То, что я увидел, повернув голову, заставило ноги закостенеть, а руки, согнутые в локтях, съёжиться от судороги. Глаза разъедал жар, они скукожились, как фольга в костре. Лицо пронзил зуд. Багровые дорожки, оставленные на щеках, никогда не потускнеют.

Окружавшая её земля топорщилась болезненно – зелёными комьями. Четыре перекошенные ножки обвиты скользкой сияющей гадостью. В этой хлорированной белой комнате без запаха теперь стоял болотный смрад. Она выглядела как сгнивший пень в сердцевине ледяного куба. Мною было утрачено ощущение воздуха, бьющего в затылок из отверстия, через которое я попал сюда. Всё заполонили духота и нарастающий аромат погостного гноя.

– Стало гораздо хуже… – Фёдор поднял глаза к бледно-жёлтой лампе, царапая ногтем поверхность кушетки.

– Они стали агрессивнее? – Эдгар сместился на край табурета.

– Нет, но… – дыхание участилось, запястья упёрлись в стальные балки, – они стали громче.

– Покажи мне их ещё раз, – он уткнул наконечник ручки в угол пожелтевшего листа.

Фёдор забормотал:

– Я окружён ими, нет ничего, только они… садятся мне на голову… чёрные изогнутые, покрытые мехом крылья, хлопают по ушам. Твари залезают мне в рот, пьют кровь из языка. Проглатываю их одну за другой, жёсткие волоски шерсти липнут к стенкам гортани… Писк… этот писк как скрежет когтя по стеклу.

Эдгар кивнул и начал запись:

Пометка 132. Фёдор Стасовски, попавший в лечебницу год назад, по-прежнему одержим кошмарами о монструозных сущностях. Он описывает их как нечто схожее с летучими мышами. Однако Стасовски неспособен идентифицировать существ из видений. У пациента наблюдаются периодические скачки артериального давления, в промежутках между тремя и пятью часами утра. Два дня назад у Фёдора была выявлена аритмия (19 сентября 2009 года).

Менгеле окинул глазами запись и перевёл взгляд на Фёдора: он, успокоившись, ровно дышал, красный покров сошёл с лица, пот, стекающий по щеке, отражал свет прерывисто жужжащей лампы. Казалось, парень задремал.

«Он не должен был родиться человеком, кем угодно, но не человеком», – подумал Эдгар, разглядывая налитые гноем прыщи на лице девятнадцатилетнего Фёдора Стасовски. Электронные часы на подоконнике показывали четыре нуля. Эдгар достал блокнот из кармана, провёл пальцем по стальной спирали и принялся выводить буквы:

Пометка 133. Уже три часа я наблюдаю за ним. Тело Фёдора будто потеряло способность принимать импульсы, исходящие от мозга. Подобное уже случалось раньше, но обычно продолжительность «анабиоза» составляла от 5 до 20 минут. Я вынужден использовать термин «анабиоз» за неимением более точного описания данного состояния (20 сентября 2009 года).

Эдгар просунул ручку в кольца и спрятал блокнот, который он иногда называл «пэкпот», в карман вельветовых брюк. Встал, подошёл к выключателю около двери, щелчок – и в центре комнаты образовалось пятно света. Он несколько секунд стоял, не убирая руки от стены, повернув голову в сторону окна. Эдгар Менгеле всем нутром ощущал, что покрытый бельмом Божий глаз наблюдает за ним. Врач «оттаял» и вернулся на табурет. Он вновь погрузился в ту часть сознания, куда не пускал никого, кроме себя.

«Что, если он просто умер? – представилось ему вдруг. – Единственный пациент в практике, благодаря которому мои статьи о деперсонализации стали издаваться в твёрдом переплёте. Тысяча и одна причина ухаживать за мозгом – кажется, так он называется? Человек, привлёкший к этому гадюшнику, именующему себя «Сток», внимание всей Челябинской и столичной прессы, просто умер после очередного приступа. Наедине с недоучкой, которого тут же уволят, если о смерти Стасовски узнают газетчики». В какой-то момент Эдгар поймал себя на мысли, что слишком углубился в анализ жизни после смерти Фёдора и не заметил, как второй из четырёх нулей стал тройкой, а челюсть всё ещё обездвиженного юноши отвисла.

– Зеркало, – доктор второй раз за шесть часов встал с табуретки, шагнул в сторону комода. Достал круглое зеркальце из второго ящика, обошёл кушетку. Поднёс его ко рту Фёдора и замер. Об этом способе он узнал десять лет назад. Вечером, после изматывающей работы в огороде, его бабушка часто смотрела передачи о народной медицине, высказывая своё мнение о современных методах лечения: «Они только и тратят деньги, что на жужжалки да плацебо», – бурчала она. К двенадцати годам Эдгар смирился с бабушкиной паранойей. Мать часто отправляла его в деревню, говоря из раза в раз: «У меня выезд, и я не могу оставить тебя одного на три дня, солнышко». Она была репортёром. Но каждый раз, возвращаясь домой, Эдгар обнаруживал свежую сперму на своей простыне или съёжившиеся презервативы на дне ванны. Он никогда не спрашивал её об этом – знал, что соврёт.

Помутнение в центре зеркальца говорило, что Фёдор жив. Эдгар глянул на часы: 3:05 – и открыл дверь. Цементно-серая луна, подобно уличному прожектору, развеяла тьму в коридоре. Менгеле стоял в дверном проёме, всматриваясь вглубь прохода, куда не мог добраться «фонарь». Огромная перекошенная тень, которую он откидывал на стену, напомнила ему Человека в чёрном костюме из рассказа Кинга. Быть может, это Фёдор чувствует – тьму, в конце которой ждёт что-то бесформенное, что-то ощущаемое, но не осязаемое. Глубинный страх, самое чистое из всех его воплощений.

Психиатр мягкой поступью вернулся к табурету. Он не знал, как долго ему придётся просидеть здесь, но был твёрдо уверен, что обязан заметить любое движение Фёдора, будь то взмах ногой или шевеление бровей. Потому как знал простую истину, которая была чушью для его коллег. Эдгар был глух к их насмешкам и усвоил, что людей стоит разделять: на тех, кто лежит на кушетке, и тех, кто сидит около неё с блокнотом или диктофоном.

«Смогу ли я понять, что блокнот у него?» – вот вопрос, на который Эдгар не мог найти ответа.

Родилась 28 июня 1969 года в Мордовии, в семье первой народной мордовской сказительницы и основоположника мордовской профессиональной поэзии Ефимии Петровны и Ильи Петровича Кривошеевых (прабабушка и дедушка). Писать начала с детства, печаталась в местных газетах и журнале «Мурзилка». Много лет сотрудничала с журналом «Странник», автор книги «Добрые сказки», член Союза писателей России, автор ежегодной международной литературно-экологической акции «Литература и природа – рука об руку», акции «Живое сердце», посвященной бездомным животным, и ряда образовательных проектов.

В одном далеком королевстве жил-был король. И вот однажды проехал он по городу и решил, что настала пора делать в королевстве капитальный ремонт. А то приедет кто-нибудь в гости, а тут такой беспорядок. Сказано – сделано. Закипела работа.

А тем временем король соседней страны заскучал.

Чего только не делал, чтобы развеять свою скуку, – ничего не помогало. И тогда он решил: «А пойду-ка я войной на соседнего короля!».

Собрал войско и двинулся. Подъезжает к воротам города, а там табличка с надписью: «Королевство закрыто на ремонт». Вот незадача!

День ждал король с войском, другой ждал – не открываются ворота, ремонт идет.

– Хм, – хмыкнул король, – этак у меня весь воинственный пыл пропадет. Помогу-ка я ремонтировать королевство. Тогда ремонт побыстрее закончится, и я примусь за военные действия.

Постучал король в ворота, открыл ему человек в бумажной треуголке. Король предложил ему свою помощь. Человек в треуголке обрадовался и представился. Это и был король этого королевства. Дружно взялись оба короля за дело, а тут и войско подключилось. За два дня со всем управились. Все сверкает чистотой и свежими красками.

Настало время войну начинать. Только… что же это получается? Все, что делали, строили, опять рушить? Как же так?

– А нужна ли нам эта война? – спросил вдруг один из солдат.