Сидя на диване, я четко осознавала, что женщина окажется в доме через считаные секунды. И действительно, ключ повернулся в замке, и она зашла в коридор. Я старалась не дышать. Я где-то вычитала, что люди способны чувствовать, когда на них смотрят, и уж если кто и мог развить эту способность, то это должны быть слепые. Поэтому я отвернулась и уставилась на деревья в саду. В воздухе кружилось несколько одиноких снежинок. Черная машина по-прежнему стояла за забором, солнечный свет начал тускнеть за тонкими светлыми облаками. Зимние птицы, казалось, прекратили петь. Краем глаза я покосилась на женщину и увидела, что она стоит и прислушивается к тишине.
– Э-э-эй! – сказала она.
Она произнесла это тихо, и я поняла по голосу, что она знает, что в доме кто-то есть. Но не получив ответа, она кашлянула и сняла шубу. Мне почудилось, что на губах у нее играет намек на улыбку, словно она хочет сказать: «Я-то знаю, что здесь кто-то есть, но я не могу этого доказать, потому что я слепа».
Разувшись, женщина аккуратно поставила сапоги пятками к стене. Еще она сняла очки, сложила их и положила на столик у двери. Тут я увидела, что она безумно красива. Бывают люди средне-красивые, красивые и еще безумно красивые, настолько красивые, что все тело болит, когда на них смотришь. Вот такой она и была. Тело выглядело очень сильным. Разделенные идеальным пробором длинные волосы блестели. Словно все в этой женщине от души и в полном согласии работало на то, чтобы достичь идеала, как будто в ее ДНК был запрограммирован исключительно идеал. Когда она повернулась, я увидела ее большую мускулистую попу. Возбуждающую, мясистую задницу, как выразился бы Йонни. Белые брюки облегали ее, как будто были по ней сшиты. Я не понимала, как слепой человек может быть настолько красив. Я не хочу сказать, что слепые люди не могут быть красивы, я только имею в виду, что они не могут видеть себя в зеркале и прихорашиваться, как остальные. Но тут речь, понятное дело, шла не о том, чтобы смотреться в зеркало и прихорашиваться, это было нечто иное.
Женщина провела ладонями по бедрам. Волосы, наэлектризовавшись, топорщились вокруг головы, и она напоминала лампу со светящимися усиками, которые качаются в разные стороны. Взгляд женщины был направлен прямо вперед, на меня. Я вспомнила, что еще я где-то читала, что слепые могут двигаться с той же уверенностью, что и зрячие, в тех местах, которые им хорошо знакомы. Они выстраивают в мозгу точную копию реальности, а потом передвигаются по этой копии. Слепым вообще свойственна уйма вещей, о которых люди не имеют понятия. Тросточка им нужна, только когда они выходят на улицу, а дома они ведут себя так же, как любой другой человек, только не могут воспринимать цвета, как мы. Я думала обо всем этом и чувствовала, как вспотели подмышки. Калисто никогда не говорил ни о какой слепой женщине. И никогда не упоминал о существовании жены, но было совершенно очевидно, что эта женщина – его жена. Я понимала это абсолютно четко, сидя там на диване. У Калисто есть жена, она слепая, и сейчас она находится здесь. Во всем этом был только один плюс – то, что она не могла меня видеть. Эту мысль я прокрутила в голове два раза, так делаешь, когда на самом деле совершенно не веришь в то, о чем думаешь. Что-то во мне осознавало, что в данном случае слепота совершенно не имеет значения. Если стоявшая передо мной женщина хотела причинить мне зло, она бы это сделала, и сделала бы она это с той же уверенностью, с какой прошла по дорожке, отперла дверь и повесила шубу на вешалку. Она точно знала, что надо делать, чтобы причинить кому-то зло, если ты слеп, потому что если ты слеп, то ты продумываешь это так же, как ты продумываешь, как двигаться внутри копии реальности и где находятся вещи, на каком расстоянии от тебя и всего остального. Можно сказать, подумалось мне, что слепые люди на самом деле держат все под жестким контролем. Я попыталась посмеяться про себя над этой фразой, попыталась вызвать что-то, что сможет разрядить обстановку, но не получилось. В том, что происходило, не за что было ухватиться. Спокойно, Эллинор, думала я. Не волнуйся. Если будет нужно, ты врежешь ногой по голове кому угодно.
Женщина направилась на кухню. Постояла в дверях, взявшись руками за притолоку, будто знакомясь с чем-то. Я встала с дивана и медленно пошла следом. Сердце по-прежнему колотилось аж в висках, но после того, как она отвернула от меня лицо, любопытство во мне начало перевешивать испуг, ну, или по крайней мере его уравновесило. Если хочешь понять что-то о Калисто, пронеслось у меня в голове, придется шпионить. Женщина вышла из кухни и направилась по коридору в кабинет Калисто. Она ощупала притолоку и нашла ручку двери, нажала. К моему удивлению, дверь открылась. Женщина вошла в комнату. Я подошла к двери и вытянула шею, чтобы заглянуть внутрь. Увидела, что женщина идет прямо к столу. Она замерла перед ним на пару секунд, прежде чем положить руки на его поверхность. Постояла совершенно неподвижно, потом принялась его ощупывать. Она ищет рукопись, промелькнуло у меня в голове. Она знает, что та должна быть здесь, и пришла, чтобы ее забрать. Это было единственно возможное объяснение. Женщина простояла на одном месте не меньше полминуты, водя руками взад-вперед, как будто она не могла понять, как это то, что она ищет, может отсутствовать. Потом она выпрямилась, сложила руки на груди и повернула голову. С моего места я могла видеть ее в профиль. Мне показалось, что ноздри у нее слегка раздулись, хотя я не могла видеть обе ноздри. Женщина начала поворачиваться, и теперь все ее движения были очень медленными. Мои подмышки были насквозь мокрыми, но я оторвалась от дверной рамы и прокралась обратно в гостиную, потому что знала, что женщина приближается, и я бы не удержалась от крика, если бы эти глаза оказались направлены на меня. Я уселась на диван, прижала колени к груди и попыталась думать о том, что скоро женщина покинет дом, и на этом со всем будет покончено. Кто-то проходил мимо и зашел, и больше ничего. Я сидела, повернувшись к женщине спиной, но знала, что она ходит по коридору позади меня. Я не хотела оборачиваться, потому что не хотела встретиться с ней взглядом. Она двигалась очень тихо, ничего странного в этом нет, такие, как она, должны передвигаться тихо, другое выглядело бы невероятно. В конце концов она зашла в гостиную. А я-то надеялась, что женщина направится прямиком к входной двери, оденется и пойдет к машине. Оказавшись напротив дивана, она остановилась. Снова повернула голову. Она сделала это медленно и задумчиво, стального цвета глаза уставились на меня. Темно-рыжие волосы падали на лицо. Я чуть было не закричала, но вместо крика вышло что-то среднее между шипением и писком, смешной звук, но вполне достаточный для того, чтобы женщина убедилась: здесь кто-то есть.
– Кто тут? – спросила она.
Я не смогла бы ответить, даже если бы хотела.
– Кто тут? – повторила она. – Очередная подстилка Калисто?
Я по-прежнему не могла издать ни звука. Женщина подошла к двери, сунула руку в карман шубы, достала складную трость для слепых и разложила ее. Потом снова направилась в мою сторону. Я встала на диване, шагнула через его спинку и вышла в коридор. Женщина следовала по пятам, постукивая тростью по полу. Я зашла в спальню. Там не было подходящего места, чтобы спрятаться, и единственное, что пришло мне в голову, – залезть под кровать. Лучше бы я осталась на диване, подумала я, оказавшись на полу. Было бы намного лучше, если бы я так и сидела в гостиной и спокойно произнесла: «Я никакая не подстилка. Меня зовут Эллинор. А вы кто такая?» Но было поздно. Под кроватью оказалось полно пыли, которая липла к шее и влажным рукам. Я лежала тихо, вдыхая запах пота и пыли. В ушах шумело, но я услышала шаги и стук трости по полу, ритмичный, как у хронометра. Уже-иду-к-тебе, словно говорила она. Уже-иду-к-тебе-распутная-девка. Я увидела носки. На вид это были эксклюзивные носки, темно-изумрудного цвета, плотной вязки и с уплотненным мыском. Подойдя к кровати, женщина нагнулась. Сначала передо мной появилась копна темных волос, скользнувших по полу, потом лицо. Меня от него отделяло сантиметров десять, и серо-стальные слепые глаза уставились прямо на меня. Ноздри раздувались и сужались. Казалось, женщина меня на самом деле видит. Не знаю, как это объяснить. Но она как будто бы видела меня по-настоящему, целиком, если можно так сказать.