К слову, самим профессором Ф.Ф.Преображенским результат предпринятого им эксперимента был, как известно, воспринят как неудача. Забегая вперёд, скажем: им был получен единственно возможный на том историческом этапе результат, который, таким образом, следует оценить как успех (подробности см. по тегам «Кали-Юга», «действие», «результат», «смысл»). По мере своего продвижения «вперёд» (что, как мы увидим далее, в нынешних реалиях означает «назад») современная наука, очевидно, пытается освоить обратный процесс, то есть превращать людей в собак, – а также в свиней, козлов, петухов, клеймёных баранов и тому подобное: по крайней мере, некоторые свидетельства пилотных экспериментов в этой области уже налицо.
Возвращаясь к основной теме, отметим, что проблема философского (он же словесный) аппарата состоит именно в его предельной обусловленности культурой, ментальностью и рамками конкретного языка. В отличие от математического языка, словесный не универсален. Наш младенец (не булгаковский пёс, а тот, с которого мы начали) получил дух, так сказать, от Бога: но та материя, а следовательно, и та действительность, которую он получит, целиком и полностью обусловлена, во-первых, содержанием и структурой языка, на котором говорят склонившиеся над колыбелькой счастливые родители, во-вторых, ментальностью и культурой, в которой они существуют. Над ребёнком, по мере его взросления, будут производить операцию, обратную той, что была продемонстрирована выше: то есть ограничивать его гласные своими согласными, загонять его единый дух в свою частную конкретную материю. Поскольку первое мы называли оживлением, обратная ей операция, согласитесь, вызывает жутковатые ассоциации.
В некоторой степени везёт «двуязычным» детям. Когда с ребёнком с рождения разговаривают на двух (или более) языках, тем самым формируя у него понимание относительности любой реальности, в которую его помещают при помощи как согласных букв, так и слов вообще, он приобретает, в известной степени, возможность спонтанного перехода из одной реальности в другую, а также внутреннего сопоставления собственных впечатлений, получаемых в той и в другой. Скажем, строчки «I show you my world, you`ll walking in my shoes: today I stay at home, tomorrow George my blues…» раскрывают факты под одним углом, а повествующий о тех же самых обстоятельствах куплет «Эх, лапти мои, драные оборки: хочу дома заночую, хочу у Егорки!» создаёт к ним совершенно иное отношение.
В немалой степени эту проблему решает также презентация ребёнку альтернативных ментальностей и культур, что также существенно расширяет для него возможность понимания мира – в том числе, понимания посредством слов. Например, фраза «Я хочу взять тебя в жёны» из уст представителя современного христианского консьюмериата не содержит для его избранницы никакого подвоха: несмотря на то, что он употребляет множественное число, она совершенно точно не предполагает оказаться в гареме. Если же то же самое говорит гордый сын Востока, то он имеет в виду буквально то, что произносит, и она вполне может скромно поинтересоваться, которой по счёту ей предлагается стать.
В свете дальнейшего нашего путешествия отдельного рассмотрения требует понятие «дух». Метапсихология исходит из предпосылки, что дух есть не что иное, как высшая форма интеллекта. Понятие «дух» на протяжении всей истории современного человечества фигурировало в откровениях проповедников и пророков всех мастей. При этом все его произносящие старательно делали вид, что они не только сами знают, что оно обозначает, но что это понимают и те, к кому обращены их призывы. Как результат манипуляции этим словом, в человеческом языке родились также слова «духовная жизнь» и уж совсем бессовестно сконструированный термин «духовность». Как и все прочие существующие в языке магические заклинания, слова «дух», «духовная жизнь», «духовность» и все им аналогичные, производили и производят тот же эффект, что и стандартные гипнотические внушения. Услышав их, реципиент впадает в подобие транса, сопровождаемого благоговейным вниманием, расширением зрачков и лёгким расслаблением нижней челюсти: далее он выслушивает весь словесный ряд с видом человека, который заглядывает в замочную скважину потаённого, непонятного, но одновременно и столь притягательного мира, и остаётся наедине с ощущением тайны, к которой его только что допустили по временному спецпропуску. Ну, или не выслушивает и не остаётся, а просто переключает телевизор на другой канал: непонятные слова современного человека пугают ещё больше, чем расставание с деньгами, поэтому он охотнее пустит в дом продавца ручных пылесосов, чем свидетеля Иеговы.
Однако в действительности в понятиях «дух» и «духовность» нет ничего таинственного, а «духовная жизнь» на поверку оказывается ни чем иным, как просто регулярными и последовательными попытками интеллекта выполнить более сложные операции, чем моделирование переезда из «однушки» в Бутово в «трёшку» на Арбате, составление схемы увода бюджетного трансфера через оффшор, или разработка операции по внедрению демократии в очередном плохо освещённом уголке политической карты мира. Для выполнения этих операций количество необходимых пунктов интеллекта вполне может не превышать 120-ти (хотя на уровне в 80-90 их тоже не выполнить: малые IQ позволяют лишь формировать предположения о том, «почему он не звонит», «как понять, чего я хочу», и «когда же всё это кончится»). Но вот постижение, скажем, того, каким образом миллиарды снующих, поколение за поколением, по поверхности Земного шара муравьёв, будучи периодически смываемы с него потоками воды, сжигаемы солнечными лучами или придавлены очередной, второй или третьей, упавшей на землю Луной, снова воссоздают популяцию в исходном объёме, вешают на стены вновь построенных по старым чертежам храмов портреты допотопных предшественников, объявив их богами, и заводят старую песню о главном (вернувшись при этом куплета на три-четыре назад), является куда более сложной интеллектуальной операцией. И вот как раз те люди, которые способны на проведение таких операций, и начинают выполнять в обществе функции «духовидцев», «пророков», «духовных лидеров» и прочих браминов. В последующих главах мы ещё вернёмся к этому вопросу.
Скажем и о том, что метапсихология (в отличие от своей прародительницы психологии) тщательно старается избегать термина «реальность»: представляется, что ре-альность связана с Альностью так же, как ре-форма связана с первичной формой, ре-конструкция связана с изначальной конструкцией, что ре-визия является ни чем иным, как взглядом («визией») под новым углом, а ре-акция суть попытка нейтрализовать акцию. Ре-альность, в этом смысле слова, выглядит уже не действительностью, а всего лишь тем, что пытаются выдать за действительность продвинутые фокусники, вовлекающие незадачливого современника в самые разные формы собственного словоблудия, лихоимства и чаромутия: впрочем, и сам современник с видимым энтузиазмом с утра до ночи занимается тем же самым, словно бы получая махозистское удовольствие от подкладывания себе под ноги граблей всех возможных форм и расцветок.
Вся эта книга, по сути дела, решает несколько вопросов: во-первых, она призвана презентовать читателю оригинальную идею о том, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным; во-вторых, связать в его понимании эту идею с осознанием необходимости творения окружающего мира по собственному усмотрению, вместо заведомо обречённых на неудачу попыток обустроиться в мире, созданном кем-то другим; в-третьих, констатировать, что для этого придётся отказаться от иллюзии мира, в которую человека бессовестно помещают шарлатаны и иерофанты разных мастей на протяжении последних двух с половиной тысяч лет, то есть расстаться со всеми привычными стереотипами, и выбраться из всех клеток, аквариумов и скотных дворов, в которых самоизолировалось современное население Земли; в четвёртых, общими мазками наметить картину того, как ощущает себя волк в сравнении с собакой, орёл в сравнении с петухом, и леопард в сравнении с бараном, – то есть резюмировать ещё одну исполненную глубины и проницательности идею о том, что на воле лучше. Для этого, в частности, в рамках этой главы необходимо разобрать вопрос об идее, о материи, и о мере между ними.
