– Но понимаете, – тяжко вздохнул Афанасий, – почему-то стала заедать тоска. Вдруг обнаружил, что все как-то не по душе. Все запланировано, все расписано… Утром на работу и не сметь опоздать, вечером с работы домой и тут не сметь задерживаться, хозяйка недовольна. Отдых четко в выходной, и даже обозначено, когда за продуктами в магазин надо идти, а когда телевизор смотреть.

– Понимаю тебя, рос-то на воле вольной, – хмыкнул Платон. – У нас выйдешь на крыльцо, а там еще продолжение твоей территории, хоть голышом подпрыгни.

– Но не это главное, – продолжил Афанасий. – Тоска по дому, по семье схватила за глотку так, что задыхаться начал. Вспомню, как дочка целовала папку в щечку, как жена ласково лохматила волосы на моей голове, как сын подмигивал, мол, мы с тобой, папка, мужики… Слезы выступали на глазах, не знал до этого, что плакать умею. Прости, Клава, обидел я тебя. Гнать будешь, не уйду. Под скамейкой возле ворот устроюсь жить.

Все дружно уставились на Клаву в надежде, что она простит и примет мужа своего непутевого. Клава, помолчав от растерянности великой, произнесла:

– Мужа не простила бы, а деда своего внука, так и быть, прощу…

– Внук деда призвал и вас помирил! – воскликнул Платон. – Девки мои милые, вот это событие! Вот это праздник! Внук родился!

– Знаешь, чудик, скоро тока блох ловят.

– Можно торопиться, если под пальцами чего-то такое шевелится.

– Родился, не торопился, а теперича и незачем. Куды постоянно носисся? Скоро тока огонь горит да вода бежит.

– Характер такой, куда денусь-то?! При родах, видать, шибко спешил явиться на белый свет. Порой сам от себя устаю.

– Чую, вона на лбу у табе ни одной морщинки.

– И че?

– От беготни ветром разгладилось, видать, – хихикнул старик Макар. – Скоко лет проживашь-то на энтом свете?

– О, дед Макар, – почесал затылок Лева, – ё!.. сегодня сорок пять стукнуло, что ли? Точно! Напрочь забыл про день рождения. Не привык отмечать, и про возраст думать времени нет. Это вроде дата круглая, нет?

– Конешно, говорят, в этом возрасте баба в ягодку превращатси, но ты мужик, хотя это явление нихто не отменял, значит, и к тебе относиться. Ты ж тоже человек.

– Не, какая из меня ягодка? Про мужиков так не говорят. Блин-компост, даже жена не вспомнила! Обидно где-то.

– Ха! Ему обидно. Сам же сказал, что через дни рождения пробегашь вприпрыжку, будто архар.

– Почему архар?

– Вчера по телевизору смотрел, как эти козлы скачут по горам. Шибко понравилися.

– Значит, козлом обозвал, – хохотнул Лева.

– У старого козла больше рога, а ты-то ишо молодой.

– Дед, на все смотришь с юмором, вот за что я тебя уважаю.

– Потому и не тороплюся на тот свет, мене и здесь благостно.

– Вы с бабкой Маней молодцы, живете дружно, не спеша. К вам зайдешь, уходить не охота, воздух какой-то добрый. У бабки Мани рот не закрывается от улыбки, видать, ты, дед, всю жизнь хохмил.

– Я ж ей каженный раз говаривал, мол, не торопи мене помирать, дай состариться, мало-помалу так и свили гнездо.

– Что ни говори, вы, скажем прямо, идеальная семья, – вздохнул Лева, – не то что мы с женой. Никто никому уступать не хочет, прямо воздух раскаленный струится в дому.

– Чего ты словами пинаесся, иногда затыкай рот-то себе, все ж перед тобой баба, а не мужик. Понимаю, ты не голубь мира, но мужшына, а он должон быть благородным.

– Знаю, но норов у меня шустрый, а ей невдомек, что можно чуток подождать, я ж остываю быстро.

– Эк, Левка, ты сначала стреляешь, а потом задаешь вопрос. Вот и вся твоя промблема. А я живу с мыслёй: не спеши и все получится. Помогает.

– И чего я спешу? Главно дело, куда? Дети выросли, обустроены, у них своя жизнь.

– А я об чем? Кто торопится жить – скоро помрет, таков закон природы, скажем прямо. Примеры есть на то. С другой-то стороны, своей энергией ты смог Сеньку с Иркой обустроить, тута всем угодил.

– Дети у меня бравые, хорошо меня понимают. А супружница моя Анька три дня в лапти одевается, это меня и бесит.

– Ниче ты не понял, торопыга, – хмыкнул старик, – эх, в твоем брюхе и долото сгниет… от напряжения.

– У нее ж то да се, да пятое, а то и десятое.

– И че? Труба с крыши грохнулась? Стоит и дымит, и ниче не случилося.

– Понимаю я, но вот нервы куды денешь?

– Запомни, Левка, в корове молоко не прокисает. Никогда! Хоть ты волком вой от напряга, соображашь? Пошто тады копошися?

В это время вошел их третий работник Андрюха. Мужики работали в кочегарке, которая грела школу, детсад, клуб и небольшую контору главы поселения. Макар Петрович работал здесь с младых ногтей, теперь он сторожит свое любимое «чадо», где ему знаком не только каждый угол, но и каждая царапинка на стене. Со стариком мужики дежурили по очереди. Надо сказать, они очень любили свое рабочее место и всегда все держали в порядке, бдительно следя за температурой тепла. Здесь у них стол с нужной посудой, лежанка для деда Макара и даже два старых кресла, непонятно кем дареные.

– Мужики, прошу прощения, что припоздал, но у меня причина шибко уважительная, – заявил с порога Андрюха.

– А мы и не заметили, что тебя нетутя, – пошутил старик. – Все силы кинули на норов Левы, учти, оба.

– Перевоспитанием этого самого «норова» занимаемся, – усмехнулся Лева, – а он, блин-компост, не поддается. Сопротивляется еще.

– Хотите, я ему наподдам, – весело откликнулся Андрюха, вываливая на стол продукты. Купил хлеба, колбасы, банку шпротов и пол-литра.

– Водка ни к чему, – не одобрил старик. – Тута у нас сухой закон! Забыл, че ли? Мы ж тепло-то отправляем детишкам.

– Дед Макар, не упрекай, причина важная. Мы чуть-чуть, по капельке и все! Лева, ставь чайник!

– Я сам забыл, а он вспомнил, – удовлетворенно произнес Лева, набирая в чайник воду. – Настоящий друг!

– Что ты там бормочешь, не понял, но мое намерение вам понравится, – хитро прищурился Андрюха, нарезая колбасу. – Прошу за стол!

– Ну, спасибо, браток! – усаживаясь за стол, сказал Лева, – рад, очень рад.

– Не торопись, мы еще водку не разлили, – возразил Андрюха.

– Об том и болтаем тута с Левой. Шибко торопливый он у нас, объясняю ему, что часом море не переедешь.

– Это точно, – хмыкнул Андрюха. – Ладно, мужики, закусывайте.

– Ну, разливай, коли, приташыл, – кивнул на бутылку старик. – Уважаешь друга, это хорошо.

– А вас я еще больше уважаю, дед Макар, – простодушно ответил Андрюха.

Мужики, переговариваясь, приступили к еде, вот и чайник подоспел.

– В общем, такое дело, – встал со стула Андрюха, держа маленький граненый стаканчик времен сталинизма. – Вчера я сделал предложение Наде.

– Чего?! – синхронно воскликнули мужики.

– Она согласилась!

– Погоди, погоди, ты разве не… – замешкался Лева.

– Мы подумали, что ты Левку уважил, – продолжил старик. – С утра ему сорок пять стукануло.

– Да? – в свою очередь удивился Андрюха. – Здорово! Значит, двойная причина бутылку-то оприходовать.

– Ну-ка, еще раз обскажи, кому какое предложение сделал? – пришел в себя Лева.

– Надьке Ефимовой. Она согласилась стать моей женой, вот че!

– Блин-компост! У вас что, шуры-муры завелись?

– С весны!

– Чего так долго тянул? – спросил Лева.

– Все правильно, – кивнул Андрюхе дед Макар, – в этом деле спешить нельзя. Надо присмотреться друг к дружке, характеры пощупать, чувства свои потеребить – верно али не верно. К Новому году-то и начнется новая жизть у парня. Это как есть по-божески. Девку надо осчастливить. А ты у нас работящий, добрый мужичок, ефимовская родня-то шибко порадуется, супротив тебя не пойдут.

– Надеюсь, – кивнул Андрюха, закусывая шпротом.

– А ну расскажи, каким макаром предложение-то сделал? – заинтересовался дед Макар. – Шибко любопытно.

– Короче, промаялся я по своей дурости. Вечером пришел к ней, пока Надька меня ужином кормила, пришла ко мне мысля, сделать предложение как-то своеобразно. Ну и затолкал колечко ей под подушку. Думаю, спать ляжет, вот ей будет сюрприз. Сразу все поймет. Ушел домой и жду звонка. Тишина. Почти не спал, всю ночь прождал ответа. Расстроился, понял, что она не хочет за меня замуж.