Он с силой захлопнул дверцу и, круто развернувшись, повел машину к дому Подтыкайловых.

Юра выбегал уже из дома, когда подкатила полуторка. Петрович высунулся из кабины, с гневом хотел что-то крикнуть, но, увидев в руках Юры красный галстук и корзиночку с клубникой, сменил гнев на милость.

— А ну, сигай в машину! И без разрешения ни шагу. Не то вместо батьки всыплю, чтоб дисциплину уважал. Сообразил? Чего стоишь? Лезь!

Юра торопливо сунул галстук за пазуху, подал матери корзиночку с клубникой, ловко забрался в кузов. Он весь взмок, волосы прилипли ко лбу. Мать прижала к себе сына и ласково поцеловала разгоряченные щеки.

Когда вернулись к госпиталю, из ворот уже выезжала колонна машин.

Шел седьмой час. Солнце поднялось высоко. На голубом небе — ни облачка. День ожидался жаркий. Со стороны Бреста слышались орудийные раскаты; было видно, как небо над городом затягивалось густым дымом. И чем ближе подъезжали, тем яснее понимали, что там идет настоящее сражение.

Было решено — объехать город стороной. Свернули в лес. Поехали быстрее. Сильно трясло на ухабах, но скорость не сбавляли. Вскоре лес кончился. Началось зеленое ржаное поле. Слабый ветерок волнами бороздил его.

Юра посмотрел на мать и, как никогда, почувствовал всю остроту ее переживаний. Ему стало не по себе. Он готов был сделать все что угодно, но только бы не видеть ее в таком состоянии.

Александра Матвеевна заметила тревожный взгляд сына, поняла, о чем он думает, и прижала его к своей груди.

Юра вспомнил про клубнику, протянул матери самую большую ягоду.

— Для тебя набрал. Смотри, какая красная, спелая.

Александра Матвеевна благодарно улыбнулась сыну.

— Спасибо, сынок, но лучше потом, хорошо? — Она говорила тихо, растроганно, а в глазах стояли слезы.

— Хорошо, — согласился Юра и передал Вале корзиночку и предупредил, чтоб не рассыпала. Почувствовав общую беду, девочка словно повзрослела и понимающе кивнула ему головой.

Вера слышала разговор, но сама в него не вступала. А увидев в глазах Александры Матвеевны слезы, сказала:

— Не надо, прошу вас.

Александра Матвеевна смахнула слезинки и, стараясь улыбнуться, еще крепче прижала к себе детей. Неужели материнское сердце чуяло беду?..

Юра заметил, как Вера встревоженно посмотрела влево, вправо, вверх. И тут услышал нарастающий непривычный гул самолетов. Юра уставился в небо. Сколько их! На крыльях одни кресты. Все небо закрыли. Теперь оно не казалось таким голубым и чистым. Несколько самолетов повернули на колонну. От них стали отделяться черные точки. Послышался свист. Юра невольно втянул голову в плечи и плотнее прижался к матери. Дрогнула земля. Огромные клубы земли вскинулись в небо, закрыли солнце, стало темно и страшно. Вдруг кто-то подхватил и выкинул Юру из машины…

Очнулся он в большой воронке. И первое, что увидел, — солнце, низко висевшее над лесом. Пахло гарью. Юра пошевелился и почувствовал пронизывающую боль в спине и ногах.

— Ма..а..ма! — позвал он, но никто ему не ответил.

С трудом приподнялся. С головы и плеч посыпалась земля. Превозмогая боль, привстал на колени, отряхнулся и медленно полез наверх.

По всей дороге дымились исковерканные, обугленные машины. Зеленое поле стало неузнаваемым, серым, изрытым. Юра растерялся, присел на край воронки и несколько минут просидел в оцепенении. Затем подошел к ближнему перевернутому грузовику, заметил санитарную сумку матери, нагнулся поднять ее и обмер: из-под обломков на него смотрело искаженное родное лицо — мертвыми глазами. Чуть дальше лежала Валя. Под рассыпавшуюся клубнику подтекала кровь.

— Мама?! Мамочка! Валя?!

Тишина. Слышались только слабые стоны умирающих. Юра глянул на смятую, обугленную кабину, из нее торчало почерневшее тело Петровича. В стороне от грузовика, уткнувшись лицом в землю, неподвижно лежала Вера.

Юра понял, что произошло страшное, непоправимое несчастье. Упал на землю и горько-горько зарыдал.

…Вечерело. Оставаться одному среди погибших было страшно. И, полный ужаса, Юра решил вернуться домой, позвать людей на помощь, привести их сюда и потом, дома, дожидаться возвращения отца…

Уже ночью Юра подошел к лесу и остановился в нерешительности. Трудно найти человека, который отказался бы побывать в лесу днем или ранним утром, полежать на залитой солнцем поляне. Но это когда светло, когда все видно. А в темноте?

Юра стоял перед сплошной темной массой леса и, страшась войти в него, колебался. Появилась луна. Обозначила контуры деревьев, голубым светом отразилась на листьях.

Подбадривая себя, Юра осторожно вступил в лес.

Ветки кустарников стегали его по плечам, царапали лицо. Юра плакал и с опаской шел вперед. Только бы добраться до города, рассказать людям, что здесь произошло, и они обязательно поспешат сюда на помощь!

Он понимал, что мать и Валя погибли. И в то же время не верил, не хотел верить. Ему хотелось бежать, кричать, чтобы его услышали, пришли на помощь — тогда все станет по-прежнему. Но мрачный лес сковывал ноги, душил голос. Юре казалось, что его кто-то догоняет, что еще миг и… Трудно представить, что произойдет дальше… Юра затаил дыхание. Он был уверен, что если хоть чуть-чуть повернется, то… нет, нет!

Вдруг жуткий вопль раздался над головой. Юра присел от страха. Он был ни жив ни мертв. Вопль повторился сильнее.

— Ма-а-ма! — закричал он и прижался к дереву.

В наступившей тишине он слышал, как бьется его сердце. «Это филин, всего-навсего филин», — успокаивал он себя, но возбуждение от незримой опасности не проходило. Зловещие шорохи ползли к нему со всех сторон.

Снова вспомнились мама, Валя, Вера, Петрович. Пересиливая страх, Юра зашагал вперед. С каждым шагом он чувствовал себя увереннее. Он должен торопиться в город, за помощью, к людям.

Вскоре он устал. Лес, казалось, никогда не кончится. Юра присел отдохнуть, прислонился спиной к стволу дерева и сразу почувствовал, как усталость расслабила все тело, неудержимо потянуло ко сну…

Проснулся он, когда яркие лучи солнца, пробившись сквозь листву, коснулись его лица. Юра открыл глаза, не понимая, почему он в лесу, и, вдруг вспомнив вчерашний день, быстро вскочил.

Несколько минут от стоял раздумывая. В какую сторону ему идти? Надо вспомнить, с какого бока было солнце, когда они вчера выезжали из города… И опять он услышал знакомый нарастающий гул вражеских самолетов. В просвете деревьев увидел самолеты с крестами на крыльях.

Куда они летят? Бомбить Брест? Или возвращаются обратно? И что делать ему?! Искать дорогу в Брест? А если в городе немцы? Тогда что? Не лучше ли идти сразу к отцу, в Смоленск? Юра подобрал валявшуюся на земле сухую крепкую палку и почувствовал себя сильнее. Нет, в Смоленск потом, сначала он все расскажет людям.

Где-то сбоку послышалось урчание тяжелого мотора. Неужели трактор? Как он здесь оказался? Прямо через кусты Юра помчался навстречу звуку. Есть наконец кому рассказать о вчерашней беде!

Но что это? Между деревьями мелькнула фашистская свастика. Немцы!!! Юра остановился как вкопанный. Присел затаив дыхание. За первым танком показался второй, третий. Люки открыты. В черных комбинезонах на башнях сидели танкисты. Улыбались. Наслаждались русской природой.

Юра впервые видел живых немцев. Сам не зная для чего, стал считать танки. Им, казалось, не будет конца. За танками появились мотоциклисты. В касках, с засученными по локоть рукавами, они весело и громко переговаривались.

Сорок танков и семьдесят мотоциклов насчитал Юра. После них долго пахло бензиновой гарью. Юра вышел на дорогу. Сомнений уже не было: враг проехал по дороге, которая вела из города. Значит, немцы уже и там. Туда ему идти не надо. Остается одно: идти к отцу. К своим. В ту сторону, куда уехали немцы.