Лариса покосилась на грубиянку и тихонько шепнула дочке: «Пойдем!». Только выйти им не удалось – практически возле самой двери торчал тот самый офицер с окровавленным лицом и страшными бельмами вместо глаз. Лара, не успев и открыть дверь, тут же ее захлопнула.

– Ну чего ты там мнешься?! – прикрикнула на нее тетка, успевшая вновь шмыгнуть в свою конурку и теперь ищущая глазами, чем бы перевязать рану.

– Там он стоит… – негромко ответила Лариса и, вдохнув побольше воздуха, решительно добавила. – Мы никуда не пойдем, пока он там!

– Зашибись! Валите давайте отсюда! Сказала же – мы закрываемся!

Но Лариса решила твердо стоять на своем. В конце концов, от этого зависит здоровье ее дочери.

– Нет.

– Мам, что теперь делать?

– Погоди, Аль… Дай подумать.

Но билетерша никак не унималась, выливая на неожиданных посетителей все новые потоки брани, поэтому Ларисе пришлось на нее прикрикнуть:

– У вас совесть вообще есть? У меня ребенок, а вы выгоняете нас на улицу, когда там этот стоит. Это же он на вас напал? – выдвинула предположение Лара и, заметив согласный кивок, продолжила, аккуратно подбирая слова. – Так что мне делать? Он уже и на нас кидался… Нам только чудом удалось вырваться.

Но тетка проявляла чудеса непробиваемости, словно была упакована в какой-то металлический панцирь, заменяющий ей кожу и напрочь защищающий спрятанную где-то глубоко внутри совесть.

– А я здесь при чем? Нарожают ради пособий, а потом трясут своими детьми перед носом, будто им все должны… Вот мы в свое время…

– Да как у вас язык поворачивается такое говорить?! – вновь не выдержала Лара, чувствуя, как у нее от злости начинает дергаться глаз. – У вас совсем совести нет? Язык бы попридержали при ребенке-то…

– А ты меня не учи! Я и так ученая! Орет она еще тут на меня. За соплячкой своей смотри лучше, а не на меня хайло открывай! Ладно, – так же внезапно сменила гнев на милость тетка, скривившись при этом так, словно три килограмма лимонов махом съела. – Помоги мне с рукой. Этот мудила цапнул меня…

Лариса с облегчением выдохнула и легонько толкнула дочку к единственной табуретке не понятно для чего стоящей возле стены – вряд ли кому-то из посетителей придет в голову дожидаться своей очереди сидя на ней.

– Присядь пока.

– Мам, долго нам здесь сидеть? Здесь воняет же…

– Пожалуйста, ну хоть ты мне мозг не делай…

– Долго ты там копаться будешь? – прикрикнула тетка, ожидая причитавшуюся ей помощь.

– Да иду уже! – Крикнула в ответ Лара и обратилась уже к дочке. – Дай мне рюкзак или аптечку просто достань, там бинт должен быть.

Алька, плюхнувшись пышной попой на табуретку зарылась в рюкзак и буквально сразу же нащупала аптечку, которую тут же раскрыла и протянула матери упаковку бинта.

– Почему мы ей должны помогать? – недовольно зашептала девчонка. – Она нас выгнать хотела…

– Аль, ну она же ранена. А плохой человек или хороший это не нам решать. Если мы можем помочь человеку, то обязаны это сделать – это элементарная человечность. Не бросать же ее кровью истекать. И перекись там еще поищи.

– Ну не знаю… – пожала плечами девочка. Для нее мир был намного проще, чем говорила мать. Были те, кто к ней хорошо относился: хвалил на уроках, не задирал, не обижал… к ним и сама Алька хорошо относилась и всячески была готова помочь – принести ли мел или дать списать домашнее задание. А были и другие. Так вот тем, другим она бы в жизни не помогла.

Лариса, взяв бинт и бутылочку с перекисью водорода, направилась к тетке. Раненную руку пришлось долго промывать под водой (благо раковины и проточная вода имелись в наличии), затем заливать перекисью и туго перевязывать. Вместо благодарности тетка то и дело материлась, ссылаясь то на то, что рану щиплет, то на то, что повязка очень тугая, но Лариса пропускала все ее слова мимо ушей. Благо, за время работы на рынке она выработала в себе перманентный пофигизм к словам других. И только очень редкие личности могли ее раскачать на проявление ответных эмоций. Как оказалось, именно к такой категории билетерша и относилась, но поняв это, Лариса старалась большинство несправедливых замечаний пропускать мимо ушей.

После всех процедур тетка снова удалилась в свою каморку, где и засела за чтение какого-то низкосортного женского романа в стиле «Его нефритовый стержень вошел в ее тайную пещеру». Ну или как-то так… Подобным чтивом Лариса перестала увлекаться еще лет пятнадцать назад в тот период жизни, что в простонародье называется «играй гормон», а вот некоторым взрослым людям подобная мутотень нравилась. Хотя давным-давно пора было переходить от теории к практике.

Алька сидела и игралась в какую-то игрушку на мобилке Ларисы, поэтому не очень надоедала с нытьем или расспросами. А вот сама Лара не знала, куда себя приткнуть.

– Что ты там торчишь как мечта импотента? Зайди табуретку дам, притулишь свои телеса.

– Спасибо, – кивнула Лара, не понимая, о каких «телесах» говорила тетка. Ведь в Ларисе едва-едва набиралось пятьдесят два килограмма. И в отличие от самой тетки в ней не было и капли лишнего веса. Но начинать спор из-за такой ерунды порядком уставшая женщина не хотела. Ноги уже нещадно ныли, да и просто хотелось расслабиться. Хорошо хоть работа на рынке приучила женщину выбирать удобную обувь и одежду. Будь она сейчас на каблуках, ноги бы уже просто онемели от стояния.

Так прошло еще около часа. Лариса вся извелась, потому как вот так сидеть без дела для нее было хуже пытки. Алька все так же резалась в тетрис, установленный на телефоне, а тетка и вовсе заснула при прочтении столь увлекательного чтива, опустив голову на руки, все еще сжимающие книжонку с потертым переплетом. Несколько раз Лара выглядывала за дверь, но происходящее на улице не только не стало лучше, оно кардинально ухудшилось, да и дежуривший возле входа «офицер» в окровавленной форменной куртке никуда не уходил. Именно из-за него Лара уже пропустила несколько катеров, шедших на ту сторону бухты – их гудок, предупреждающий об отплытии, сложно было не услышать.

– Дай мне телефон! – протянула руку Лариса, ругая мысленно себя за то, что раньше об этом не додумалась. Конечно, привычки при первой же опасности звонить в милицию у нее не было – все ее контакты с «органами» ограничивались ежемесячной «данью» пэпээсникам. Вот и сейчас она только подумала о том, чтобы позвонить в милицию. Ну должны же они хоть что-нибудь сделать, коль тут не понятно что творится. Дозвониться удалось лишь на шестой раз, и когда Лара, окрыленная успехом, быстро-быстро затарахтела в трубку о своей проблеме, то дежурный не испытал никакого энтузиазма к озвученной информации, вызвав своим равнодушием шквал отрицательных эмоций в свой адрес, пообещал прислать наряд и просил дождаться. На том и порешили. Ларисе мало верилось в то, что наряд прибудет через пять минут, хотя Ленинское РОВД было в пяти минутах езды от центра, поэтому она мысленно запаслась терпением и приготовилась ждать.

Ждать пришлось долго, наряд все не ехал, а повторно дозвониться до дежурного не получалось… А тут еще и Алька снова начала капризничать, словно трехлетний ребенок: теперь она проголодалась и чуть ли не ежеминутно напоминала об этом и так порядком уставшей Ларисе.

Тетка за стеклом так и не просыпалась. Даже странно как-то: как можно спать, когда за дверьми то и дело раздаются оголтелые крики?

– Вот черт! – выругалась Алька.

– Аль, я что тебе говорила по поводу ругательств? Ну сколько можно? – возмутилась Лариса и тут же применила просто «железный» аргумент, который в теории должен был возыметь действие на дочь. – Ты же девочка!

– Прости, мам. Просто телефон разрядился… – надулась дочка, теребя в руках бесполезный теперь телефон.

– Ну молодец… Я же теперь ни позвонить не смогу, ни время посмотреть, – нахмурилась Лара, не обращая никакого внимания на то, что Алька долго и пристально смотрит на билетершу за стеклом. – И тетя Света к нам не дозвонится теперь.