уничтожит.

— У меня есть еще кое-что, — она поднимает его вверх. Показывает всем. — это воспоминание Нарциссы Малфой. Его матери.

— Грейнджер, — неожиданно говорит Малфой. — нет. — и её пульс подскакивает.

— Тишина, мистер Малфой, — огрызается Бербидж. Она щёлкает пальцами. — передайте его охраннику. Мы должны убедиться в том, что оно не поддельное.

Она не знает, почему это заставляет её нервничать.

Нарцисса точно не стала бы рисковать и подделывать его. Нет. Нет, она бы не стала.

Но рука Гермионы всё равно дрожит, когда она передаёт флакон охраннику.

Он использует чары, о которых она почти ничего не знает, и Бербидж наклоняется вперёд, чтобы посмотреть на свечение, которое начинает испускать флакон. Сначала белое, затем бледно-голубое.

Гермиона медленно выдыхает.

Разочарование на лице Бербидж даёт ей понять, что всё в порядке.

На то, чтобы установить министерский Омут Памяти в центре зала, уходит около десяти минут. Он достаточно большой, чтобы можно было показать воспоминание всем присутствующим — такие всегда используют в суде. И Гермиона начинает паниковать, когда осознаёт — ей нужно будет вести себя так, будто она его уже видела. Словно она знает, что скрывается в этом облачке голубого дыма. Все будут смотреть на неё.

Насколько бы это её ни шокировало, ей придется это скрыть.

И она никогда не была в этом хороша.

Гермиона выпрямляет спину, сжимает руки в кулаки и готовится к худшему. Бербидж кивает охраннику, и он опрокидывает содержимое флакона в массивную чашу.

Несколько невероятно долгих секунд воспоминание кружится в воде — окрашивает её в чёрный. Затем, вырвавшись из неё, вверх поднимается мутное изображение — и воспоминание Нарциссы воспроизводится, словно на маггловском проекторе.

Гермионе сразу приходится скрыть ошарашенный вздох.

Потому что она смотрит на себя. Лежащую на мраморном полу, холод которого она до сих пор не забыла. И она слышит свой голос. Свои крики.

Членам Визенгамота явно некомфортно наблюдать за тем, как Беллатриса пытает её.

Она не думала, что ей однажды снова придётся пережить этот момент.

Её крики эхом разносятся по залу, звучат до невозможного громко — но недостаточно громко, чтобы заглушить голос Малфоя.

— Остановите это! — рычит он из своей клетки, и Гермиона чувствует, как внутри неё всё сжимается. — прекратите! Остановите это!

— Силенцио, — Бербидж спокойно накладывает заклинание, не отводя взгляда от изображения в воздухе. Крики Малфоя обрываются.