Надин – хорошенькая, весёлая, с невероятно горделивым профилем. Большие голубые глаза и стройная фигура – вот и всё её богатство, правда, если не считать замка, который, возможно, для неё больше тяжкое бремя, чем достояние. Содержать этакое средневековое сокровище в наше-то время непомерно дорого! Но отец говорил ей, что замок – это семейная реликвия, историческая ценность, родовое гнездо, на что Надин лишь пожимала плечами, мол, гнездо так гнездо.
Тем более что Надин умиляла легенда – в замке живет призрак. Трогательная история. Рыцарь ушёл в крестовый поход, а возлюбленная осталась ждать его, но не дождалась – рыцарь погиб в борьбе с сарацинами за Гроб Господень. А неприкаянный дух невесты до сих пор блуждает по гулким лабиринтам замка и ищет любимого.
Спутник Надин – Андре под стать ей, с фигурой и лицом Аполлона, с пышной шевелюрой золотистых в лёгких завитках волос, само очарование. Они познакомились недавно на лекциях в Сорбонне, и каждый надеялся, что сегодняшний вечер будет иметь романтическое продолжение.
Подруги Надин – Мари и Люси – само совершенство: пышногрудые, статные, с мягкими линиями и красивыми изгибами. (Мужчины, даже слабо видящие, видя их, млели.)
Друзья девушек – Жан и Рауль – красавцы – горы мышц и минимум интеллекта.
На этом празднике красивых тел каким-то неведомым образом затесались двое: Сусанна и поляк Патрик – два гадких утёнка в стае прекрасных лебедей. Сусанна – худая до тошноты, с маленькими бегающими глазками и выдающейся вперёд челюстью. Вдобавок она ужасно картавит и шепелявит. Патрик – сутулый, худой, с неразвитыми плечами. Его близорукость, вероятно, позволяла видеть в Сусанне красавицу (это же спасало её от полного одиночества).
Замок сразу ожил – зазвенел весельем. Весь вечер гости пили, ели, танцевали, болтали, играли в карты, к одиннадцати парочками разбрелись по укромным местечкам…
В огромном зале со сводчатым потолком и витражными окнами Патрик, Сусанна и карлик-слуга играли в «Баккара» на раздевание. Сусанна проигрывала – она уже сидела в одних чулочках, трусиках и бюстье (хотя зачем оно там нужно, непонятно).
Карлик, как хищный зверек, посматривал на Сусанну. Он, как никто другой, был восприимчив к женской красоте, он боготворил красоту, восторгался ею, как чем-то недосягаемым. Но Сусанна вызывала у него совершенно другие чувства – отвращения и гадливости. Он ненавидел её. Почему? Да потому что она страшная, шепелявая, худая, и её тело не было так притягательно, как роскошные тела Люси и Мари. Для карлика эти двое были воплощением неземного счастья и необузданного желания обладания ими. Но ему никогда не видать их! И от этого он приходил в ярость и зло смотрел на Сусанну.
Карлика до глубины души задело, как по приезде Мари потрепала его по курчавой голове и небрежно бросила: «Как твоё имя, малютка?» Но, не удосужившись даже выслушать ответ зардевшегося от волнения карлика, направилась к Раулю и повисла у того на шее. Карлик зашёлся от злости и ненависти к Раулю, который вот так легко отвоёвывал у него внимание красавицы. Рауль обхватил Мари, она игриво хихикнула. А сердце карлика наполнилось ядом: Раулю такие женщины, как Мари, дарят любовь безотказно, им не нужно очаровывать и завоевывать красавиц.
«Если бы не её челюсть! – думал карлик, косясь на Сусанну, которая уже снимала бюстье. – А грудка ничего, хоть и маленькая. Но челюсть же у неё… челюсть!»
Как затравленный зверёк, чувствующий близкую развязку событий, он потел, сопел и бешено крутил глазками то на Сусанну, то на Патрика, словно проверяя его способность дать ему отпор.
Дать отпор Патрик уже не мог – он едва держался вертикально, постоянно заваливался на бок и пытался улечься на коленях у Сусанны. Та гневно возвращала его обратно, заставляя играть. Она бы играла до утра, лишь бы не оставаться с Патриком наедине – не хотела его. (Вот так! И такое бывает! Даже у дурнушек есть «хочу» и «не хочу»!) Она весь вечер сверлила глазами Жана, его спину, затылок. Рисовала в возбужденном мозгу себя в его ручищах и покусывала от ревности губы – Жан не отходил от красавицы Люси.
К тому моменту, как Сусанна осталась в одних чулочках и боролась за трусики, объект её вожделения Жан отправился с Люси за очередной бутылкой вина в погреб…
Жан и Люси
Они спускались по винтовой, словно вырубленной в каменной кладке, узкой лестнице. Если изящная Люси свободно проходила здесь, то Жану с плечами штангиста приходилось буквально протискиваться (идти боком).
С каждым поворотом становилось всё холодней, и усиливался затхлый запах плесени…
Через пару поворотов Жан и Люси оказались перед массивной, почерневшей от времени дубовой дверью с огромной ржавой скобой. Жан собрался с силами, навалился, но дверь неожиданно легко, без скрипа поддалась – открылась.
Высоко приподняв над головой фонарик, немного помедлив, он шагнул в подземелье. Осмотрелся – низкий, влажный от сырости сводчатый потолок, каменные плиты вместо пола, и стенная кладка из небольших валунов.
– Смотри, а Надин сказала правду – замок действительно очень старый!
– Похоже, эти каменюки еще от римских построек!
– Ого! Подвал какой огромный! Ты видишь? – Жан посветил в темноту подвала. – Всюду двери… двери… двери…
Подвал был огромный, и каждый шаг и малейший шорох отзывались в нём гулким эхом. Вдоль стен стояли бочки с вином, по центру стойки с пыльными бутылками. В центре дубовый стол, возле него две массивные скамьи, у стен несколько полок с деревянными мисками и глиняными кувшинами, и все это давно заросло серыми клочьями паутины. Настоящий средневековый подвал!
В углу, прислонённые к каменной кладке, лежали ржавые, затянутые паутиной доспехи рыцаря. Со шлема свисало погнутое забрало, держась лишь на одной позеленевшей заклёпке. Правой перчатки не было вовсе, а левая валялась у ног рыцаря.
– Доспехи рыцаря! Рыцарь, тот самый рыцарь!.. – захлопала в ладоши Люси.
– Какой?
– Надин рассказывала печальную историю о рыцаре и его невесте.
– Так тот ушел! А этот, скорее всего, другой… заехал к красотке, да так хорошо заехал, что здесь и остался! – загоготал Жан.
Ему жутковато завторило эхо. Люси вздрогнула.
– Мне кажется, что эти стены хранят страшные тайны! – прошептала Люси, широко раскрывая и без того огромные глаза.
– Ещё какие! – потянул Жан, заглядывая в пустое забрало рыцаря, и, выдержав в гнетущей тишине долгую паузу, мрачно прошептал: – И к этим ужасным тайнам прибавится ещё одна!..
Он повернулся и, глядя на нее, яростно сорвал с себя рубашку, расставил ручищи, сверкнул во мраке влажным глазом и задышал прерывисто… Он смотрел на неё как-то уж очень дико и яростно… Люси радостно взвизгнула. А Жан, схватив ее, сдавил в объятиях и поволок вглубь подвала, смёл с пыльного стола всё, что на нём находилось, бросил на него Люси, и, рыча, как дикое животное, принялся сдирать с нее одежду…
О, это было дикое, дикое животное! Не успела она даже охнуть, как он с рыком вошёл в неё… Она зацарапала ноготками его влажную спину, оставляя на ней красные полоски. Мурлыкала, рычала, как львица. А он, подхватывая ее мурчание рыком льва, доводил её до сладострастных обмороков. Люси извивалась, замирала, смеялась от счастья! Эхо тоже веселилось! И всё поглощающий жар разливался по их телам…
Сладостные стоны переходят в рев и возвращаются страшным эхом – дрожат стойки с шампанским, дрожат бутылки, и подвал наполняется всё нарастающим гулом… Стоны влюбленных сливаются в сладострастном крике, и эти звуки уже подхватываются и усиливаются мощным эхом – весь подвал сотрясают звуки страсти, вековое шампанское не выдерживает – и взрывается салютом… пш-ш-ш-ш!..
Сусанна
Сусанна проиграла и трусики! Пришлось снимать. А этого, как думается, ей делать не хотелось, к тому же к одной беде добавилась другая. Она чувствовала, как карлик похотливо сверлил её глазами. (Но женщин понять сложно! Очень сложно! Логика в поступках отсутствует!) Сусанна долго не решалась… но вдруг, привстав с дивана, она стала нарочито медленно снимать трусики… Вероятно, чтобы самой насладиться необычным зрелищем – карлик млел от её наготы.
