— Ты мне должна, Грейнджер, — зашептал он, вжавшись в неё бедрами, чтобы Гермиона сразу поняла, о чём шла речь.

Из страхов в арсенале Гермионы имелся и такой: она боялась оказаться в закрытой наглухо комнате наедине с ним, потому что не убежать и не скрыться. Сейчас же у неё было много возможностей, чтобы уйти, убежать отсюда. Но Гермиона не пользовалась ими и по праву могла бы получить звание в духе «мазохистка с пониженным инстинктом самосохранения».

К черту всё.

Она развернулась в крепких объятиях и встретила лицом к лицу своё неминуемое поражение.

— Мне больно, — тихо сказал Драко и протянул руку к её шее. Провёл пальцами по подбородку, спускаясь вниз, чтобы сжать, отомстить и притянуть ближе. — Просто помоги мне…

«Пожалуйста» так и осталось неозвученным. Гермиона мягко обхватила его лицо ладонями и притянула к себе. Вот так, прямо здесь, идеально совпадая.

Всё происходило невероятно быстро. Гермиона чувствовала, что падает, тормозит спиной о мягкую обивку матраса. Глухо застонала от секундной боли, процедила сквозь зубы проклятия, но замолчала, прерванная сухими губами Малфоя. Грубые пальцы сжимали её бёдра, словно хотели, чтобы кожа собралась мелкими морщинками, как смятая простыня.

Она разорвала поцелуй, вскрикнув от боли. Драко отстранился, посмотрел на неё с непониманием, а после опустил взгляд на её ноги и обомлел.

— Что это? — он коснулся синяков, кровавых гематом на гладкой коже. — Что ты с собой сделала, Грейнджер?

Он зол? Расстроен?

— Мне тоже больно, Малфой, каждый грёбаный день! Это всё ты, это про тебя…

Есть неудобные люди.

Вот и они были парой крайне неудобных друг для друга людей. С болью, которая разделилась на двоих.

Драко по-садистски оскалился. Оперевшись на одну руку, другой задрал юбку ещё выше, чтобы приблизиться к этим синим кляксам. Прикусив истерзанную кожу, он сразу же покрыл место укуса россыпью осторожных поцелуев — и ещё, и ещё, по-новой.

— Боже, Малфой… — тихо простонала Гермиона. Откинувшись на подушку, она шире развела ноги, чтобы дать ему больше пространства. Им не стоило терпеть. Только не сейчас, после всех ожиданий.

Он оторвался от её бёдер, посмотрел в глаза, словно что-то в них искал, и вдруг произнёс:

— Это всё из-за омелы! — оправдал он свою страсть.

— Да, — согласилась Гермиона. — Будь она проклята…

Грейнджер казалось, что хуже всего то, что она не могла обвинить Драко в происходящем, были виноваты оба.

— Раздевайся…

Что-то в этом приказном тоне заводило её. С Эриком всё было не так. Он был нежен. Но от Драко не стоило ждать ласки, и, наверное, для неё так лучше. Гермиона смотрела ему в глаза, перебирая пуговицы одну за другой, а сердце молило о пощаде, просило остановиться. Она стянула с себя рубашку, швырнув её на пол и зная, что Драко не отводил взгляда. Её живот, руки, грудь. Она вся изуродована собственной болью. На ней не было бюстгальтера, потому что сковывать эти раны было бы слишком.

Малфой бросился на неё как голодный зверь. Прижав её своим телом сверху, кусал за губы, скользил руками только по самым тёмным синякам, чтобы больнее. Чтобы жестче. Идеальный каратель. Гермиона обхватила бёдра Драко ногами и выгнулась. Ногтями царапала его тело, всё, до чего могла дотянуться. Это было похоже на убийственный танец — терзать друг друга, пока один из них не сдастся.

Малфой втиснул руку между их телами, чтобы спустить пижамные штаны и после оттянуть её трусики. Он не заботился о том, чтобы раздеть её полностью, потому что не мог больше ждать.

Ей нравилось наблюдать из-под полуопущенных ресниц, как именно он терял контроль: мгновенно, всё ближе и ближе к бездне. Его кожа словно горела, внутри — раскалённые угли, всепоглощающее пламя, настоящая лава. Нахер! Нахер всё. Гермионе хотелось дальше, ниже, выше и глубже, в беспорядке эмоций она желала, чтобы огонь поглотил её. Это желание концентрировалось в одной пульсирующей точке внизу, завязывалось в тугой узел и требовало освобождения.

Тишину, после сбившегося дыхания, нарушил первый сдавленный стон. Драко в ней. Он не церемонился, желая получить своё. Толкаясь в неё со всё ускоряющимся темпом, Драко кусал кожу на шее Гермионы, обжигал своим дыханием, сжимал задницу, теснее прижимая к себе.

— Трогай себя, грязнокровка!

Слова — будто брызнувший яд. Она точно сошла с ума.

Потому что подчинилась. Знала, что он не будет стараться ради неё. Ей нужно сделать всё самой.

Рука скользнула вниз, туда, где сейчас, казалось, сосредоточились все её нервы, чувства и желания. Гермиона застонала, вторя бешеному темпу Малфоя. Её сознание, будто подхваченное ветром, беспорядочно металось, и лицо Драко, и весь мир теряли чёткость. Напряжение внизу живота становилось невыносимым, нутро словно сжалось в один вибрирующий комок, и Гермиона чувствовала, что вот-вот сорвётся с обрыва.

— Я ненавижу тебя, Грейнджер, — сдавленно процедил Малфой, закатив глаза.

— Я… я тоже …

Она не знала окончания своей фразы. Ненавидела его — или себя — за то, что её сковала сладкая судорога оргазма, волнами расходившаяся по телу, за то, что мышцы плотно сжимались вокруг его члена. За то, что чувствовала, как Малфой кончал прямо в неё, не заботясь ни о чём.

***

Гермиона спала без снов. Ей даже не пришлось, в который раз, просить мадам Помфри о зелье «сна без сновидений», как она делала неоднократно. После секса Гермиона оделась и ушла, не проронив ни слова. Она направилась прямиком в душ, смывая с себя следы преступления. Тёрла мочалкой до крови и хотела бы стереть с себя всю кожу до самых костей, чтобы уничтожить всё, чего касались чужие руки и губы. И его запах, и самого Малфоя.

В первую очередь она позаботилась о том, чтобы наложить на себя противозачаточное заклятие, которое помогло остановить всё то, что могло бы в ней начаться.

Отвратительно.

И что самое ужасное, ей стало лучше. Гермионе не хотелось терзать свою кожу наказаниями, не хотелось делать больно, потому что какая-то часть её была удовлетворена. Проклятие омелы замедлилось, получив свою дозу садистской близости.

Неделя прошла сносно. Всё вернулось на круги своя. Малфой игнорировал её, точно так же, как и она его. Была лишь одна попытка посмотреть в его сторону на ужине, но кончилось это тем, что Гермиона успела вовремя отвернуться, прямо перед тем, как он захотел посмотреть на неё. Что это? Телепатия или обреченность чувствовать друг друга?

В пятницу, на последнем уроке зельеварения, Гермиона пришла в класс первой. Сегодня был смежный урок с другими факультетами и лекционные парты были длинными, рассчитанными для большой аудитории. Заняв место, девушка принялась за последнюю пройденную главу учебника, чтобы повторить прошедший урок. Скоро ученики начали заполнять класс. Умение отстраняться от шума помогало Гермионе всегда, но не сегодня. Слева от неё громко уронили сумку прямо на пол.

Она обернулась, и сердце заколотилось с удвоенной силой.

Малфой молча сел рядом, достал учебник и пергамент. Он даже не смотрел в её сторону. Рядом с ним устроился Забини и завёл рассказ про грядущие рождественские каникулы.

Грейнджер решила пересесть, уже поднялась с места, но её запястье обожгло удушье холодной ладони.

— Сядь.

Гермиона замерла. Хотела что-то ответить, вырвать руку из заточения, но не успела. В класс бесшумно вошёл Снегг, и все затихли.

— У вас какое-то объявление, мисс Грейнджер? — спросил профессор, лениво вскинув бровь в ожидании ответа.

— Нет, сэр, — она села на место. Ей пришлось.

В кабинете зельеварения всегда было прохладно, но Гермиону душил жар, не хватало воздуха. Она нервно подёргивала ногой, глядя на маленький циферблат своих часов. Время ползло нахально медленно, вселенная явно издевалась над ней. Грейнджер даже пошевелиться боялась, потому что расстояние между ней и Драко было ничтожно малым. Одно движение — и она почувствует его плечо.

Кончик пера скрёб пергамент, она старалась записывать лекцию и ни чем не выдавать своих истинных чувств. Но кое-что заставило её вздрогнуть. Брови поползли вверх, потому что матьего Малфой накрыл её бедро рукой и с силой сжал его. Знал, что под длинной юбкой спрятаны синяки. Знал, куда бить.