Рейс зло усмехнулся и плеснул из открытой бутылки в свой бокал немного алкоголя. Головная боль отступала, а с ней и захлестнувшая его ярость. Он прокручивал в мыслях то, что успел просмотреть в воспоминаниях юной леоры. Признаться, немного. Но этого хватило, чтобы понять — и девушку и ее мужа жестоко использовали в своей игре. Разумеется, он знал виновного в этом. Однако что-то подсказывало, что новоиспеченный лидер ставший отцеубийцей, не мог все это провернуть в одиночку. Да, у него были сторонники. Но все же, из той информации, которую получал регулярно Рейс, он сделал вывод — заговорщиков поддерживал кто-то со стороны. Кто-то достаточно хитрый и коварный, способный играть на слабостях и пороках других людей.

Я с затаенной тревогой смотрела на огромный особняк, взмывавший своими пиками прямо к небу. И хотя на фоне других столичных зданий он казался громоздким и слегка устаревшим, производил ошеломительное впечатление.

— Добро пожаловать в твой новый дом, дорогая, — слегка натянуто улыбнулся леор сент Маар. Невысокий, слегка полноватый мужчина средних лет. Мой двоюродный дядя. Племянник моего деда, если быть точнее. Он встретил меня прямо на космодроме, куда нас с крейсера доставил катер. Нас — это меня, Гарета, которому поручили позаботиться обо мне и леора сент Доркеса, дока, как он просил его называть.

— Спасибо, — неуверенно ответила я, и невольно взглянула на Гарета. Не то, чтобы мне нужны были его поддержка или одобрение. Но за последние две недели я немного привыкла к этому мужчине. К нему и доку, с которым расставалась со слезами на глазах. Единственное, что не дало мне совсем упасть духом — приглашение леора сент Доркеса его навещать и чему-то у него поучиться. Я знала, что мне вряд ли позволят учиться на целителя здесь, в Каганате, учитывая, что я двойная эмигрантка, но искреннее предложение, исходящее от человека, которому я была совсем чужой, радовало.

Попрощавшись с Гаретом, и проводив долгим взглядом уносящий его флип, я вздохнула, и поднялась по ступенькам в новую для меня жизнь.

— Возмутительно! Из-за этой семейки мы оказались разорены! Они нас обокрали, а теперь что? Возвращается, словно ничего не произошло и хочет отобрать наш дом?

— Не отобрать, Эмма, дорогая, Ей просто негде жить, — увещевал дядя свою жену.

Сперва все казалось довольно простым и даже банальным. Леор сент Маар представил меня своей жене, высокой шатенке, лет сорока с серыми глазами и большой искусственной грудью. Почему-то я сразу обратила внимание именно на эту часть ее ухоженного тела, взволнованно вздымавшуюся при каждом ее вздохе, на которой покоилось колье из натуральных баснословно дорогих камней, и мысленно посочувствовала. Носить каждый день такую тяжесть… какой позвоночник это выдержит? И я имела в виду отнюдь не камни. Она мне широко улыбнулась, обняла, обдав запахом сладких духов, и призналась, что всегда мечтала о дочери. Я ей сразу же не поверила, но улыбнулась в ответ.

После был ужин, долгий и занудный, во время которого хозяйка дома выспрашивала у меня подробности моей жизни в Аквилонском Союзе и громко удивлялась, когда мои слова не соответствовали ее личным представлениям. И судя по частоте возгласов, леора сент Маар вообще не представляла, что можно жить, к тому же еще и цивилизованно за границей столицы Каганата.

И теперь, спустя пару часов после ужина, когда я, по мнению моих новоиспеченных родственников должна была отдыхать в своей комнате, услышала разговор, не предназначенный для моих ушей.

— Негде? Нужно было лучше беречь украденное. Тогда бы не пришлось становиться попрошайкой!

— Дорогая, — вкрадчивый, какой-то заискивающий тон дяди вызвал у меня к нему чувство жалости, — когда со мной связался эмиссар и сообщил о неожиданно появившейся племяннице, нужно было действовать быстро. Я пробил по своим каналам, чем нам это может грозить. У девочки сложная ситуация — погибла вся ее семья, а муж оказался государственным преступником…Я узнал об этом из надежных источников.

Сердце болезненно кольнуло. Погибла вся семья… почему он так сказал? И насколько надежны его источники?

— Что? Ты хочешь дать приют жене преступника? Чтобы нас осудили в обществе? И кто ее тебе доверил? Псы? Эти… дикари и бандиты, которые захватили власть? Какое право они имеют навязывать нам это отродье? А ты уверен, что она твоя племянница, а не подстилка одного или нескольких из них? Возможно, она просто мошенница, которая хочет отнять у нас последнее!

— Милая, ты выражаешься как лавочница, — мягко упрекнул свою жену мужчина, — я чувствую в ней кровь сент Мааров. К тому же, она целительница.

— Это ничего не меняет! Какая нам от нее польза? Даже пристроить, выгодно замуж не выйдет!

— Но ее прошлое далеко, в Аквилоне, а она сейчас здесь. О ней никто не знает! Просто бедная сиротка, которую мы приютим. Она довольно мила и неглупа. Не думаю, что девочка откажется получше устроить свою личную жизнь. А мы можем этому поспособствовать. В ее интересах быть послушной и покладистой.

Тон дяди снова стал заискивающим, а реплики тети больше не были такими негодующими. Скорее, она обдумывала что-то, одновременно позволяя своему мужу выцеловывать тыльную сторону своей ладони.

— Вот… гнида! — выдавила я, чувствуя как стремительно чувство жалости к дяде, превращается в острую неприязнь. Мне хотелось уйти и забыть этот мерзкий разговор, но какое-то чувство заставило остаться и дослушать. Теперь, когда моя жизнь зависела только от меня, нельзя позволить этим людям ее испоганить.

— Если не получится выдать ее за невинную леору, то, возможно, нам удастся найти состоятельного леора, который не против небольших недостатков нашей малышки? Разумеется, невинность стоит дороже, но девочка вдова из древнего рода. Необязательно всем объявлять имя ее мужа.

— Вот тварь!

Я негодовала от грандиозных планов, которые строили мои родственники за моей спиной. Стоя на узком балкончике, совмещенном с балконом в комнате, где супруги отдыхали после ужина, я думала, как мне быть. Что делать? Куда идти? Потому что здесь, в этом доме мне места нет. Да я и не хотела бы занимать достойную нишу рядом со своей теткой, вливаясь в светское общество столицы. Теперь я понимаю, о чем говорила мне бабушка, и что пытался мне пояснить дед про жизнь в аристократической среде. Если это то, на что меня обрекают обстоятельства, то к даркху такие обстоятельства!

Я отошла от перил, оказавшись в длинном пустом коридоре. Хозяева оставили жилыми лишь два этажа, остальные закрыли в целях экономии, и уволили почти всех слуг, что сейчас играло мне на руку. Можно было незаметно подкрасться к покоям супругов и подслушать нечто интересное. Наверное, даже хорошо, что мучаясь бессонницей и тревогой, я решила перед сном побродить по дому своих предков. Наконец, вернулась в комнату. Небольшую, со следами былого уюта с минимумом необходимой мебели. Когда-то здесь, наверное, было хорошо. Но не теперь.

В глаза тут же бросились вещи, которыми со мной поделилась леора сент Маар. Из всего этого на себя можно было бы надеть лишь ночную сорочку и пеньюар, ведь ночью, в моей комнате их вряд ли кто-то сможет увидеть. Все остальное казалось слишком… слишком.

Чужой дом, чужие вещи, чужие люди, которые никогда не станут мне близкими. Наверное, я даже упрекать их не имела права — они жили, как умели. Как могли и были довольны и счастливы. А тут я, принесшая им лишь ненужные проблемы. И затраты.

Я вздохнула, бросив взгляд в зеркало на себя, облаченную в ночную сорочку, полностью прозрачную, настолько короткую, что она едва прикрывала зад, с ворохом рюшей и кружев. Что же, будем работать с тем, что есть.

Нужно было действовать быстро, пока новоиспеченные родственники не взялись за меня всерьез. А, учитывая хватку моей тети, я уже через неделю вполне могу оказаться отданной какому-нибудь богатому леору. И не факт, что замуж.

Меня слегка покоробило, но я взяла себя в руки и, подавив желание тут же бежать, начала мыслить здраво. Бежать — это выход. Вот только куда и на какие средства? В голову пришла мысль о колье, подарке мужа, но я тут же отмела эту идею. Отбросив сантименты, и включив режим выживания, я столкнулась с определенными трудностями. Нужно знать, кому и где можно продать эту вещь. При этом после получения денег уйти живой и не ограбленной. Но я никого не знаю, никому не могу верить. Если только… Мысль свернула в нужное направление, отчаяние понемногу отступало.