Весь день для работников в комбинезонах длилась эта морока. Сначала они с энтузиазмом взялись за дело (поскольку в их фирму уже обращались, скорее всего, это были новички), закончили ремонт и собирались уезжать, но не успели сложить лестницу, как перед их ногами что-то упало. Они посмотрели наверх, откуда летела вторая звезда. Так этот ремонт продлился до вечера. Звезды соскакивали с мест, будто прикрепленные пружинами. Когда они раскалывались на куски, их приходилось долго чинить, а дальше — все заново.

Дети с удовольствием сочувствовали работникам и желали им победы, с другой стороны, их веселило сопротивление "Клопа". Когда ремонт прервало позднее время суток, трудно было обнаружить какие-либо изменения в названии. Звезды по-прежнему торчали в разные стороны, держались на волоске от падения, но все-таки держались, да и хуже, кажется, не стало.

Джозиз слышала о ремонте позже от Лил. Самой девочке уже несколько дней был прописан постельный режим. Врач, осматривавший ее, заключил что-то вроде не совсем типичной простуды. При этом считалось только совпадением, что в отеле на пару дней останавливался постоялец со щенками желтопузых овчарок. При близком контакте, когда те находятся в молодом возрасте, можно как раз испытать аллергическую реакцию со слабостью в теле и повышением температуры. Поэтому в холле, где некоторое время стояли клетки с животными, вокруг висели таблички: "ДЕРЖАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ, ЗАРАЗНО". Джозиз и Лилил знали, что никакого совпадения тут нет, ведь они обе, пока никто не видел, наглаживали щенков через решетки. И было еще странно, почему Джозиз со слезящимися глазами и красным носом слегла в постель, а ее сестра отделалась одним лишь вечером безудержного чихания.

— А тот, другой доктор, уже осмотрел Джозиз? — спросил вдруг ближе к вечеру Пиус.

Несколько раз за день он уже успел осторожно поинтересоваться состоянием девочки.

— Который был постояльцем? — оживилась клевавшая носом Лилил.

— Он что, выехал?

— Так ее и не осмотрев. Спешил на какую-то конференцию.

— Ты сама-то в порядке? Выглядишь неважно.

— Со мной все нормально. Наверное, усталость.

Пиус с Элбертом посмотрели на девочку.

— От чего?

— Ну, может человек просто устать.

В это время лифт поехал наверх, и ребята задрали головы, провожая удаляющуюся по стеклянной трубе кабину.

— Пиус, расскажи, как вчера был у своего дедушки? — попросил Элберт. — Я не слышал.

— Как, ты вчера был у господина Клопа? Я об этом даже не знала, — обиженно произнесла Лил.

— Да не о чем рассказывать, — отозвался Пиус. — Патвин зашел после обеда. Мы договаривались, и я его ждал. С моего этажа подниматься недолго, стою перед той дверью, о которой говорил, черной, потрескавшейся, и боюсь сильнее, чем в первый день, когда появился в отеле. Тогда я ничего не мог разобрать, а теперь… да нет, теперь еще больше… Не знаю, чего ожидать, понимаете?

— Да, — задумалась Лил, — помню, однажды Джозиз пролила на любимое платье смородиновый сок, а я взялась его отчистить; в общем, там была капелька сока, а я случайно прожгла химией вот такую дыру. Но Джозиз в итоге меня же и утешала. Каждый раз не знаю, чего от нее ожидать, и чем больше ее узнаю, тем, кажется, меньше знаю. А вы тоже так думаете? То есть извини, пожалуйста, продолжай.

— Так вот, Патвин открывает дверь, впускает меня, и тут снова эта обманчивая комната, свет отовсюду, который меня пугает. Старый и уставший Коэл Клоп сидит в своем удобном кресле, и ничего не меняется, в этот раз он сидел возле окна. Он что-то промычал, как будто кивнул головой, но скорее всего не признал, кто я такой. Взгляд его затуманенный, он почти всегда спит. Мне кажется, отель выпивает из него все соки, сохраняя видимость покоя и уюта.

— Извини его, отель, — Лил погладила стену. — Он снова ополчился на тебя.

— Почему ты уверенна, что все не так?

— Почему в этом не уверен ты? Ведь отель попросил о помощи. Скажи ему, Элберт.

— На самом деле, я понимаю Пиуса, — произнес Элберт. — То есть я на его стороне. Существует какая-то тайна, а поведение отеля мне непонятно.

— Как вам не стыдно! Обвинять отель, когда он сам страдает. Вы, наверное, самые бесполезные избранные в мире.

Она сложила руки на груди.

— Лил, это задание со стихотворениями, конечно, что-то значит, но вряд ли оно по-настоящему связанно с тем, что происходит, — смягчил голос Пиус. — Я долго думал и решил, что эти стишки… может, вообще шутка. Ну, хорошо, ни то, чтобы шутка. Но, согласись, что-то шуточное в них есть.

— Не соглашусь. Просто мы не можем их правильно понять. Мы потому и застряли, что вы стали сразу несерьезно к этому относиться.

— Серьезно или несерьезно, мы все равно ничего не поймем. Как раз поэтому нам с Элом интересна роль отеля. Отравление в его стенах, полиция в его стенах, странные разговоры, болезнь моего деда, вдруг нагнетание исходит от самого отеля? Я ведь говорю, вокруг Коэла Клопа все уютно. Вдруг нет никакой посторонней темной силы?

— Еще скажи, сам отель подложил отравленные конфеты Даэркрону.

— Не знаю, но вряд ли некой темной силе это понадобилось.

— По-моему, ты просто злишься, что на пергаменте не появилась надпись: "Уважаемый избранный, придите к такому-то часу в такое-то место и откройте врата для высвобождения силы отеля".

— Ничего подобного я не ждал, хотя если уж отелю нужна наша помощь, такое послание было бы куда ценней. А злюсь я, может быть, на тебя, нисколько не сомневающуюся.

— А зачем нужно сомневаться?

— Послушай, мы тоже хотим верить отелю, — сказал Пиус, — но не знаем, как.

Ребята замолчали. С восхода солнца, когда отель наградил их четырьмя испытаниями, они много раз обсуждали, что за смысл скрыт в стихах, а приходили к вопросу, являются ли эти послания теми самыми испытаниями. Чтобы вспомнить нужную строчку в записях, друзья чаще обращались к нерифмованному варианту Крочика. Вот как примерно выглядела часть стихотворения его словами: "Много лет земля плачет с телом без гроба, от этого парк не ведает покоя, хранит склеп и ждет, чтобы однажды на рассвете оказаться свободным". Слова для них оставались ясными, а как их использовать, по-прежнему было загадкой.

На время болезни Джозиз разговоры об испытаниях поутихли.

С постели она встала без предупреждения. Пиус стоял у стойки, где берут завтраки, когда в ресторан вошла Лилил, а следом за ней неожиданно появилась Джозиз. Увидев сестер, Пиус опустил поварешку каши в чашку с чаем на чужом подносе. Еще наступил на чью-то мантию, сам чуть не упав при этом. Подойдя к столику девочек, он выглядел так, будто собирался поздравить их с днем рождения. Но отвесил скромный "привет" и сел за столик, склонившись над своим подносом. Затем вдруг соскочил с места и предложил сходить за завтраком для них. Лил усадила его обратно и сказала, что сама сходит, а то он чего доброго уронит на пол кувшин или убьет кого-нибудь кастрюлей.

Джозиз принялась расспрашивать Пиуса, что происходило за время ее болезни. Хотя она казалась осведомленней мальчика, тот старался отвечать подробно и точно. Вообще-то к нему закралась одна мысль, и он очень досадовал из-за нее. Ему представилось, что сейчас самый подходящий момент, чтобы подарить Джозиз в честь ее выздоровления брошку, которую он у себя хранил. По его мнению, этот подарок был бы к месту и не содержал бы ничего особенного, но момент упущен.

Сегодня занятий не было, и после завтрака ребята отправились бродить по отелю. В одном из коридоров произошла странная встреча. Повернув за угол, они наткнулись на служащего, которого раньше не видели. Он возился с ключом в замке, не замечая детей. Те замерли, рассматривая сзади его смешную фигуру с широкой спиной и короткими ногами. Почему-то его форма была почти на два размера меньше требовавшейся его упитанному телу. Рядом с ним стояло ведро со шваброй. Открыв дверь, он выпустил из номера столб густого бронзового дыма, по коридору сразу разлился резкий металлический запах. Служащий притянул ведро, шагнул вперед и скрылся из вида. Дверь захлопнулась, и дым стал рассеиваться.