Литмир - Электронная Библиотека

Да не может этого быть!

Говорят, это муж той девушки приехал, разыскал их и убил.

Нет-нет, это она, ведь на рукоятке шила обнаружили отпечатки ее пальцев. Да там повсюду, в этом доме, следы ее рук.

А что это за дом? Он принадлежит Марте Круль, помнишь, немка, она уехала в Германию, а за домом присматривала ее племянница, маникюрша из парикмахерской, что рядом с больницей.

А что его жена? Ты имеешь в виду бывшую жену Тропинина?..

Таких разговоров будет много, об этом будут судачить все – и бывшие пациенты Макса, и мои коллеги, знакомые, продавщицы, парикмахерши, пенсионеры, водители такси, учителя… Весь город!

А меня посадят в тюрьму. Мне дадут лет восемь, будет трудно, возможно даже, невыносимо, но все же лучше, чем страдать здесь, на воле, глядя, как Макс живет своей жизнью, без меня. Как в перерыве между операциями он уединяется в укромном углу больницы, чтобы позвонить своей новой возлюбленной.

„Ты моя перепелка, – скажет он в трубку, – моя птичка сладкая… Как же я соскучился по твоим перышкам, клювику…“

Он всех своих женщин называет перепелками, и как же нежно у него это получается! И тогда каждая женщина чувствует себя маленькой и беззащитной перепелкой, и ей хочется принадлежать этому страстному, красивому парню…

Понимает ли он, что губит их? Как погубил свою жену!

…Наташа, самая бодрая из нас, забыв про холод и не мучая себя вопросом, кто же расчистил дорожку от снега, отправилась осматривать дом.

Я дала ей всего пару минут на то, чтобы она открыла дверь спальни и увидела трупы. Но время шло, она ходила по дому, открывала какие-то двери, а я в ожидании кошмара не могла найти себе места.

Мне так хотелось выпить! Выпить, чтобы все, что должно было случиться в ближайшие минуты, не накрыло меня с головой, чтобы у меня оставались силы выдержать крики моих подруг, появление полиции, допросы…

И когда мы с Соней уже выпили, и когда нервы мои уже не выдерживали, и я готова была сама уже распахнуть дверь спальни, чтобы увидеть то, что мучило меня весь последний месяц, мы наконец услышали истошный визг Наташи. Бросились в спальню, а наша дурочка, оказывается, нашла в шкафу искусственную елку! А спальня…

Там не было никаких трупов. Постель, которая сейчас должна была заледенеть от застывшей на морозе крови, была чистая. Перины вообще не было. Не говоря уже о трупах. Покрывало с черно-белым шахматным рисунком было совсем новым, белые подушки взбиты и лежат одна подле другой. Кругом в комнате чистота и порядок. Вот только запах хлорки и плесени насторожил меня – здесь явно кто-то был и все чисто вымыл. А вот куда дел трупы?

Кто же обнаружил тела? Кто позаботился о том, чтобы в доме их не было? И тот, кто это сделал, тоже молчит – город не знает о том, что доктор Тропинин мертв. И что убили не только его, но и его возлюбленную.

Возможно, этот человек, так же, как и я, молчит до поры до времени. Но если у меня была причина молчать, вернее, я просто пока не готова была сообщить о том, что произошло в этом доме и какое отношение к этому имею я, мне понадобилось время, то человек, который проник в этот дом и все прибрал, – он-то почему молчит?

Какое отношение он имеет к этому дому? Кто этот неизвестный, который приехал сюда, расчистил дорожку, вошел в дом, открыл дверь спальни, обнаружил там трупы и вывез их куда-то, после чего все вымыл, постелил чистую постель, прикрыл ее этим жутким, рябившим глаза шахматными квадратиками покрывалом?

Почему он сразу не вызвал полицию? Чего ему-то бояться?

Ну, рассказал бы полиции, что приехал в дом, а там трупы… Конечно, начнутся вопросы, кто такой, почему без разрешения проник в дом…

–  За дровами пойду я! – Неунывающая Наташа, вручив мне в руки елку, отправилась за дровами. – У меня в сумке где-то есть сухой спирт! А вы поищите газету или картонку! Ну, и начинайте уже хозяйничать! Включайте все радиаторы, духовку»!

12

Дождев по дороге домой заехал в поселок Караваево, расположенный в двадцати километрах от Маркса. Нашел дом художника Гришина. Добротный, кирпичный, с большим садом, который просматривался через сетку-рабицу.

Дождев подумал о том, что в доме художника наверняка имеются картины с зимними пейзажами, убеленными снегом яблонями, зимними розовыми закатами.

Сам Дмитрий зиму не любил, считал, что это смерть для всех растений, что вся природа словно замирает в ожидании тепла и что это несправедливо вот так мучить холодом все живое. Но вслух никогда об этом не говорил, как-то не по-мужски это.

Дождев был сентиментальным, мягким человеком, но всегда старался это спрятать. У него сердце сжималось, когда он видел бездомного котенка, больную собаку, но в дом к себе животное взять не мог, понимал, что не справится с питомцем, что его и дома-то не бывает, и оттого расстраивался еще больше. Поэтому проходил мимо с тяжелым сердцем. Но если у него был при себе бутерброд, то всегда подкармливал голодных животных, а иногда и покупал для них какой-нибудь пирожок или булку.

Никто не подозревал, что в душе он оставался ранимым и нежным мальчиком, честным и справедливым, таким, каким его воспитала мать. Он и в следователи-то пошел, чтобы помогать людям по мере своих сил. Вот только на службе он старался не показывать своей мягкости, с коллегами держался нейтрально, общался преимущественно по работе, ни с кем не дружил.

Исключением для него стал Иван Соболев, с которым им довелось вести общие дела, несмотря на то что тот жил и служил в областном центре.

С Ваней они как-то быстро нашли общий язык, подружились, и, хотя виделись редко, время от времени перезванивались, советовались друг с другом, а иногда просто разговаривали по душам.

Летом Иван с семьей часто приезжал в Маркс – погостить у Дождева, порыбачить, а то, если удастся, и поохотиться.

В охотничьих угодьях Маркса можно было подстрелить вальдшнепа, рябчика, перепелку, была дичь и покрупнее – олени, косули, кабаны…

Пока друзья рыбачили или охотились, жена Вани Лиля проводила с детьми время на пляже, помогала Дмитрию по хозяйству, готовила еду и в душе мечтала купить в Марксе на берегу Волги маленький домик с садом.

Валентин Петрович Гришин, невысокий коренастый старик с шапкой седых волос и молодыми голубыми глазами, встретил гостя в современных джинсах и толстом вязаном свитере. Из распахнутой двери пахнуло теплым скипидарным духом.

Дождев представился.

– Впустите, Валентин Петрович?

– Отчего ж не пустить? Я гостям всегда рад. Проходите, пожалуйста.

Как Дмитрий и предполагал, все стены большой комнаты в доме были увешаны картинами, но вот мольберта там не было – мастерская художника находилась в правом крыле дома, почти в саду, и была она вся застеклена и хорошо протоплена.

Вот там Гришин с удовольствием показал Дождеву свои новые работы, рассказал о том, как ему здесь, в Караваево, уютно и спокойно живется и, главное, хорошо пишется.

– Что привело вас ко мне, молодой человек?

Дождев достал телефон и показал фотографию натюрморта с розами в белой вазе.

– Скажите, Валентин Петрович, это ваша работа?

– Да, моя. Вернее, у меня было две работы, одну я написал летом, в июле этого года, а вторую – примерно в сентябре я скопировал по заказу одного человека.

– Скажите, где находятся эти ваши работы?

– Одну я сам лично подарил своей ученице, Милочке, а вторую она попросила меня написать для своего мужа, в офис.

– Милочка?

– Да, Мила Закатова. Она занималась у меня, брала уроки живописи. Талантливая девочка, у нее много чего получалось. Правда, времени на занятия у нее всегда было в обрез. Все спешила куда-то, а потом и вовсе забросила. Предполагаю, муж ее чрезмерно контролирует. Но это и неудивительно, ведь она такая красавица! Редкой красоты девочка. А почему вы, собственно говоря, заинтересовались этими моими работами? Смею предположить, хотите заказать еще копию?

11
{"b":"699845","o":1}