— Мы должны разбить проклятье, покончить с ним! — его ненависть выплёскивалась на Гермиону безобразными кляксами. — Потому что это невыносимо, видеть тебя…

Драко пришлось притянуть её за подбородок к себе, чтобы она наконец-то взглянула на него с таким же омерзением, с каким он смотрел на неё. Он дышал драконом, горячим дыханием прямо в лицо Гермионы, прежде чем нагнуться вперёд и прикусить её нижнюю губу, чтобы услышать такой прекрасный для него звук боли, вырвавшийся из уст грязнокровки. Малфой отстранился. В глазах Гермионы застыли слёзы. Он ждал, когда хоть одна из них сорвётся вниз, и когда это произошло, он взглядом проследил за слезинками, которая остановилась у уголков губ, где расцветала алая капелька крови.

— Иди до конца, ублюдок!

Он впервые слышал в её голосе храбрость. Она жжется сильнее. И этого достаточно. Дракон летит вперёд, вторгается в рот и не чувствует сопротивления. Грейнджер поддалась и поцеловала в ответ. Они оба сорвались на стон. Малфой жевал её тонкие губы, всасывал маленький язык. Она зажмурилась. Гермиона не выдержит, если откроет глаза, чтобы увидеть в них, насколько он сдерживал себя, целуя грязнокровные губы только ради того, чтобы разорвать проклятие. Грейнджер до боли обидно. Она отпихнула его, и тишина башни заполнилась их сбившимся дыханием.

Драко потянулся к своим губам, пальцем стерев её кровь, и на секунду задержался на тёмном смазанном пятне на своей руке. Он поморщился.

Они молчали, и тишина между ними — выстраданная, вымученная. Он хотел вытрахать её упреками и оскорблениями, но по итогу слова так и остались вариться в нём. Не дать выход яду, значит самому сдохнуть от него.

Жёсткие, твёрдые шаги терзали слух.

Он ушёл.

Драко — дракон, сжигающий всё до основания. И за это ему ничего не будет.

Первая ощутимая судорога свела ноги. Гермиона повалилась вниз, разбив колени. Малфой разрушил проклятие между ними, скрепив поцелуем, сделал жертвоприношение рубиновой омеле.

Но какой ценой?

========== Часть 5 ==========

Комментарий к

“Арресто моментум” - вербальная формула неких чар, которые притормаживают падение объекта, смягчают его посадку с большой высоты.

Обратный отсчёт начался сразу, как только она вернулась домой. Что-то ей подсказывало, где-то там, внутри, на самых дальних полках сознания, что ничего не кончено.

Они с Малфоем не разорвали проклятие. Стало только хуже, потому что Гермиона не могла думать ни о чём, кроме него. О длинных пальцах Драко, которые держали её подбородок, о холодном взгляде, который доставал до самого нутра, о его сухих губах. О его чёртовых губах, которые терзали её рот.

Лето было ужасным. Глупо было бы отрицать, но Гермиона хотела поскорее вернуться в Хогвартс, высказать ему всё, что сейчас в ней горело. Грёбаный Драко Малфой жил в ней. Она словно ощущала его под кожей, будто сухой песок застревал в венах. Но в ней не было столько храбрости, чтобы признаться — мысли о нём успокаивали.

Гермиона ненавидела себя за это. Наказывала. Каждый раз, когда его образ появлялся в подсознании, девушка до боли щипала себя за руки, выкручивая кожу как тонкую ткань. Через неделю багровые гематомы пришлось прятать за длинными рукавами. Ей становилось проще не думать. Будто так можно было замолить грехи, физически каясь своими ранами.

На ужине в Хогвартсе, после приезда учеников, по столам начали разноситься новости.

Малфой заболел.

Слово за слово, новость обрастала новыми подробностями. Гермионе хотелось заткнуть уши, наложить на всех Силенцио, потому что это было невыносимо. Она чувствовала жар внутри каждый раз, когда откуда-то доносилось его имя.

В этот же вечер Грейнджер стояла на пороге комнаты профессора Макгонагалл. Робко постучав, девушка с силой ущипнула кожу на руке. Боль помогла справиться с мыслями.

Старая волшебница показалась из-за двери и мягко улыбнулась своей ученице.

— Я заварю нам мятный чай, проходите, Гермиона.

У Минервы оказалось довольно уютно. Небольшая гостиная и маленький коридор, очевидно, ведущий к спальне. Жёлтый заварной чайник взлетел вверх и наклонился, наполняя чашки. Аромат напомнил Гермионе о доме, мама тоже любила пить чай с мятой. Это немного успокоило, и она решила сразу перейти к делу.

— Профессор, я бы хотела отказаться от значка старосты, — выпалила девушка, отпив немного чая. В горле было сухо.

Женщина на секунду нахмурилась, но потом покивала, будто соглашаясь.

— Могу я предположить, что это связано с Драко Малфоем?

В точку.

— Мне больно…

Макгонагалл подалась вперёд и в успокаивающем жесте положила руку на плечо Гермионы.

— То есть… — замялась Гермиона, — я думаю, что это всё из-за омелы…

— Рубиновой омелы? — тут же вставила профессор. Грейнджер замерла, уставившись на неё. Женщина поспешила объясниться. — Мы с Дамблдором хотели вызвать вас завтра для разговора. Но вы решили сами зайти ко мне.

— Вы что-то знаете об этом?

— Ваша ситуация с мистером Малфоем произошла впервые. Раньше омела так не поступала.

— О чём вы, профессор?

Макгонагалл с сочувствием вздохнула.

— Много сотен лет назад здесь училась Мираэлла Гэлвуд. Лучшая в школе ученица того времени. Ей удавалось преуспеть во всём, для неё были открыты все двери, кроме одной — любовь. Она любила скрытно, безответно. И однажды, в силу своей гриффиндорской храбрости, Мираэлла решилась рассказать о своих чувствах довольно оригинальным способом. Она создала рубиновую омелу, взяв её за основу как символ, приносящий вечную любовь. И в день святочного бала она с нетерпением ждала, когда же омела появится над ней и её возлюбленным. Но ничего не происходило. И как только Мираэлла собралась уходить, взяв под руку своего друга, они услышали звон. «Рубины поют только для истинных» — такими были её слова прежде, чем она закрепила сделку с омелой поцелуем. Никто не знает, почему и как омела выбирает пары, но рубины звенят редко, иногда проходят десятилетия. Но неизменно после звона омелы молодые люди становились парой, — она посмотрела на Гермиону, — все, кроме вас…

— Потому что это невозможно! Мы ненавидим друг друга! Он… он… — Грейнджер запнулась, подбирая слова. — Малфой конкретен в причине ненависти ко мне.

— Поэтому ему сейчас плохо.

— Это правда? Он заболел? — девушка вновь обожгла свою руку наказанием.

— Директор вчера получил сову от Люциуса Малфоя. Драко в больнице Святого Мунго, — Гермиона округлила глаза. «Неужели всё настолько плохо?», подумала она. — С имеющимися ресурсами мистер Малфой может позволить себе нанять лучших целителей и колдунов, чтобы те вытащили из его сына осколки, которые взорвались над вашими головами.

— Вы полагаете, это всё из-за них? — она нервно повела плечом, вспоминая, как крошечная пыль впитывалась в кожу. — Мне тоже стоит готовиться к этому? Я заболею?

— Я так не думаю. Вы не отрицаете… кхм… Скажем так, мистер Малфой всеми силами пытается отстраниться от того факта, что вы предначертаны ему судьбой.

— Это полная чепуха! — выкрикнула Гермиона. Её начала пробирать дрожь.

— К сожалению, это правда. Омела не меняет судеб, не внушает влюблённость, а лишь подсказывает, знаменует то, чего не избежать. Даже если бы в тот вечер она не зазвенела над вами, вы бы всё равно оказались вместе в будущем. Но, повторюсь, раньше омела так не поступала, и неизвестно, как она себя проявит. Лучшим решением для вас обоих было бы смириться и принять свою участь…

Возвращаясь в общежитие, Гермиона мысленно прокручивала разговор с Макгонагалл. Услышать о своей будущности было для неё шоком.

Она посмотрела на свои истерзанные руки в уродливых синяках и сравнила; определенно — Драко сейчас было тяжелее. Он всеми силами пытался отстраниться от предсказания омелы, и та всеми силами наказывала его. Что будет дальше? С ними? Гермиона не представляла, как он мог быть рядом с ней в качестве любимого. Это просто невероятно. Противоестественно.