ЗАПИСКА ОТ 9‐ГО ОКТЯБРЯ (1905)131
Основной лозунг современного общественного движения в России – свобода.
Государственная организация имеет не одно только внешнее или историческое оправдание, т. е. государство не может жить и развиваться только потому, что оно существует. Оно оправдывается и внутренне заложенной в его существо идеей, т. е. для жизни государства должна быть цель, государство живет во имя чего-нибудь.
Эта идея или цель государства коренится в обеспечении благ жизни, моральных и реальных. Благо моральное состоит в поступательном развитии свободного по природе человеческого духа. Блага реальные слагаются из совокупности экономических условий существования.
И те, и другие требуют установления так называемой свободы гражданской, т. е. обращения естественной свободы лица в свободу, регулируемую и ограничиваемую объективными нормами права. Ибо раз за каждым человеком признается свобода, а она не может не быть признанною в области духовной и материальной, то свобода эта в безграничном объеме не может принадлежать никому. Фактически ограничит свободу сила – или физическая, или экономическая. Сильный неизбежно подавит слабого.
Сила, как фактор человеческих отношений, должна быть отнята от отдельных людей и должна быть поставлена вне их. Она должна быть сосредоточена в руках власти, достаточно удаленной от личных, индивидуальных интересов, дабы тем вернее обеспечивать интерес общий, но в то же время сохраняющей неразрывную постоянную связь с гражданами, дабы ее действия не оказались в противоречии с начальным общим интересом всякого государства: гражданской свободой.
Так, во имя свободы создается право, определяющее пределы этой свободы. Во имя права – государство с его основными элементами: властью, населением и территорией.
Вместе с тем исторически вырабатываются формы правления и общественного строя, каковы: монархии неограниченные и ограниченные, республики и демократии, строй капиталистический, натурального хозяйства и пр.
Но такова уже судьба всех учреждений человеческих: форма отрывается от содержания, и, по мере того как формы отливаются и крепнут, они обращаются в самостоятельное и самодовлеющее явление жизни. Получается требование прямого служения: самодержавию, конституции, республике и пр.; содержание, обусловившее образование форм, уходит куда-то назад. Во всей мощи выступают одни формы, и содержание, т. е. цель гражданской свободы, начинает оцениваться как явление служебное, как их результат.
В государстве исключительно быстро наступает торжество формы над идеей. Право, действующее в стране, получает оценку постольку, поскольку оно охраняет данный строй и данный способ управления. Свобода – поскольку она совместима с таким искусственно построенным правом.
Идея, однако, никогда не умирает. Если форма, ставшая внешним фактом, своей реальной силой не дает ей гореть во всем блеске, она теплится, как раскаленный уголь в груде золы. Повеет ветром – уголь вспыхнет ярким пламенем. Пойдет дождь – он снова будет мерцать едва заметно до новой вспышки.
Не год назад, конечно, зародилось нынешнее освободительное движение. Его корни в глубине веков – в Новгороде и Пскове, в Запорожском казачестве, в низовой вольнице Поволжья, церковном расколе, в протесте против реформ Петра с призывом к идеализированной самобытной старине, в бунте декабристов, в деле Петрашевского, в великом акте 19 февраля 1861 года и, говоря вообще, в природе всякого человека.
Человек всегда стремится к свободе. Человек культурный – к свободе и праву: к свободе, регулируемой правом и правом обеспечиваемой.
До настоящего момента движение, охватившее общество, еще течет в русле осуществимых и разумных требований. Но зловещие признаки ужасного бурного взрыва с каждым днем все сильнее дают себя чувствовать. Положение государства критическое.
Столкновения с полицией и войсками, бомбы, стачки, события на Кавказе, волнения в учебных заведениях, аграрные вспышки132 и т. п. не столько важны сами по себе, сколько по их отражению на зрелых и уравновешенных слоях общества, в которых нет против них серьезного противодействия; крайние политические воззрения существуют всегда и везде. Резкие эксцессы могут причинять государству огромный вред. Но не от них зависит бытие и целость государства. Пока власть имеет опору в широких общественных слоях, мирное разрешение кризиса еще возможно.
Эта необходимая опора из-под ног правительства уходит. Законодательные акты 6 августа133 изменили общественное настроение весьма слабо. Они запоздали, и они не сопровождаются таким изменением в управлении, которое прямо вытекает из возвещенного преобразования. За время с 18 февраля134 события, с одной стороны, и вихрь революционной мысли, с другой, унесли общественные идеалы гораздо дальше. Закрывать глаза на это нельзя.
Вместо чувства удовлетворения учреждение Государственной думы и положение о выборах135 выдвинули нелепую мысль о бойкоте. Она отвергнута единодушно большей частью печати и общественных собраний, в частности сентябрьским совещанием земских и городских деятелей136. Но самый факт постановки и серьезного обсуждения вопроса: идти в Думу или нет – чрезвычайно знаменателен. Знаменателен и тот факт, что, отказавшись от нелепости бойкота, упомянутые деятели хотят идти в Думу прежде всего для коренного ее изменения.
Если революция реальная еще рисуется у нас как нечто возможное в будущем, то идейная революция, несомненно, существует в настоящем. Общественная мысль поднялась над землей и безудержно рвется в облака. Еще и года не прошло, когда требование всеобщего избирательного права принадлежало одним наиболее крайним элементам общества. Теперь нет союза или газеты, которые бы его не выставляли; с противниками системы, покоящейся на чисто абстрактной логической конструкции, уже не спорят даже. То же готово повториться в отношении вопросов, которые выдвинулись попутно, хотя сами по себе неизмеримо более сложны, нежели способ, формы и условия образования, представительства – о политической равноправности женщин, о национализации земли, социалистическом переустройстве государства и т. д. Самостоятельность Финляндии и автономия Польши, даже Армении и Грузии, уже не составляют конечного идеала федералистов. Поднялись голоса в пользу провинциальной автономии вообще, т. е. преобразования России в союз свободных самоопределяющихся федераций.
Мы переживаем время господства одних крайних идей. Осуществима ли данная идея – на этом не останавливаются. Безудержной мысли кажется все достижимым и осуществимым легко и просто.
Такое настроение общества составляет самый опасный признак готовящегося взрыва. Ряды горячих сторонников обновления всей русской жизни, но не иначе как путем мирной эволюции, с каждым днем редеют. Им с каждым днем становится труднее сдерживать движение.
Их положение особенно трудно потому, что им приходится бороться на два фронта: с теми, кто сознательно идет к насильственному перевороту, и с правительством, которое не отличает их от анархистов и одинаково преследует, с правительством, которое в своих приемах и способах действия осталось, как было, как будто закон 6 августа не обусловливает самой коренной и радикальной перемены в способах правительственного воздействия.
Глубоко ошибочно думать, что в восьмидесятых годах движение было остановлено полицейскими мерами, применяя которые, правительство нашло опору в крестьянских массах.
Пассивные крестьянские массы всегда инертны и потому надежной опорою активных мероприятий не служат и служить не могут. Полицейская же репрессия остановить идейное движение бессильна. Большее, что она может сделать – это придавить и заглушить проявления движения вовне, то есть загнать болезнь вовнутрь. Преданность идее царя в народных массах, несомненно, существует. Но в народе уже произнесено слово «измена». Не зная и не понимая, где и в чем измена, народ может неудержимым потоком и во имя царя снести все, чем держится не только монархия, но и самое государство.
