Предисловие. 1979 год.
Эта новость так и осталась бы незамеченной широкой советской общественностью. Да и с какой стати ей быть замеченной – секретный объект все же.
Но вещающая черт знает откуда на русском языке радиостанция «Голос Америки», которую слушало почти все население Советского Союза, однажды сообщила: «От души поздравляем начальника штаба Приволжского военного округа полковника Москаленко с окончанием строительства очередного ракетного комплекса класса «Земля – Земля». Желаем крепкого здоровья, успехов в боевой и политической подготовке, мирного неба вам и вашим сослуживцам. Прослушайте, дорогой товарищ полковник, песню «Хотят ли русские войны».
ГЛАВА 1
ПРИЗЫВНИК
За полтора года до этого события Лёва Штейн в старой одежде, которую не жалко было отправлять в армию вместе с тем, кто ее носил, стоял в строю среди таких же вырванных из привычной обстановки восемнадцатилетних юношей во дворе областного военкомата.
– Пока гадите домашними пирожками, сынки, – кричал пришибленным парням какой-то лейтенант, не намного их старший, – толку от вас не будет! С армейской каши, прошедшей полный цикл в ваших незакаленных организмах, и начнется процесс превращения вас в солдат срочной службы.
– А нельзя ли, – спросил кто-то из строя, маскируясь за спинами товарищей, – превращаться в солдат с помощью жареной курочки?
– Кто? – заорал лейтенант.
Призывники благоразумно промолчали в ответ.
– Принять упор лежа, умники! – приказал офицер. – По пятьдесят отжиманий каждому!
С этого момента Лёва понял, что в армии свои обычаи и традиции. И лезть в нее со своим доморощенным юмором смерти подобно. Ну, может, и не смерти, но затрахать могут до потери того самого юмора.
Если и можно найти две наиболее несовместимые между собой категории, то это были Лёва Штейн и Советская Армия. Две недели провел он на сборном пункте, с которого разъезжались к местам дальнейшей службы новобранцы. Но никто из так называемых «покупателей» не позарился на такой штучный товар, как Лёва Штейн.
Лежа на деревянных нарах, служащих призывникам и кроватью, и обеденным, и карточным столом, он разговаривал с еще одним неприкаянным пареньком из села.
– Ты в какие войска хочешь попасть? – спросил Штейн.
– Я на кухню хочу, – мечтательно ответил тот.
– Готовить любишь?
– Не, жрать. Причем постоянно. У тебя, кстати, ничего не осталось?
– Сухари и пряники есть. Будешь?
– Конечно. А ты?
– Я не хочу. Супчику бы.
– А мне все равно, лишь бы побольше.
Сухари закончились, соседа забрали в пехоту, приезжали и разъезжались все новые и новые призывники, а Штейна, красу и гордость школы номер тридцать два города Винницы, никто не хотел покупать.
Поэтому его и отправили на два дня домой, чтобы мог помыться, почиститься и доложить маме, что служба идет успешно. Так Лёва получил первый армейский отпуск. Чему очень радовались его друзья, в первый же вечер достойно, с помощью болгарского лечо и молдавского красного крепленого вина, отметившие досрочный Лёвин дембель. А мама сказала ему: «Боже, шо такое? В институт не взяли, теперь уже и в армии не нужен?»
Но всему приходит конец, поэтому через неделю и Лёве нашлось местечко в общем армейском строю. На сборный пункт приехал покупатель из харьковской учебки механизаторов, старший сержант по имени Олег. Он взял всего четверых, в том числе и Лёву. Подойдя в поезде к Штейну, сержант тихо сказал ему:
– Я – Милевич Олег Израилевич. Но это, конечно, между нами.
Лёва философски оценил это сообщение, вспомнив из школьного курса истории, что Советский Союз – самое многонациональное государство в мире. А евреи – не очень малая его часть. По количеству, где-то между узбеками и чукчами. Поэтому ничего не было удивительного в том, что в центре Украины, находясь на страже покоя своей необъятной Родины, встретились двое из них. То ли еще будет, ой-ой-ой.
***
Мы по команде вертим головой,
Вступаем с мерзлым грунтом в бой.
Подъем, через мгновение отбой.
А я скучаю за тобой.
Эти строки Лёва написал в первые дни службы в харьковской учебке. Кого Штейн имел в виду, он и сам не знал. Никакая девушка его не провожала, ждать не обещала, а главное, в связи с этим, изменять не собиралась. Потому что девушки этой еще в природе не существовало. Нет, в принципе, девушек в природе много. И любая из них гипотетически могла бы. Но не такой был Лёва человек, чтобы просто так, на виду у посторонних людей гулять с девушкой в Винницком парке имени культуры и отдыха. Правда, если честно, была одна попытка. Как-то Штейна познакомили с дочкой директора крупного завода Катей Чайкой. У нее дома даже был телефон – огромная редкость в те времена. У Лёвы на всей улице Ленинградской, где он жил, не было даже ни одного телефона-автомата. Чтобы позвонить, надо было ходить на центральный телеграф. Катя была хорошей, тихой, домашней девочкой. Любила гулять под ручку и ходить в рестораны. А Лёва прокатился с ней на чертовом колесе, сводил в кафе-мороженое, посидел у фонтана. И деньги кончились. А потом начался чемпионат мира по хоккею, и ему стало некогда болтаться по городу. На этом первая попытка завершилась. Он Кате больше не звонил, а она при всем желании не смогла бы с ним связаться. А на вопросы вечно ржущих по этому поводу друзей, типа, как там Катя поживает, Лёва вполне миролюбиво отвечал, а не пошли бы вы, придурки.
Теперь Лёва снова при любой возможности нырял в увитую виноградом беседку в старом дворе, где все вечера напролет с друзьями детства пил вино, слушал тяжелый рок и резался в карты. Что может быть лучше в семнадцать лет? Тратить же драгоценные молодые годы и, извините за банальность, деньги на девчонок – это про кого-то другого. Тем более, что секса пока еще в Советском Союзе не было и, судя по внутриполитической ситуации, в ближайшие десять лет быть не должно было. А презервативы и жевательная резинка делались из того же материала и на тех же заводах, что калоши и болотные сапоги.
***
Армейская учебка – это такое место, где за несколько месяцев пытаются обучить молодежь разным солдатским премудростям, которые впоследствии выколачивают из них в действующих частях. Для того, чтобы вбить совсем другие вещи. Как-то пессимистично прозвучало, но вполне соответствует действительности.
Представьте себе человека, который прекрасно освоил школьный курс по гуманитарным и точным наукам. Математика вообще была его любимым предметом. И при поступлении в институт на факультет промышленного и гражданского строительства его заваливают на устном экзамене по той же математике. Нет, можно было бы предположить, что Лёва, а речь идет о нем, плохо подготовился, чего-либо не знал, сильно разволновался, в конце концов, но у него была еще сестра по несчастью. Их обоих пригласили в отдельную пустую аудиторию, где задали несколько дополнительных вопросов из высшей математики, которую им предстояло изучать, если бы они поступили в этот вуз.
– Вы из какой школы, молодой человек? – спросила Штейна член приемной комиссии.
– Из тридцать второй, – немеющими губами, не понимая, что происходит, ответил Лёва.
– Очень жаль. А кто у вас математику преподавал?
– Полина Моисеевна, – с надеждой сказал Штейн. А вдруг знакомы?
– Ну-ну. Тогда все ясно, – вздохнула дама в пиджаке и с ромбом на груди. – Забирайте документы.
– Зина Циперович, – представилась подруга по несчастью, когда они с Лёвой вышли из института с документами в руках. И все стало ясно. Хотя ее нос с горбинкой и жгучие со слезинкой глаза сразу могли бы подсказать Лёве, кто по национальности эта девушка. А секретарь приемной комиссии тихо шепнула им, чтобы ехали учиться в Москву или Ленинград, потому что на Украине слишком маленький лимит на прием в вузы граждан некоренных национальностей. Почему Лёва, который родился и вырос в Виннице, а также его мама и бабушка, всю жизнь там прожившие, считались некоренным населением, он понять не мог. «Дети разных народов, мы судьбою одною живем», – это про кого песня? Не про негров же американских.
