В их доме тоже царила траурная атмосфера. Ольга и не заметила большой разницы между квартирой двух покойниц и их собственной. Сестра что-то жарила на кухне, тихие шипящие звуки кипящего масла разбавлялись скрежетом приборов о сковороду. Прислонив сумку к стене, Ольга сняла ботинки и заглянула в маленькую, чистую кухоньку.

– Леночка, я дома.

– Ой, – вздрогнула невысокая худенькая женщина с большими карими глазами, похожими на Пашины. – Напугала меня. Я нервная такая, ужас один.

Она сняла фартук и протёрла им вспотевшее лицо.

– А чего нервничаешь?

– Ну а как же ещё? Такое творится. Как там, была на поминках девочки?

– Да, как раз оттуда, – состроила жалобную гримасу Ольга. – Пашка спит?

– Да не спит он вообще, – покачала головой Лена. – Ты разговаривай с ним почаще.

– Конечно, – покивала Ольга. – Пойду загляну к нему.

В комнате Паши горела настольная лампа. Парень сидел на заправленной кровати, низко склонив голову над гитарой, и перебирал струны. Вопреки обыкновению, музыка лилась спокойная, хотя раньше Ольга зажимала уши, когда появлялась в комнате племянника, настолько неприятными ей казались его панковские, с позволения сказать, мелодии.

– Сочиняешь? – спросила Ольга, остановившись в дверях.

Паша не ответил, что-то записал в тетрадку, которую держал на коленях, зажал во рту ручку и продолжил бренчать.

– Я была у Алиевых, – проходя в комнату, сказала Ольга. Присела рядом с племянником, заглянула в тетрадь, но парень перевернул её чистой стороной. – Её отец совсем потерян. Ты смотри не ходи к ним, он винит во всём тебя, что, конечно, ерунда полная. Это защитная реакция, достаточно токсичная. Расстроенный человек всегда ищет виноватого, чтобы переложить на него ответственность, снизить собственное чувство вины. Ему кажется, когда виновный будет найден, станет легче. Но это не работает так.

Паша снова промолчал. Ольга даже взглянула на его уши, думала, он заткнул их наушниками, но нет. Разозлившись, она всё равно попыталась улыбнуться.

– У меня для тебя есть небольшой сюрприз. Думаю, тебе понравится.

Ольга вышла из комнаты и вернулась с сумкой. Достала картину и бережно погладила раму. Паша поднял глаза. Хмурое лицо разгладилось, уголки губ печально дрогнули.

– Уверена, Асель хотела бы, чтобы она осталась у тебя, милый. Ты не против такого обращения?

Паша отложил гитару, встал, внимательно разглядывая картину, хотел коснуться, но Ольга отстранилась.

– Осторожно, размажешь, руки потные. Её подарил мне один мой старинный знакомый, когда я была ещё девчонкой. Картине много-много лет. Давай повесим сюда?

Она сняла со стены круглые часы и на их место повесила картину, выровняла и отошла, оценивая результат.

– Ей очень нравилась эта работа, – улыбнулась Ольга.

– Не так чтобы очень, – сказал Паша. – Просто нравилась.

– Поверь, я знаю, о чём говорю, – с нажимом повторила Ольга сквозь улыбку. – Пусть будет добрым напоминанием. Хорошо?

– Ну, пусть висит, – пожал плечами Паша.

Ольга обняла его, поцеловала в лоб.

– Всё будет хорошо. Спокойной ночи, милый.

Паша ещё долго стоял напротив картины, задумчиво потирая чёрные буквы на запястье, как будто хотел почувствовать их на ощупь.

Когда он в последний раз разглядывал эти цветы, они с Асель были почти счастливы. Говорили о будущем, о том, что волнует, о забавном и о серьёзном. Он слушал её искренний, звонкий смех и ловил себя на мысли, что хочет превратить его в аккорд. С ней ему было потрясающе. А та девушка, что убила мать и спрыгнула из окна шестого этажа – это не Асель, он знал. Взгляд зацепился за особенно яркий, необычайно синий, с переливами голубого и чёрного, цветок с пятью лепестками. Он привлекал внимание, словно покачивался на ветру, источал знакомый аромат и что-то пытался сказать. У парня появилось ощущение, что в прошлый раз цветка на картине не было, иначе бы Паша точно заметил, настолько выделялся он на фоне своих собратьев. Да и акварельные мазки казались свежими, выступали на фоне общей блёклости старины. Паша смотрел на цветок так долго, не моргая, что в глазах защипало от недостатка влаги. Хотел поругать себя за саму мысль о говорящем нарисованном цветке, но почему-то обернулся, словно кто-то посоветовал ему это сделать. Дверь была открыта, из недр комнат раздавался размеренный голос тёти Оли. Странное ощущение тревоги снова всколыхнуло нутро.

И пока Паша смотрел в коридор, рисованная тень, укрывающая часть поля у горизонта, вспорхнула и подобралась ближе.

– Жалко Асельку…

– Да брось! Хватит ныть!

– Я не ною.

– Читатель, ну же! Вперёд!

Топ-топ…

«Суеверные люди ухватываются за психические явления, находя в них оправдание не всегда разумного подхода к жизни».

Джэй Энсон. Из книги «Ужас Амитивилля».

Бобби сказал, что в его шкафу кто-то есть....

Последний месяц для Эдгара Росса, отца Бобби, был очень изнурительным. Написание романа стопорилось, а дедлайн с каждым днем становился все ближе и ближе. Домик, который они сняли с семьей, позволял Эдгару погрузиться в нужную атмосферу, прочувствовать на себе иголочки страха от его вида и легенд, сложенных вокруг. Скрипучие, деревянные половицы, выцветшие обои, шаткие лестницы и гуляющий по комнатам ветер. Он искал именно этот дом. И хоть было очень сложно выйти на хозяина – им являлся старик, странный и довольно замкнутый – и еще сложнее оказалось его уговорить сдать свою собственность, у писателя получилось сделать это. Эдгар обладал даром убеждения, который впоследствии применил и на Рэйчел. Но сын в отличие от жены даже после переезда доставлял неудобства…

– Милый, – нервно вздохнула Рэйчел, открывая дверцу старого платяного шкафа, – посмотри, тут никого нет. Пусто.

– Но я слышал. Там… кто-то скребет.

Бобби сидел на своей кровати, подобрав ноги под себя. Он не отводил взгляда от шкафа, хмурился и дул губы. Мальчик был уверен, что внутри кто-то есть и этот кто-то за ним следит, но мать думала иначе.

– Это всего лишь крысы, дорогой. Дом старый, не удивительно, что они здесь есть.

Рэйчел боялась признаться даже самой себе, что это место пугало не только ребенка, но и ее. Мало того, что двухэтажный особняк напоминал все жуткие дома, которые когда-либо встречались в классических фильмах ужасов, удаленность от цивилизации тоже нагоняла страха. Дом на отшибе. Малоприятная перспектива жить здесь весь следующий месяц. Последний летний месяц, который можно было провести на каком-нибудь горнолыжном курорте или даже в одном из пансионатов штата Пенсильвания, а не в этом богом забытом месте. Но Эдгару нужен был именно этот дом, его история, его… клеймо.

– Я хочу домой. Мне тут не нравится.

– Милый, – Рэйчел пыталась контролировать эмоции, которые били через край: ей приходилось разрываться между прихотью мужа жить в этом жутком доме и постоянными капризами семилетнего сына, при этом сохраняя хоть какое-то подобие нормальной жизни, – отцу необходимо работать. Ты уже взрослый и должен понимать, что мы не можем просто взять и уехать. Этот дом… он кошмарный, но посмотри на все с другой стороны. Люди платят огромные деньги, чтобы побывать в подобных местах и пощекотать нервы.

– Вряд ли они спят в таких местах, – буркнул мальчик.