Этот вопрос – ключевой для поведения человека в мире вообще. Одна из самых очевидных вещей состоит в том, что человек живёт не только в мире материальном мире, но и в мире идеальном – то есть в мире идей – и при этом во втором он проводит куда больше времени, чем в первом, а идеальный мир значит для него куда больше, чем материальный. Удивительный парадокс, при котором человек умудряется ощущать пустоту и страх при материальном комфорте и безопасности, и чувствовать радость и энтузиазм в условиях неопределённости и ограниченности ресурсов, уже навяз на зубах: только ленивый уже не поговорил насчёт рая в шалаше, богатых, которые тоже плачут, и хлеба, которым не единым. Тот факт, что человек отделён от материального мира скафандром из своих собственных идей и убеждений, мы подробно рассмотрим в дальнейшем, сейчас проясним лишь пару вопросов.
Живя одновременно в двух мирах, идеальном и материальном, человек, во-первых, неспособен понять, какой из них первичен: и тем самым, лишён ответа на вопрос, бытие определяет сознание, или наоборот. Метапсихология торжественно сообщает, что происходит и то, и другое: мир наших идей воплощается в материю, а материя влияет на наши идеи. Во-вторых, человек задаётся вопросом о собственной возможности влиять на идеи и материю. Метапсихология горячо заверяет, что и то, и другое возможно, но с учётом двух особенностей. Первая состоит в том, что делать это можно или целенаправленно, или хаотично и неосознанно, по принципу слона в посудной лавке. Вторая – что непосредственным инструментом такого влияния выступает время: для изменения материи его требуется чуть больше (даже чтобы сломать, не говоря уж о том, чтобы построить), для изменения идеи – чуть меньше (хотя тут всё наоборот: сломать уже имеющееся убеждение сложно, а вот создать новое можно за пару минут). И начинается всё, разумеется, с воображения.
Воображение – хитрая функция мозга, одна из составляющих интеллекта. Интеллект имеет несколько составляющих: мышление, память, представление, воображение… Воображала – это не та, которая «первый сорт, уезжала на курорт, как с курорта приезжала, ещё больше воображала», то есть не заносчивая метательница понтов. Воображала – это та, которая способна сконструировать своим интеллектом нечто оригинальное, создать то, чего нет в окружающей действительности. Способна вообразить. И только потом, так сказать, отъехать.
Тут надо отличать воображение от представления. Представление – это способность подумать о том, что уже видел: именно в этом смысле театр и кино представляют жизнь (в отличие от телевизора, который её воображает). Когда Гамлет представляет спектакль с убийством короля – он просто моделирует произошедшие события, когда Чаплин представляет «Огни большого города», он воспроизводит жизнь бродяги из мегаполиса: однако, когда финансовый аналитик рассказывает по ТВ о текущих трендах на рынке валюты, он в прямом смысле конструирует несуществующую реальность, высасывая её из пальца, то есть проявляет воображение в чистом виде. То же самое происходит в воображении ведущего любого политического шоу, скажем, в деталях расписывающего вражду России и Украины: как тут не вспомнить старый анекдот, в котором рейхсминистр пропаганды Геббельс задумчиво говорит Гитлеру «Мой фюрер, я видел странный сон: Россия напала на Украину, а Германия требует прекратить агрессию…» Проблема лишь в том, что наблюдающие это зрители принимают воображение в телевизоре за представление: то есть убеждены, что имеют дело с воспроизведением действительности, в то время как на их глазах происходит её конструирование. Далее следует тот самый фокус, ради которого, собственно, маги и напрягали воображение: то есть зритель бежит в обменный пункт менять рубли на доллары (или наоборот) или начинает вести себя в политической логике доктора Геббельса, тем самым, делая чужое воображение своей собственной действительностью.
Когда Джон Леннон поёт “Imagine”, он имеет в виду именно воображение («вообрази», а не «представь»). Вообрази мир, где все добры и радостны. Вообрази мир, где нет войн и предательств. Повторим: представить – означает воспроизвести то, что ты уже видел, а вообразить – изобрести нечто, чего ещё не было. Вот мира без войн, лжи и предательства в последние несколько тысяч лет не было, к сожалению для автора песни: его и предлагается вообразить. Заглянувший на наш огонёк едкий музыкальный критик замечает: если бы славный ливерпульский очкарик мог только представить себе, какие грязные лапы сделали из него и его друзей икону всемирной глобализации, и вообразить реальное воплощение своей трогательной мечты о мире всеобщего равенства без границ, где в футбольном матче Германия – Франция турки и негры играют против арабов и негров, персы втюхивают русским голландские цветы на чеченском рынке, китайцы шьют немцам кроссовки «Адидас», а станции в московском метро объявляют на английском языке, он бы гораздо внимательнее отнёсся к работе собственного воображения (в таком контексте фраза «Аnd no religion too» означает уже полнейшую бессвязность происходящего4). Не разделяя бессовестно расистских и геополитически неграмотных выпадов нашего музыкального эксперта, метапсихология, тем не менее, замечает, что жизнь таки далеко обогнала мечту господина Леннона.
Но даже эти обстоятельства, путь и довольно сомнительным образом, всё же доказывают, что воображение – базовая функция интеллекта. Возможно, она даже важнее памяти и мышления, ибо воображение – это главный атрибут творца. Материальная действительность, безусловно, одна: но вот ре-Альностей столько, сколько есть людей, способных к воображению. Каждый творец, так сказать, берёт объекты окружающего мира и начинает их связывать между собой (животные этого не делают: у них есть память, мышление, даже представление, но нет воображения, следовательно, отсутствует творческая функция). Связи объектов между собой становятся фактами: вот из этих фактов, то есть из того, каким образом связаны между собою одни и те же объекты, и состоит мир каждого отдельного человека.
Поэтому, например, и случается несчастная любовь: он живёт в одной реальности, а она – в другой, он не связал себя и её, а она связала, поэтому он не страдает, а она страдает; объекты одни и те же, но связь разная, то есть разные факты. Один связал себя и зарплату в три корочки хлеба; другой связал себя и все деньги, которые только попадают в его поле зрения. Разумеется, они окажутся в разной реальности, ибо у них разные способности к воображению. Один связал себя и свою фигуру в зеркале. Другой связал себя и Арнольда Шварценеггера на плакате. Через год они окажутся в разных реальностях: первый останется в той же самой, второй перейдёт в другую, потому что они живут в мире разных фактов. Одна никак не связывает себя с дурой-соседкой и хамом-коллегой, а другая привязалась к ним так, что не разорвёшь: обе из одних и тех же объектов сконструировали для себя разный мир, потому что проявили разную способность к воображению.
Кроме того, для человека Кали-юги свойственно заблуждаться по поводу уже сформированных связей, то есть путать факт – и своё мнение о факте. Например, для подавляющего большинства представительниц прекрасного пола государственный штамп в паспорте означает связь между ей самой и её мужчиной, то есть означает факт наличия семьи: с этим и связано горячее стремление «оформить брак» (чуть ранее оформлением занимались священники, поэтому для многих брачующихся религиозный ритуал продолжает оставаться необходимой культурной данью историческому прошлому: как если бы мельник, заперший амбар на пудовый замок, на всякий случай ещё перекрестил двери). Однако путаница между фактом (то есть подлинной связью между двумя людьми) и мнением о факте (то есть регистрацией брака) в данном случае налицо: как говорил герой Михаила Зощенко «В конце концов, сестра, ведь развестись-то вы всегда сможете!..», на что героиня отвечала «Ну, если развестись, то, пожалуй, можно и замуж…» В этом смысле куда более удачным примером создания семьи является эпизод из «Прирождённых убийц» Оливера Стоуна: герой и героиня, стоя вдвоём над пропастью на мосту, смешивают кровь из ладоней и надевают кольца (дело, разумеется, не в формальной стороне процедуры, а в мировоззрении её участников – факт их тесной связи налицо). На возражение читателя, что такая семейка, мол, крайне сомнительный пример для подражания, отметим, что от кошмаров семьи Микки и Мэлори, которые стреляют, режут и грабят, словом, льют чужую кровь, кошмары современной семьи, которые берут кредиты, стонут на работе и мучают собственных детей, то есть льют свою и пьют чужую, отличаются только вектором: но от этого не перестают быть кошмаром и кровопролитием.
