Сэм сделал глубокий вдох и вывернул пикап обратно на дорогу. Через пару минут они уже въезжали на территорию коммуны. Все было, как всегда, люди возвращались из церкви, где конечно прослушали проповедь, по мнению отца Сэма помогающую людям не сходить с пути божьего. Сэм, всю эту религиозную чепуху, терпеть не мог, и был чертовски рад, когда удавалось улизнуть из коммуны, до начала чтений библии.

Сэм попрощался с парнями, все время дороги трясшимися в кузове пикапа и обратился к малышу Тиму:

– Ты все равно молодец, не переживай что не попал в нужное окно, у тебя еще будет время попрактиковаться. – он похлопал мальчика по маленькому плечу. Тот, не поднимая глаз, натянуто улыбнулся, не умело скрывая разочарование.

– Ты не рад, что поехал с нами? – Сэм почувствовал, как назревает буря внутри него, сопляк, очевидно, не был доволен тем, что Сэм представил ему, возможность преподать урок гомику.

– Нет. Я рад. – снова фальшиво улыбаясь, соврал мальчик. Сэм крепко сжал его плече, еле сдерживаясь, чтобы не переломить ему спину.

– Ты же знаешь, что такие как он, настоящее зло, смрад, дьявольщина. Мы должны бороться с мерзостью всеми способами, и твоим способом сегодня оказался камень, который ты как настоящий мужчина, не побоялся применить. – мальчишка хотел высвободиться из хватки Сэма, но у него не вышло. Сэм видел, что все это церковное дерьмо, все-таки действует и еще раз мысленно одобрил подход отца к делу, связанному с наставлением людей на путь праведный. В этом что-то есть.

– Сэм, я не знаю смогу ли сделать это в следующий раз. Если честно я испугался, когда бросил камень в окно. – мальчик поджал губешки, наверное, из последних сил сдерживая слезы.

Нет, этого пацана точно нужно научить быть мужиком. Иначе дальше будет только хуже… Ему нужно припадать урок!

– В следующий раз ты сделаешь больше. Ты попадешь в цель. Быть мужчиной трудно, никто не спорит, но у тебя есть мы, твоя семья. – Сэм взъерошил мальчишке волосы (слишком длинные на его взгляд) и велел бежать домой ужинать.

Направляясь к отцовскому дому, он думал о своем промахе, о том, что пожалел и не сбил бродячего пса. Глупые конечно мысли, всего-навсего блохастая псина, но этот поступок заставил по-другому взглянуть на себя. Он недостаточно тверд, ему не хватило мужества спрятать позорную жалость. А что будет в следующий раз, когда, например ему придется сделать выбор между мирным существованием какого-нибудь педика или грязной шлюхи, и их уничтожением. У него снова не хватит силы воли, он окажется недостойным своего отца?

Нет, такого больше не повторится. Уж у него-то хватит яиц.

Сэм обошел дом и вышел на задний двор, где мать развешивала постиранное белье, а отец курил сигарету и о чем-то ей оживленно рассказывал. История, как предполагал Сэм, наверняка касалась какого-то позорного разоблачения, еще одной победы праведной мысли отца, над порочным обществом современности.

– … Господь всемогущий, ты знаешь, что я лучше пожелал бы, выколот себе глаза, чем наблюдать за всем этим развратом, творившимся вокруг: в этом аду с возможностью оплатить все кредитной картой одни блудницы и педерасты. Снуют туда-сюда, от прилавка к прилавку, выбирая одежду покороче. Они хотят выглядеть, как можно соблазнительнее, так им велит дьявол, чтобы порочностью сбивать юные души с пути истинного…обращать их в грешников. Мать их так!

Сэма никогда не переставало удивлять, как отец может говорить о Боге и тут же, вставлять в предложение крепкое словечко. Он противоречивый человек, у которого истина имеет то значение, которое устраивает его самого.

– Если бы не свечи для машины, я бы в жизни не пошел в эту обитель разврата, одним своим внешним видом, эти глиномесы и шлюхи оскорбляют имя Господне! – старик закашлялся, его белые волосы, собранные в крысиный хвостик, разметались по шее, и он раздраженно спрятал их. Издалека он напоминал Санта-Клауса, переболевшего всеми возможными болезнями, и теперь сняв свою праздничную одежду, дожидавшегося смерти. – Я уже было хотел возвращаться, знал, что нужно торопиться, к обеду солнце подымится высоко над городом и будет жарче, чем на дне рождения у сатаны, но, когда увидел эту размалеванную девчонку, одетую, как самая нищая потаскуха, я не смог уйти молча. Я какое-то время стоял, не решаясь, но знал… Знал, чего от меня ждет Господь! Он хотел, чтобы я проучил эту маленькую дрянь, которую может быть, еще не поздно спасти.

– И что ты сделал? – опустив дырявую пластиковую корзину с оставшимся бельем, подала голос мать. Усталая, вспотевшая, на её лице не выражалось никакого интереса к рассказу отца и Сэма это взбесило. Она жена своего мужа, их венчали перед Богом, а она смеет там неуважительно смотреть на него? Сквозь пальцы, словно терпит его из последних сил.

– Ты бы узнала, если бы не перебивала меня! Какого черта ты кладешь простыни вместе с моими рабочими штанами? – взбесился отец, ударив ботинком по стоящей на земле корзине. Она перевернулась и все оставшееся чистое белью вывалилось на землю.

Что-то в груди Сэма ёкнуло, что-то пульсирующее, жалостливое, как тогда, когда мальчишка заверещал, спасая собаку, но Сэм сдержал чувства, не дав им проникнуть в голову.

– Я прошел через весь торговый зал и на глазах у всей толпы что было сил, врезал ей по уху, которое разбухло сию же минуту! – отец залился скрипучим смехом, который мгновенно обратился в кашель, сильнейший кашель курильщика.

– Хочешь воды? – оставив белье лежать на земле, обратилась мать к отцу и тут она заметила стоявшего в стороне Сэма и рассеянно ему улыбнулась. Она смотрела то на отца, то на своего сына и словно замечая невидимую нить между ними, следовала по ней взглядом.

«Что она видит в нас? – спрашивал себя Сэм, – почему так уставилась, словно ей открылась какая-то истина. Что, между нами, общего? Мной и моим стариком».

– Вся толпа закудахтала, словно в курятник пробрался лис – он снова закашлялся, – А эта мелкая потаскуха визжала так, будто ей ногу отрезали. Мать её так!

Сэм зашел в дом налил пол стакана свежей воды (набиравшуюся в колодце за домом) и подал отцу.

– А, сын, ты уже вернулся. Ну как все прошло? Господь может тобой гордиться сегодня? – приняв стакан с водой из рук Сэма, поинтересовался отец. Взгляд его всегда был тяжелым, словно он видел все сомнения и страхи, но умалчивал об этом до времени, когда нужно будет доставать скелеты из шкафа.

– Неплохо, пап. Но… – заколебался Сэм, не зная говорить ли отцу о промахе малыша Тима. И как только взгляд старшего мужчины стал невыносимым настолько, что пришлось отвести глаза, все же произнес:

– Думаю, Тим прибывает в сомнении, в своем возрасте он уже оказался на перепутье.

Отец допил воду, небрежно передал стакан матери и присев, снова закурил, смотря в несуществующую точку перед собой.

– Дьявол ходит разными путями. И никто не говорил, что он не сможет пробраться и в наш дом. – как только отец начинал говорить о дьяволе и общем доме, коммуне, это означало, что он злится, придумывая способы борьбы с невидимым врагом. – Как ты думаешь, сын, если рука человека начинает гнить, источая зловония и угрожая заразить весь организм, что нужно делать? Не отводи взгляда Сэм, говори, что думаешь, как бы жестоко не звучало.

Отец испытывал его, гипнотизировал, не давая возможности уйти от ответа, подчиняя своей воле и безумию.

– Её нужно отсечь. – словно невзначай переведя взгляд на мать, ответил Сэм. Старик широко улыбнулся, обнажив неровный ряд пожелтевших зубов. Сэм знал, ответ, данный им правильный, именно это хотел услышать отец, но не понимал, почему тот так широко улыбается.