И упираться было возможно только словесно, сопротивление Грининой мощи было бесполезно.
— Да я же чувствую, что дрожишь как листик. Я не повезу тебя сразу домой, если ты об этом, ещё в кафе заедем, горячий чай выпьешь. — посмеиваясь, обнадёжил Мамонт, так и ведя меня к машине.
— Хорошо! — радостно согласилась.
Это даже и лучше. В уютном кафе шепну на ушко по секрету. Решила так, но в прогретой, урчащей как Кася машине, я расслабилась, распустила всех бабочек, и не дожидаясь местечка за столиком, призналась;
— Я тебя люблю. — так просто это сказала, потому что не сказать не могла, да и сомнения все растворились, как только мы сели в машину и Гриня накрыл своей курткой мои, как он считал замёрзшие ноги.
Он отвлёкся от выезда с парковки, обратив всё своё внимание только на меня.
— Кошка… — шепнул, быстро и с силой прижимая к себе, хрипло на ухо добавил, — Это взаимно. — от такого ответа я была слегка не в себе.
Что значит взаимно?
Я, конечно, понимала смысл и значение этого слова, но мне нужно было слово поконкретней. С трудом отстранившись от Мамонта, задала ему прямой вопрос глядя прямо в его янтарные глаза, хотя они казались в этот момент почти чёрными из-за плохого освещения в салоне Тундры.
— А ты? Ты тоже любишь меня? — вопрос звучал неуверенно в отличие от признания и дался гораздо сложней.
Гриня хрипло засмеялся, рукой скользнул на затылок, зарываясь тут же пальцами в волосы, отчего стало тепло и в положительном ответе сомнений не было.
— Кошка, моя любимая Кошка, я люблю тебя всем сердцем, безмерно и пожизненно. — и притянул меня к своим губам накрывая мой рот страстным, но наполненным нежностью поцелуем.
Гринина куртка скатилась в ноги, а я забралась коленками на кожаное сидение, чтоб быть ближе. Поцелуй всё не заканчивался, и в момент уже острой нехватки кислорода, отстранившись, почувствовала руку любимого на собственной груди. Когда успел пробраться под куртку и кофту? Неловко плюхнулась на задницу освобождаясь от ручищи, и спешно поправляя одежду.
— Что, если я тебя сегодня украду? Ты не против? С папой я договорюсь. — с нескрываемой радостью поинтересовался довольный Мамонт, аккуратно выезжая с парковки.
— Знаешь, на самом деле я не могу. Завтра же ужин и знакомство с родителями Андрея перед их с Викой свадьбой, надо подготовиться. Помочь. — врала и не краснела, активно оттряхивая поднятую Гринину куртку.
Да! И данное обещание папе тут вовсе ни при чём, я просто трусиха!
— Точно, у меня после твоего признания память отшибло. — хрипло посмеиваясь, Мамонт бросил в мою сторону горячий взгляд, и я его уловила, хотя всё ещё занималась спасением куртки от пыли и грязи.
— Что ты приглашён помнишь? — нарочито строго спросила я.
Не хотелось сидеть одиночкой среди парочек.
— Ну надо же, а Кошка оказывается шипеть умеет. — ехидно заметил Гриня, — Конечно, помню, в семь вечера буду.
К Вике соваться за советом в такое для неё волнительное время я не могла, а к Ленке просто не хотела. Мне вообще хотелось скрыть Мамона ото всех, уж больно жаркие взгляды на него бросают девицы. И уж если в Вике я была уверенна, что ей Гриня на фиг не нужен, то от Ленки предпочитала держать его подальше, даже не хвастаясь, что у меня появились отношения. Бережёного и бог бережёт, счастье любит тишину и тому подобное.
Ужин ожидался спокойный для меня, я так думала по крайней мере. Была уверенна, что папино внимание будет только к Вике и Андрею с его родителями, а мы с Гриней просто поедим за компанию и поедим.
Но папа всё решил по-своему. Между разговорами о том, как классно жить в Москве и хорошо бы родителям Андрея перебраться к нам, он решил и меня уж точно пристроить, неожиданно задав Грине серьёзный вопрос, вгоняя меня в краску.
— А вы молодой человек, когда собираетесь со Светой бракосочетаться? — подпёр свою пьяную голову рукой, чтоб точно смотреть в Мамонта.
— Пап ты чего? Про Москву же говорили. — усмехнувшись, занервничала, ведь речи о свадьбе не шло даже о Викиной и чего он про меня вспомнил?!
Меня это навязывание даже обидело и все, как назло, несмотря на подпитие и активный разговор замолчали, разом создав оглушительную для меня тишину. Все смотрели на нас. Я опустила взгляд, взяв в руку нож. Глупо пыталась в отражении на блестящем металле разглядеть степень своего покраснения. Красней, чем пожарная машина или всё же ближе к фламинго.
— Летом будет идеально. — пробасил Гриня, страстно сжимая под столом мою коленку.
— Этим? — спросил папа следом икнув.
У-у-у! Позор-то какой.
Я тяжело вздохнула и с трудом посмотрела на Мамонта. Хотела понять, он это серьёзно про лето или всё же по вынуждению моего отца определился.
— Естественно. — заявил безапелляционно и даже оскорблённо, следом мягко добавив; — Летом хорошо.
Большим пальцем руки на моей коленке поглаживал кожу, посылая по телу горячие импульсы. Внизу живота необычно заныло и я не могла бы сказать, что это было на сто процентов приятное ощущение. Неизвестность пугала.
После ответа Грини папа Андрея засуетился с тем, что предстоящую женитьбу нужно отметить. Пока всем наполняли рюмки и бокалы, Гриня, подливая в мой вино, шепнул на ухо;
— Кошка же не против выйти замуж летом? — как обычно, хрипло, одаривая всю левую сторону моего тела мурашками.
— Совсем нет. Лето идеальный вариант. — кокетливо улыбнулась, подхватывая бокал с красным лёгким вином и не дождавшись, когда все чокнутся, отпила сразу половину.
Ужин плавно превратился в мужскую пьянку. Мужскую, потому что лёгкое вино не могло бороться с крепкими спиртными напитками, и потом, на нашей женской половине была одна трезвая Вика. Наши шансы были равны нулю. Мама позвала всех нас девочек на кухню, ибо беседы кардинально разделились, а переорать пьяных мужчин было невероятно сложно.
Пока мама убеждала Викину свекровь, что переезд в Москву дело по сути плёвое, я молча цедила вино, без всяческих надежд окосеть. На нервной почве я наелась всего что было на столе, и двойная порция корейки ягнёнка тем более не позволила бы этому случиться.
Не знаю, что за время наших девичьих посиделок на кухне произошло с папой, но, когда мы все разбредались по комнатам, Гриня беспрепятственно очутился у меня вместо гостевой спальни.
Как только переступили порог моей комнаты нас сразу же встретила Кася. Громким мяуканьем посвящая нас в своё возмущение.
— Детёныш. — пьяный до этого момента Гриня вполне трезво опустился на колени и взял котёнка на руки.
Кася тут же затарахтела как леопард или любая другая крупная особь кошачьего представительства.
— Ты вроде кривой был как сабля несколько секунд назад. — сами собой мои руки упёрлись в бока, и я сейчас смотрела на Мамонта сверху вниз, что было очень необычно.
— Ты что Кошка? Мне чтоб в саблю, бочка ядрёного рома нужна. — хрипло посмеиваясь, с Касей в одной руке, другой Мамонт захватил меня в объятия, резко поднялся вместе со мной так, что я взвизгнула, хватаясь за его шею.
Все вместе мы приземлились на кровать. Кася топталась прям по нам, прогнув спинку и хвост трубой, громко мавкала, требуя, чтоб её беспрестанно гладили, а Мамонт тут же поцеловал меня.
Поцелуй был сладкий со вкусом вишни. Именно такая карамель постоянно лежит у меня в вазочке на комоде.
— М-м-м. Когда ты успел стащить конфетку? — спросила с интересом.
— Я не стащил, а купил такие же. В Подсолнухе по девяносто девять рублей за упаковку. — щурясь от удовольствия, Гриня счастливо улыбался.
Как только Кася успокоилась, и получив необходимую ей порцию ласки, устроилась в ногах клубочком спать, Гриня притянул меня к себе. Начал целовать меня с новой силой, и тут же стаскивать платье. Возможно, если бы я была более охмелевшая, я бы сдалась такому напору. Но я была трезва практически и волнение побороло, то, всё-таки приятное чувство, томящееся во мне.
— Кошка, скажи честно, сколько ждать? Я серьёзно. — Мамонт прямо в лоб влепил мне этот вопрос, почувствовав моё сопротивление.
