– Мам, а разве люди не должны дышать?

– А? Что? – не поняла сразу Лариса, оторвавшись от бесплодных попыток включить севшую трубку в надежде, что осталось хотя бы немного заряда в аккумуляторе.

Алька привстала со стула, вытянув по-гусиному шею и заглядывая в окошко и рассматривая сидящую за ним тетку.

– Ну люди же должны дышать.

– Ну да…

– А эта не дышит… – кивнула Алька в окошко.

– С чего ты взяла? – испугалась Лариса и тоже решила взглянуть туда же.

И вправду, что-то не было заметных признаков дыхания. Но Лариса не совсем была уверена в увиденном, поэтому, зайдя в каморку, попыталась потрепать тетку по плечу. Та никак не реагировала, все так же полулежа на руках. И тогда Лара решилась прощупать пульс. Как там обычно в сериалах показывали? Чуть пониже уха? Но то ли в сериалах нагло обманывали, то ли мастерства у Лары не хватало, но пульс прощупываться не желал. Лариса начала уже паниковать, когда билетерша зашевелилась…

– Фух! Ну вы меня и напугали. – Выдохнула с облегчением Лара и отступила на шаг назад, чтобы не напугать взбалмошную тетку и не вызвать с ее стороны новый поток ругательств. – Я уж было подумала, что…

Да вот только вид у тетки был такой, что ею самой можно было пугать. От лежания на правой стороне лица обозначилось несколько красных пятен, а глаза… глаза и вовсе стали какими-то неестественно блеклыми. Совсем как… Лариса и сама не знала, что заставило ее отступить еще на несколько шагов, уперевшись в дверь, когда тетка-билетерша начала медленно и с какой-то долей неестественности подниматься, уставившись на нее немигающим и страшным взглядом и при этом издавая какой-то сиплый звук.

– Эй, вы как? – Лара попыталась достучаться до сознания тетки, но та, казалось, ее вовсе не слышала.

А эти глаза… Совсем как у того офицера окровавленного и у того, что возле ее машины терся, пугая дочку.

Почему-то именно мысль об офицере заставила Ларису быстро юркнуть за дверь, выскочив обратно в «предбанник».

– Алька, надо бы нам сматываться…

– А как же те? – задала резонный вопрос дочка. Когда хотела, она могла быть вполне проницательной.

Лариса снова высунула нос за дверь и с радостью обнаружила отсутствие дежурившего под дверью. Может, надоело ему стоять тут как соляной столб, да свалил куда?

– Алька, давай… Пойдем. Шевели булками.

– Ну ма-а-ам!

– Шагай, давай….

Лариса с девочкой быстро пересекла небольшое пространство между двумя постройками и, шустро перебирая ногами, спускалась вместе с дочкой к катеру, который как раз причалил к пирсу. В салоне, что вполне себе просматривался с этой точки, даже не смотря на мутноватые и не совсем чистые стекла, происходило что-то непонятное: не успели матросы привязать посудину, как из салона просто хлынул людской поток, готовый смести все на своем пути. А тут еще и кассирша с переброшенной через шею сумкой с билетиками и деньгами пошатнулась и начала заваливаться, даже не пытаясь ухватиться перебинтованными руками за ограждение. Лариса не знала, что делать: с одной стороны прущая напролом человеческая толпа, с другой нервно сжимающая руку Алька, а с третьей, вроде как, и человеку помочь нужно.

– Позвоните в скорую! – попыталась тормознуть первого попавшегося пробегающего мимо мужчину Лариса, но тот только отмахнулся и еще быстрее взлетел вверх по лестнице, словно за ним стая чертей гналась.

– Скорую вызовите! – Кричала Лара, но никто не хотел ее слышать, не то чтобы останавливаться.

Женщина металась как загнанная от одного к другому, рискуя быть снесенной толпой, когда в проеме ворот, отделяющих причал от площадки ожидания пассажиров, показались первые дергающиеся фигуры, большинство из которых были почему-то перемазаны в крови, да и вообще вызывали какие-то неопределенные впечатления.

Лариса дернула Альку за руку и потащила ее вверх по лестнице, боясь, что ту толпа просто затопчет.

Но к несчастью, наверху тоже завязалась какая-то потасовка, и выход на площадь был практически перекрыт. Да и особого смысла соваться туда тоже не было: все движение на дороге встало намертво, поэтому перспектив добраться домой на маршрутке попросту не было. А пешком проделать такой путь было очень опасно: обстановка с каждым часом на улице становилась все хуже и хуже… Лариса уже сто раз пожалела, что потеряла столько времени сначала сидением в машине, а потом долгим ожиданием в общественном туалете.

Женщина ошалело закрутила головой, пытаясь найти выход в сложившейся ситуации: по лестнице странно ковыляя, поднимались окровавленные люди, слева путь был перекрыт, поэтому оставалось бежать только направо, но и это была тупиковая ветка: с той стороны располагались только несколько магазинчиков, бар и второй причал, уже заброшенный из-за аварийного состояния. Этот причал все собирались ремонтировать, но до этого руки никак не доходили то ли из-за кривизны этих самых рук, то ли из-за постоянного распила денег, выделяемого на его ремонт.

Лариса металась из стороны в сторону, поглядывая через спину на лестницу и с ужасом отмечая, что расстояние между ней и «психами» медленно, но уменьшается. И от этого она чувствовала себя загнанной в угол. Но тут в голову как раз вовремя пришла идея: женщина вспомнила про диспетчерскую портофлота, где наверняка есть стационарный телефон, и откуда можно позвонить и в «скорую помощь» и в милицию. Да и бежать больше было просто некуда, не было другого выхода. Поэтому, увернувшись от ближайшего «психа», преодолевшего лестничный пролет, она со всех ног рванула, таща за собой Альку, чье сопение так отчетливо раздавалось сзади, в сторону двери здания, возвышающегося за ее спиной.

Светлый солнечный день. Даже слишком солнечный – яркий свет так и резал глаза, отчего на них непроизвольно выступали слезы, и вся картинка становилась какой-то размытой и нечеткой, словно ее неумелый художник размазал своей кистью. Виктор старался вытереть слезы, но на глазах словно застыла пелена – мутная, беловатая, мешающая разглядеть все, что было вокруг… Мужчина даже запаниковал на какой-то момент, но все же картинка, в конце концов, стала четче. Перед ним стояла его жена Алёна и улыбалась. Просто улыбалась – светлой, милой и такой родной улыбкой, от которой у Виктора со времен их знакомства просто сносило голову.

– Ты чего застыл, родной? – вздернула брови Алёна, внимательно всматриваясь в лицо мужа.

– Да я… – не знал, что ответить Виктор, не понимая, как такое может быть.

– Ты чего? – Алёна дотронулась до его лба, словно проверяла на наличие температуры.

– Ты жива?! – ошарашенно спросил он.

– А как же? – вновь усмехнулась жена. – Странный ты какой-то… Ой, мне к Артёмке нужно.

Жена взмахнула руками и резко развернулась, отчего ее волосы, связанные в хвост, едва не полоснул застывшего Виктора по носу.

– Лён, постой-постой! – вдруг ожил он, схватив жену за плечо, сам удивившись тому, что кожа на ощупь мягкая и теплая. – Но как? Я же сам… я сам все видел. Ты, Артёмка… вы были мертвы. Оба.

– Что за ерунда?! Вить, – рассердилась жена, даже притопнула ногой с досады. – ну хватит уже нести эту чушь! Ты вообще какой-то странный, не находишь? Смотришь на меня, как на инопланетянина, глупости какие-то говоришь. У тебя скоро от твоей работы крыша поедет. Может, возьмешь отпуск?

– Лён, послушай… – попытался было объяснить свое поведение Виктор, но в соседней комнате заплакал ребенок.

Только сейчас Виктор понял, что находится в своей квартире. Он удивленно осматривался, узнавая привычные предметы домашнего обихода, заодно пытаясь понять, как он здесь очутился, но требовательный плач, разносившийся из соседней комнаты, заставил его вздрогнуть. Плакал ребенок… Ребенок? Его ребенок? Но…

Виктор замотал головой, пытаясь упорядочить мысли, и непроизвольно глянул в зеркальную дверцу шкафа-купэ, занимающего всю противоположную двери стену. Этот шкаф они с Алёной заказали буквально за несколько недель до рождения малыша, подчистую опустошив кредитную карточку, и загнав себя в кабалу на целый год.