Две сидящие девицы сначала на мои действия не обращали никакого внимания. Затем непонимающе взглянули на меня – мол, шута не заказывали и просьба не беспокоить. Однако, после очередных моих приплясываний и жестов перед «их величествами», нехотя дали мне возможность пробраться к заветному местечку.
Первым делом я решил пристегнуться ремнем безопасности, чтобы в дальнейшем не шевелиться и не мешать своим спутницам. Один конец ремня я обнаружил сразу, второй отсутствовал. Искоса, незаметно посмотрев на соседку, увлеченную беседой с подругой, я нагнулся между двух сидений в поисках второй части ремня, будто бы он мог валяться на полу. Но расстояния между креслами были такие незначительные, что я не рассчитав, оказалось, просунул свою голову между ног рядом сидящей спутницы, которые были широко расставлены, чтобы не упираться коленями в кресло переднего ряда… Красный как рак, я выдернул голову из соблазнительной бездны и, оскалившись в безобразной улыбке, брякнул:
– Пардон, – ничего другого в голову не пришло.
Девушка взглядом презрительно смерила мое убожество с головы до ног и, как ни в чем не бывало, продолжила беседу.
Но пристегиваться все-таки надо было. Полностью обескураженный я нащупал начало ремня, которое крепилось к креслу, и начал двигать руку по направлению к замку, не понимая, что рука моя шла прямиком под ягодицы девицы. Она, прервав беседу, с удивлением и негодующим интересом взглянула на мою персону, как смотрит строгая учительница поверх очков на школьника-идиота. На ее лице было написано: «Куда ты лезешь? Посмотри сначала на себя и сделай вывод».
И эта «змея» двумя пальчиками с длинными ногтями брезгливо взяла мою руку, словно грязную тряпку, и, не прилагая усилий, попыталась водрузить ее обратно на мою территорию. Я уже и сам, осознав, что творю, стал убираться восвояси, но судорога сжала ремень в кулаке, который мне не получалось отпустить, а так же я не мог остановить и движение руки к себе. Замок, на котором сидела красавица, видно зацепился за ее коротенькую юбочку и край юбки полез вверх, оголяя красивые, идеальные ноги так, что показалось все, что под этим кусочком материи находилось.
Девушка, вскипев, вскочила, выругалась, по-моему, матерно, на своем любимом языке, отшвырнула в мою сторону замок ремня и нагло задрала подол, чтобы посмотреть, не нанесен ли ущерб ее одеянию. При этом она открыла набор достоинств, находившихся ниже пояса – и красивую попу, и остальные места, откуда растут ноги. Мне показалось, что я вечность смотрел туда, пребывая в полуобморочном состоянии. Все было в порядке и девушка, опустив юбку, нервно села на место.
Трясущимися руками я долго не мог застегнуть замок, а когда мне это удалось, я наконец-то взглянул в иллюминатор. Передо мной простиралось широкое крыло самолета.
Полет проходил нормально. Стюардессы ходили между рядами и предлагали разнообразные напитки. Очень хотелось пить после нервных стрессов, но я боялся не то что бы повернуться в сторону прохода, но даже пошевелиться. Задница болела, спина ныла. Я тупо смотрел на крыло самолета, где на одной из клепок, как в припадке, трепыхался какой-то кусочек материи. Это и был объект моего внимания. А эти, две мои красивые стервы, выпили, наверное, и воду, и сок, и предлагаемый стюардессами виски. Я видел, кося от окна взглядом, как по салону ездила целая телега всевозможных напитков.
Мой организм, включая руки, ноги и голову, продолжал мужественно бояться.
Настал час обеда. Подошедшая к нашему ряду стюардесса настойчиво и вежливо обратилась ко мне:
– Икскюзми…
Я, наконец-то, повернулся в ее сторону, но не головой, а всем телом, как заржавевший железный дровосек. Тело было сковано от неудобной позы, в которой я просидел часа два, не шевелясь. И (ну как же мне не везет!) моя левая онемевшая рука опять случайно забралась под все ту же юбку, за что пришлось получить звонкую пощечину.
Стюардесса, немного сконфузившись, сделав паузу, продолжила что-то говорить, видимо, предлагая мне варианты блюд. Ее голос заглушался невероятным звоном от пощечины в правом ухе. Понимая, что надо что-то ответить, я начал беспорядочно нервно тараторить:
– Я, руссо, не понимаю! …э…э…фиш, – вспомнил я, – и бир, айн.
Соседка, опять же презрительно хмыкнув в мой адрес, ела что-то более вкусное, чем «фиш». Но мне, вероятно, в этот момент надо было покориться своей, такой нерадостной и нелегкой, судьбе.
Самое большое мучение настало позже. Через некоторое время соседки уснули, перегородив своими длинными ногами путь к проходу. А я, напившись пива, захотел писать, и сил не было терпеть. Стиснув зубы, я продержался еще минут двадцать, надеясь, что кто-нибудь из них так же захочет подняться по той же причине, но, видно, бесполезно было ждать. Я стал грубо елозить на месте, задевая спящую мучительницу локтями. Толку не было. Тогда я решительно встал и так же обреченно плюхнулся обратно. У меня стал мутиться разум.
В этот момент сильно тряхнуло самолет, и практически сразу в салоне зажегся яркий свет. Все пассажиры встрепенулись и открыли глаза. Неизвестно откуда в проходе появилась стюардесса и, улыбнувшись, громко, явно извиняясь, что-то произнесла. Люди стали застегивать спасательные ремни, а я, вместо этого, хватая открытым ртом воздух, буквально прорвался сквозь, не успевшие убраться с моего пути, ненавистные длинные ноги полусонных соседок, и ринулся по проходу мимо обескураженной такой выходкой стюардессы, и заперся в туалете.
«ЧП» не случилось ни со мной, ни с самолетом. Тряхануло его, вероятно, от воздушной турбулентности. Летчики были «на высоте». Мы летели по запланированному курсу.
Сингапурская земля встретила нас ярким солнцем и влажным горячим воздухом. По краям взлетного поля группками росли пальмы. Я, наконец-то, ступил на землю другой страны. Я сделал несколько шагов, ощущая себя тем достойным человеком, которого посылают в командировки за границу и что мне это будто бы не впервой, и что здесь я себя чувствую как рыба в воде.
На выходе из зоны таможенного контроля, в толпе, я увидел индонезийца с табличкой, на которой крупными латинскими буквами была написана моя фамилия. Это я прочитать сумел. Слава богу, нас встретили.
Никто не потерялся. Мы уселись в автобус и помчались мимо сооружений аэропорта, мимо изумрудных лужаек, мимо утопающего в зелени, огромного моста автострады.
По краям дороги росли огромные раскидистые деревья, а под ними невиданной величины кактусы. Как гигантские одуванчики, стояли высокие кокосовые пальмы вперемежку с веерообразными деревьями. Нас обгоняли блестящие автомобили и упакованные в кожу мотоциклисты. Неожиданно впереди показались сверкающие на солнце красивые здания небоскребов. Количество этажей считать было бесполезно. Одно стояло как лезвие изящного ножа, другие напоминали башни Манхэттена, которые я видел в кино. Все впечатляло и потрясало мое воображение. Это был Сингапур.
Гостиница, в которую нас привезли, находилась, как потом я узнал, недалеко от центра. Обслуга раскланивалась и улыбалась. Я думаю, все были обескуражены таким изобилием красивых девушек.
Момент расселения моих подопечных для меня оказался тяжким бременем. Не зная языка, я пытался контактировать с местной администрацией, объясняясь, где на пальцах, где неумелыми рисунками на бумаге. Вконец запутавшись, от безысходности я громко выругался, уткнувшись бестолковой своей головой в сверкающий зеркалами столб у административной стойки.
– Извините, – вдруг услышал я, – может, я вам смогу чем-нибудь помочь?
Вылупив глаза, я повернулся на нежный звук девичьего голоса и увидел перед собой одну из своих «овечек», и вдруг вспомнил, ни с того ни с сего, Сашкино определение.
«Чертовски красива, – подумал я, – значит, тоже стерва».
– А вы русская? – по-дурацки зачем-то спросил я.
– Да, нас в группе трое.
Девушку, как и всех русских красавиц, звали Маша.
Она действительно знала английский язык, но в пределах презентации себя. Однако этого хватило, чтобы разобраться в номерах гостиницы, получить ключи и понять, где будет завтрак и когда надо уезжать.