Андрей сердито булькает, развалившись на твердом кожаном диванчике в коридоре. А Коля в который раз с удивлением вспоминает, что это тот самый Андрей, который еще семь лет назад поминутно взрывался самыми удивительными идеями: и бредовыми, и толковыми.

Это тот Андрей, который влюбился в свою Татьяну на вечере студенческой самодеятельности, услышав, как она поет со сцены: «Мой голос для тебя и ласковый, и томный».

Тот самый Андрей, который мечтал изучить французский, чтобы читать Бодлера в подлиннике.

– А сейчас у меня жена – во! – такая, как надо. Читает чуть не по слогам, пишет – ошибок больше, чем букв. Но сдачу в магазине сосчитает мигом, быстрее меня. А больше ничего и не надо. Зато дома все сверкает. В любое время суток стол от еды ломится. Среди ночи ее разбуди: «Ирка, есть хочу». – «Щас, мигом», – как пожарный. Я только башку с подушки подымаю, а она уже из кухни кричит: тебе, мол, в постельку принести? Во какая!

Андрей говорит и говорит. Какое-то смутное упорство в его глазах, и чем дальше, тем упорнее. Будто доказывает что-то кому-то…

– Татьяна хотела, чтобы я бабой стал, юбку чтобы надел – посуду за собой мыть, холодильник размораживать, с ребенком гулять. Может, лифчики ей еще стирать? Я мужик! Мужик! Ирка это понимает, и я ее люблю. За это…

– Время! Регламент! – досадливо стучит Николай Николаевич по своим часам. – Выключай микрофон, спикер, пошли работать.

Тяжело стало на душе. Испортил Андрюха хороший день.

Приятно сознавать, что ты в чем-то лучше других. А если ты во всем лучше всех, тогда как? Наверное, приятно, если все соглашаются.

А вот папа морщится, когда Саша туманно намекает ему на свою исключительность.

Саша, конечно, не такой дурачок, чтобы брякнуть: «Я лучше всех». Папа так задразнит, что заревешь со стыда. Уж такой он, папа, не любит хвастунов. А разве это хвастовство? Это ведь так и есть.

Во-первых, Саша в своей подготовительной группе самый красивый. Красивее всех мальчишек и даже всех девчонок. Да-да, сколько раз себя в зеркало рассматривал. У Саши волосы светлые-светлые, как у мамы. Но у мамы прямые, а у Саши завиваются кудряшками, как у Бабали. И лицом на Бабалю похож, особенно нос. Пряменький такой и как будто острым карандашиком нарисованный. А рот неизвестно какой. Может, как у бабули Светы? А может, как у деда Толи? Только там под бородой не разберешь.

А глаза у Саши голубые, но не мамины. Форма другая. Как у папы. Это хорошо, потому что у папы есть взгляд. Все остальные просто смотрят и смотрят, глазами хлопают, а у папы получается взгляд. И Саша упорно экспериментирует перед зеркалом: морщит лоб то так, то этак, вздергивает тонкие брови и, наоборот, подбирает их к носу. Иногда папин взгляд вроде и получается.

Это очень важно, чтобы был взгляд, а то Сашу вечно за девочку принимают.

В Сашу влюблена вся девичья половина группы. С ним все стараются сесть рядышком на занятиях, ссорятся между собой, потому что всем хочется с ним играть на площадке. А одна нахалка тащит его за руку в кустики и там целует. Он ей несколько раз объяснял по-хорошему, что так делать нельзя, может ребенок родиться. Это им еще в прошлом году на занятиях объясняли. Конечно, там все сложнее, там много еще чего надо для этого сделать. Но вдруг?! Объяснял ведь ей, дуре, а она лезет и лезет. Пришлось ей один раз хорошенько наподдать, только тогда отстала.

Но с девчонками все же интереснее. Можно с ними во все поиграть: и в мифы Древней Греции, и в космические приключения Алисы Селезневой, и в покемонов. А еще лучше собственную сказку придумать, интересную, многосерийную, с героями, принцессами, вампирами и колдунами. Девчонки тут же сюжет подхватывают, сразу соображают, что им говорить, и играют как заправские актрисы. С мальчишками так не поиграешь. Те только с автоматами друг за другом гоняются и орут: «Та-та-та-та-та! Кх-кх-кх!». Позор! Взрослые люди, в школу осенью идти, а они «кх-кх»!

Еще Саша – самый умный ребенок, и не только в подготовительной группе, но и во всем детском саду. Это и понятно: не в младшей же группе умников искать!

Читать Саша научился в глубоком детстве. Может, даже года в четыре. А пришел в детский сад, в старшую группу, уже свободно читающим и считающим до скольки хотите, хоть до миллиона. Только это долго.

А еще он знает наизусть «Мертвую царевну», «Царя Салтана» и про золотую рыбку. А «Золотого петушка» – еще не всего, только отдельные места. Вообще всяких кусочков в Сашиной голове полным-полно, он уж и не знает, откуда они берутся.

А еще Саша рисует и карандашами, и фломастерами, и красками. А лепить любит только из глины: от пластилина руки противные. Глину приносит Саше деда Толя, настоящий художник. Он очень одобряет Сашины труды, а это дорогого стоит.

Недавно они с дедом сидели лицом к лицу и друг друга рисовали. Конечно, Саша у деды получился как живой, но и деду на Сашином рисунке тоже все узнали сразу.

Еще Саша играет на пианино. Бабаля уговаривала его идти учиться в музыкальную школу. Но это Саше ни к чему. Там нужно гаммы играть, упражнения и этюды всякие. Мама показывала, как это играть, но это скучно и неприятно слушать. А научился Саша просто сам, глядя на мамины руки, разучил с ее помощью несколько славных пьесок. А потом стал подбирать знакомые песни и аккорды к ним. И наконец сам сочинять научился.

Под Новый год поразил в детском саду музыкального работника Анну Семеновну, сыграл и спел собственную песню:

Вот какой этот удивительный, прекрасный, талантливый Саша! И папа, конечно, тоже так думает, только виду не подает, чтобы Саша не зазнавался.

Лишь один человек им не восхищается. И какой человек! Пусть бы все остальные про Сашу забыли, лишь бы он все-таки признал, что Саша – самый-самый-самый.

Этот человек – старший сын тети Люси, маминой подруги, у которой недавно родился пятый ребенок. Зовут этого старшего сына Павел. Он уже взрослый совсем, двенадцать лет ему. Там у них есть еще Аня, она в третьем классе, есть Тимошка, Сашин ровесник, они вместе в роддоме рождались, мама рассказывала.

Парень он хороший, но скучноватый. Все-то он делает как надо, и все-то ему нельзя.

Нельзя уйти со двора под арку: надо, чтобы его из окна всегда было видно. А если не будет видно? О-ой, что ты!.. Телевизор самому включать нельзя. Только если все будут смотреть, а то много денег нагорает. Смешно, в телевизоре деньги, что ли, горят?

Что-нибудь вкусное самому съесть нельзя. Все вкусное у них Аня делит на четыре части и раздает. К примеру, есть у Саши две конфеты в кармане. Одну он, конечно, дает Тимошке, потому что одному есть невкусно. А Тимофей ее, конфету, не в рот, а в карман кладет:

– Домой отнесу.

– Да ты что, ешь ее сам. Она же одна, как ее делить?

А Тимошка серьезно так:

– Ничего, Аня ножиком разрежет.

И вот все у него так – только как дома положено.

А еще у них есть четырехлетняя Наташенька. У нее глаза как рыбки с плавниками-ресничками, а цветом – как мед. Даже сладко на нее смотреть. Саша очень волнуется, встречаясь с ней, потому что мечтает лизнуть эти медовые глазки. Но это – страшная тайна!

Зимой у тети Люси родился еще Алешенька. Сейчас ему уже три месяца. Пока тетя Люся была в больнице, мама прямо жила у них в доме. Утром Саша с мамой шли к ним, чтобы забрать Тимошку и Наташу в детский сад. И, позвонив, слышали за дверью Наташин звонкий голосочек: «Аня, Аня, там Сашенька идет».

Проводит мама всех троих в группы и возвращается к старшим, Павлу и Ане, отправляет их в школу. А потом в доме у них прибирается, обед варит и уж тогда уходит, чтобы поработать дома. А дядя Валера вечером заберет из садика всех троих и Сашу домой приведет.