Так думал я, маленький нескладный танк, наблюдая, как щуплый подросток, которого в бессильной ярости пнула женщина с морщинистым лицом, вместо того, чтобы, наконец, подняться, кулем катится вниз с двухметровой насыпи. Прямо мне под гусеницы. Мне, в принципе, было плевать на жизнь этого мальчика, как и на любую другую. Я бы спокойно переехал его, если бы не вспомнил, что это я. Так это меня она столкнула? Когда мне в кои-то веки было действительно весело? Вот же стерва! Сейчас я научу её себя вести! Я ведь куда сильнее, так что ничего не помешает мне с ней разделаться. Машины, ехавшие позади меня, уже остановились, так что можно не опасаться, что моё тело раздавят. Угрожающе подняв пушку и направив морщинистой прямо в лицо, я стал карабкаться на насыпь. Как же хочется выстрелить, опробовать на ней свою силу! Я вдруг вспомнил, как рыжие волосы моей старой знакомой, психиатра, развевались в пламени, и как летел пепел, вот бы посмотреть, как тело этой женщины тоже превратится в прах, разлетится, словно салют, вместе с осколками снаряда…

Мои микрофоны улавливали какие-то раздражающие звуки, и я не сразу понял, что это крики людей. Но та женщина не кричала и даже не пыталась бежать, завороженная видом машины, которая держит её на прицеле, замечая каждое движение. Она лишь пятилась маленькими шагами и что-то бормотала, пока я карабкался на насыпь. Молитвы, наверное – она и нас заставляет молиться по три раза в день. Посмотрим, как они тебе помогут сейчас. Я решил, что выстрелить нельзя: это могло меня выдать. Вряд ли атаку спишут на врагов из Ворлэнда или саботажников, если взломанный робот убьёт лишь одну конкретную женщину. Поэтому, несмотря на соблазн, я просто ускорился и переехал её, ничего не почувствовав, ведь корпус танка не способен к осязанию. Затем я решил выстрелить в ближайшую вышку связи, чтобы выдать это действие за свою истинную цель. Но орудие оказалось не заряженным. Так что пришлось просто просить танк, заставив его ехать прямо и сломав связь с координатором. Пусть думают, что враги хотели украсть его. Не знаю, правдоподобно ли это – мне сложно оценивать действия людей, понимать, что они могут подумать, когда мой имплантат отключён. Зато я могу запросто убивать тех, кто мне не нравится.

Я вернулся в своё тело, встал, с трудом координируя движения, и неуклюже побежал подальше от сумятицы. Вскоре всех приютских согнали в одну толпу, чтобы отвести в безопасное место, и я успешно слился в ней. Вернувшись в приют, я испытал сильнейшее желание уединиться, чтобы насладиться своим триумфом. К счастью, мне не удалось этого сделать, потому что имплантат включился. Почему к счастью? Просто, когда я снова стал «нормальным», то испытал такой ужас, такую ненависть к себе за содеянное, что непроизвольно взвыл и схватился за голову, не обращая внимания на недоумённые и брезгливые взгляды других ребят. Не знаю, что я мог сделать с собой, если бы остался один, наедине с этой бездной, из которой уже никогда не смогу подняться.

Глава 4.

Возможное удовольствие

Мои пальцы рук успели окоченеть, пока мы добрались до места, не помогало даже держать их в карманах. Приземистое здание инкубатора нашего человейника не имело никаких украшений и напоминало скорее просто общежитие или больницу. Что логично, ведь детей уже в годовалом возрасте, или около того, развозят отсюда по приютам, и они никогда сюда не возвращаются… Хотя, погодите, я же вернулся.

По идее, я должен был чувствовать какой-то моральный подъём или хотя бы любопытство по поводу своего первого раза. Сексуальное образование в СИВЗ начиналось и заканчивалось одним занятием по биологии на пятом году обучения, но и это скудное знание донельзя искажалось церковью. К моему счастью, руины интернета хранили воспоминания миллионов людей о том, что такое эротика, порно и даже любовь. В своей голове я видел фотографии красивых девушек, фильмы по красивых девушек, нарисованных красивых девушек, короче, в целом составил свой идеал. С серой СИВЗовской реальностью он не имел ничего общего, здесь женщины, впрочем, как и мужчины, были в той или иной степени некрасивыми, усталыми и злыми. Кто-то пренебрегал личной гигиеной, кто-то перебарщивал с алкоголем, некоторые просто были грубыми и откровенно тупыми. Возможно, я просто плохо искал. Если честно, я вообще не искал девушек в реальности, когда вот они: нежные эльфийки, кокетливые горничные, робкие школьницы и заботливые сестрёнки прямо у меня перед носом, точнее, в мозговом имплантате-хранилище на несколько гигабайтов, который я вмонтировал специально для этих целей.

Унылые работники демографического министерства поднялись со мной на нужный этаж и указали номер комнаты. Я несколько секунд простоял в нерешительности перед простой коричневой дверью, одной из десятков в этом длинном, как макаронина, коридоре. Постучал на всякий случай, чтобы предупредить о своём приближении, а потом вошёл. Сначала ничего не было видно из-за скудного освещения в комнате, но потом я разглядел низкую двуспальную кровать и тумбочку рядом. Больше в каморке ничего не было, даже окна. В постели, укрыв ноги тонким одеялом, сидела молодая женщина со слегка волнистыми каштановыми волосами, собранными в скучный хвост. В руках она держала какую-то ткань, возможно, шила или штопала, но тут же отложила своё рукоделие на тумбочку и воззрилась на меня. Выжидающе. Настороженно. Но равнодушно.

– Типа… Привет, – со вздохом проговорил я, закрывая за собой дверь и делая пару неуверенных шагов в сторону девушки. Почему мне так не по себе, если учесть, что в жизни я успел сотворить кое-что гораздо хуже того, что собираюсь сделать сейчас?.. Может, постараться забить на всё и провести этот вечер с удовольствием, как, в общем-то от меня и ожидается? Я присмотрелся получше к девушке, сидящей на кровати.

В принципе, она ничего такая, даже в этой уродливой жёлтой майке в сердечко. Я даже подумал на какой-то миг, что мог бы приятно провести время с ней, но потом, наконец, поймал её взгляд. Человека с такими усталыми глазами хочется только уложить спать. А лучше – вообще не взаимодействовать, слишком уж похож на оживший труп. Такую гремучую смесь из смертельной усталости, скуки, брезгливости и смирения я видел иногда и в собственном зеркале, особенно после смены в двое суток. Она убила и всё впечатление от вида открытых плеч и глубокого декольте девушки (хотя безвкусный казённый наряд и так уничтожил почти всю эстетику).

– Привет. Мне представиться? – бесцветным голосом прошелестела она. В принципе, голос мог быть приятным, хотя девушка и шепелявила немного.

– Ну, можно. Я Яр. Яро, – хотелось добавить "хотя тебе, уверен, насрать".

– А меня зовут Мелисса Май, очень приятно познакомиться, Яро, – спохватившись, она выдавила некое подобие улыбки. Получилось вымученно, тем более, что стало заметно отсутствие одного зуба, из-за которого Мелисса и выговаривала "С" с лёгким присвистом.

– Не ожидала, что я приду? У тебя, наверное, конец смены? – предположил я. Так, если её имя – тоже название растения, значит, мы одногодки. Могли даже быть в одном приюте, но в разных группах. Как бы то ни было, я вижу её впервые.

– Да, уже собиралась спать, – честно ответила девушка. Она достала из выдвижного ящика тумбочки расчёску, распустила волосы, доходящие чуть ниже плеч. Стандартная стрижка, одна из двадцати официально разрешённых в СИВЗ (неодобренные стрижки рассматривались как дисциплинарное нарушение). Градус неловкости нарастал экспоненциально.

– Я присяду, ладно?

Мелисса неожиданно усмехнулась.

– Первый раз что ли?

– Вроде того.

– Мне раздеться?

– Что?! То есть, почему нет, если хочешь…

– Не хочу. Но по правилам обязана спросить и действовать согласно твоим пожеланиям.

Я поёжился. Нехотя снял ботинки, сел рядом с ней поверх одеяла. Чувствовал себя настолько некомфортно, будто мне любезно предлагают съесть горсть опарышей. Главное, чтобы имплантат сейчас не накрылся.