– Ах, так?! Сделайте мне арену! Арену цирка! Вы будите драться между собой как гладиаторы! Победитель получит свободу и… Фак!

Все расступились, оставив место для поединка. Пленницам перевели смысл моих слов и выдали по тростниковому щиту, металлическому ножу и копью.

Как звери, единоборцы приняли угрожающие позы и стали кружиться по арене, не сводя друг с друга глаз, ища слабое место партнера. Гневный взор и жажда победы испугали даже меня.

Удары копьями и мертвая хватка за неухоженные, длинные волосы, остервенелые вопли взбудоражили толпу. Толпа орала, подбадривая ту или иную соперницу, успешно нанесшую противнику удар. Гретта завалила американку, вынула нож и размахнулась.

Не выдержав, я буквально впрыгнул на арену и выбил из руки немки нож.

Гретта обмякла и громко разрыдалась, стоя на четвереньках над поверженной Кесиди.

Их растащили в разные стороны.

Вечером ее, помытую и одетую в новую набедренную повязку из брезента, тихую и податливую, привели ко мне во дворец. Я выполнил свое обещание под неусыпным взором телохранительниц. Она была нерешительна, но темпераментна и жадна.

Индивидуальной свободой объезженная смутьянка пренебрегла, оставшись жить среди моего свободного народа.

Вокруг скалы-резиденции выросло много отдельных домиков, сложенных из камня и тростника. Плодородные земли были разделены между моими приближенными, рабы отпущены на вольные поселения и отличались от свободных граждан лишь тем, что не имели собственных угодий, а трудились на хозяина земли, получая за это незначительную часть урожая для пропитания. Некоторые граждане, посвятившие себя морю или охоте, вели натуральный обмен, но часть провизии отправляли ко мне в казну. Удельные князья, в свою очередь, так же, по договоренности, пополняли мои запасники, кормя меня, охрану и детей.

Дома отличались разительно. Кто-то построил скромную лачугу, приспособив под веранду бывшую бамбуковую клетку для рабов, а кто-то выстроил чуть ли не замок. Мое же верхнее жилище было благоустроено силами всего народа и, относительно городских строений, походило на настоящий дворец.

Моим указам подчинялись все беспрекословно. Строптивые наказывались моими преданными слугами, живущими во дворце, которые, всячески ухаживая за мной, угождали любой моей прихоти.

Особой степенью моего благосклонного отношения к тому или иному вассалу было доверие ему провести церемонию пострижения бороды Нашей царственной особы. Это было верхней степенью награды, чего удосуживались единицы.

Народ был счастлив.

Американка Кесиди оказалась весьма изобретательной девицей. Как только ее отпустили из рабынь, она тут же отправилась на охоту и откуда-то, одна, приволокла огромную морскую черепаху, выменяв за которую множество продуктов и кусок земли, взялась за строительство хибары.

Через некоторое время у нее был налажен процесс изготовления глиняной посуды, обожженной в печи, так необходимой в хозяйстве. Это дало ей возможность в скором времени набрать, путем обмена, большое количество съестных запасов и нанять на строительство и расширение производства своих любимых азиаток.

Хозяйство Кесиди крепчало, количество земли увеличивалось и настал день, когда она стала самым богатым человеком на острове, но без власти.

Огромный дом у подножия скалы и солидная часть лужайки принадлежали Кесиди.

«Еще немного, и подъем на скалу будет ее собственностью, – думал я. – Как бы прекратить рост этого монстра?»

Стали ходить слухи, что в цехах Кесиди вырабатывалась уже не только посуда, а что-то более грозное, способное подчинить себе весь остров. Это были глупые разговоры, но я-то знал, что бо́льшая часть населения уже работала на нее. Она их кормила, а значит, они были на ее стороне. Грозный соперник не давал мне покоя ни днем, ни ночью. Угроза переворота или войны вновь предстала передо мной неизбежной явью.

Зачастую сельские труженики уходили в цеха Кесиди на заработки, ставя под угрозу пополнение запасов продовольствия. Стервоза явно осознавала что делала. Она подрывала мою власть, и я был не в силах справиться с Кесиди.

Критический момент настал в сезон дождей. Мобилизовав все верные мне силы, я объявил войну владыке противного мне княжества.

Ночью дождь лил как из ведра. Сальные фитили еле теплились. В глубоком раздумье в одиночестве я возлежал на своем ложе.

В глубине пещеры метнулась чья-то тень. Вечером я приказал никого до меня не допускать и поэтому был немного удивлен.

Тень выросла, загородив ближайший светильник, и напугала меня.

Передо мной стояла, красиво сложенная, длинноволосая Кесиди. Капельки дождя изумрудами блестели на ее загорелом совершенном лице. Как она могла пройти столько кордонов охраны, было непонятно, но холодок страха и обиды прокатился у меня внутри.

«Это покушение», – мелькнуло у меня в голове.

Оружия рядом не было.

Готовый гордо принять смерть, я поднялся во весь рост, сбросив с обнаженного тела брезентовую накидку.

Кесиди, как кошка, бросилась на меня, сбив с ног, стала меня целовать, обнимать и буквально ввинчиваться в мою плоть. От такого темперамента и близости ни разу не опробованного тела у меня закружилась голова и я отдался во власть всепоглощающей страсти любви, пока не затих от изнеможения.

Кесиди собрала свою одежду и так же тихо исчезла, как и появилась.

Тайная связь продолжалась несколько недель. Это и был ответ на объявление войны.

Ослабление контроля за рабочими со стороны Кесиди, боязнь войны и раскрытие тайны взаимоотношений между нами, подняло рабочих и крестьян на бунт.

Погромив дома, мастерские и поля, они объявили, что сами будут решать, кто будет управлять процессами производства и распределения, сами будут решать с кем, когда и сколько я буду жить.

С этими лозунгами они ринулись штурмовать мое плато.

Чувствуя надвигающуюся опасность, Кесиди осталась у меня наверху. Сочувствующие революционерам были изгнаны вниз.

Поставив мощную охрану, отбив атаки, я опять оказался в осажденной крепости. Но, на сей раз, мои тылы были намного крепче. Запас провианта можно было растянуть на год.

Безуспешные атаки и штурмы периодически повторялись, не давая нам спокойно налаживать быт в новых условиях. Маленькие дети восставших беспризорно копались на улице в грязи. Их мамаши рыскали по разрушенным и разбитым домам в поисках пищи. Обобществленное производство не пошло. Никто не хотел работать, считая, что должен работать кто-то, но не он.

Запасенные продукты были быстро съедены, рисовые поля вытоптаны и заброшены, плодовые деревья вокруг поляны были почти полностью уничтожены. Их не обирали аккуратно, как раньше, а нагибали к земле, обдирали, забравшись всем стадом, и бросали в безжизненном состоянии. Внизу творился беспредел и воровство. Благодаря своей силе или подкупу группы одичавших людей, появляющиеся вожди держались не долго.

Наблюдая сверху за деградацией общества, я должен был срочно принимать меры. Выждав несколько месяцев, я отправил с подарками вниз группу парламентариев. Проведя успешно переговоры, мы пригласили нескольких лидеров, во главе с англичанкой Элизабет, к себе и обсудили пути дальнейшего выхода из создавшегося кризиса. Был намечен разумный путь приведения в порядок экономики. Первое – это выбор всеобщего руководителя – президента, после чего планировалось восстановление армии, экономики и порядка.

Договорились, что каждая сторона выдвинет своего кандидата на пост президента.

В назначенный срок моей стороной на поляне были выставлены столы с нехитрой снедью, и пища раздавалась бедствующей стороне. Были разожжены костры, расстелены циновки.