– Нет!!! И никогда не было, я же вам говорила, он терпеть не мог рыбалку.

– Хорошо. Тогда следующий вопрос: как вы думаете, существует ли причина, мотив, по которой он не мог отказать человеку, а потому отправился с ним на рыбалку?

– Его друзья, я имею в виду ближний круг, наши коллеги по больнице, все знают о том, что Макс не любит рыбалку, а потому никогда его с собой не звали. Другое дело – пикники. Вот это он любит. У нас даже специальная корзина для пикника есть, ему подарили ее наши друзья. Очень дорогая вещь, стильная.

– Но какая разница, пикник или рыбалка? И то, и другое – все происходит на свежем воздухе, где-нибудь на берегу реки или на острове.

– Он считает, что люди, собравшиеся отдохнуть на природе, должны общаться друг с другом, разговаривать, петь, наслаждаться природой, солнцем, понимаете? А не стоять по пояс в воде в резиновых сапогах с удочкой, наблюдая за тем, клюет или не клюет.

– Быть может, его отношение к рыбалке было связано у него с каким-нибудь случаем из детства? Он ничего вам не рассказывал?

– Послушайте, Дождев, прекратите делать вид, что вы ищете моего мужа. Зачем вы задаете мне все эти бессмысленные вопросы о какой-то там рыбалке? Это же бред! Ну, поехал он с кем-то, может, на лодке, остался ночевать на острове…

– Он приехал с рыбой?

– Ну да… Поймал две маленькие щучки и так, по мелочи…

– Вам фамилия Закатов ни о чем не говорит?

– Что-то слышала… А кто это?

– А это и есть как раз тот человек, Андрей Закатов, с которым ваш бывший муж в августе этого года отправился на рыбалку, на острова.

– Ну и что? Какое отношение это имеет к тому, что Макс пропал месяц назад?

– Думаю, никакое. Просто для того, чтобы знать, где его искать, я должен знать о вашем муже больше, понимаете?

В гостиную вернулся Михаил Ильич с подносом в руках. Он поставил перед Дождевым чашку с кофе и сахарницу.

– Не буду мешать, – сказал он Юлии и ушел, вероятно, в спальню.

– А что Михаил Ильич думает по поводу исчезновения вашего бывшего мужа?

– Он шутит. Говорит, что его унесли инопланетяне. Хотя мне кажется, что все вокруг уверены, что его уже нет в живых. А Миша отшучивается, чтобы не травмировать меня. Вообще-то он хороший, терпит меня.

Дождев на мгновение отвлекся, разглядывая розовые ноздри Юлии. Вроде такое милое лицо, тонкие черты, а ноздри кажутся раздутыми, злыми.

Дождев подумал, что не смог бы жить с женщиной с такими ноздрями. Она бы раздражала его чрезвычайно. А так – стройная, с полной грудью, темные волосы, большие карие глаза.

– Значит, вы не были знакомы с Андреем Закатовым, так? И ваш муж не рассказывал вам о том, что он в середине августа сделал сложную операцию по удалению желчного пузыря известному предпринимателю Закатову?

– Да вы знаете, сколько он удалил этих желчных пузырей? У него кто только не оперировался, и московские чиновники, и газовики, начальство, из тех, что отдыхают на Волге, на своей турбазе… Знаю, что его много раз звали на разные там банкеты, рыбалку, опять же охоту… Но Макс не любил подобных мероприятий, и вообще он предпочитал проводить время среди своих друзей, он терялся среди чужих, ему было скучно и неловко. К тому же на всех этих пьянках, помимо мужиков, бывают, как правило, девушки легкого поведения, это я точно знаю. У нас в больнице санитарка работает, так вот, ее дочь моет полы как раз в санатории, где отдыхает так называемая элита. Вот уж она там насмотрелась на этих девиц!

– Хорошо, я понял. Тогда еще вопрос. Скажите, Юлия, когда вы были на квартире Тропинина последний раз?

– Не знаю. Не помню. Я время от времени навещала его, приносила ему еду, это правда. Знаю, что не должна была так делать, но ничего не могла с собой поделать. Да вы разве сами не видите, что я до сих пор считаю себя его женой, близким человеком? Не могу привыкнуть к роли постороннего человека. Сварю борщ – несу ему, нажарю котлеты – бегу к нему!

– У вас что же, ключи были от его квартиры?

– Нет. Просто я же знаю, когда он заканчивает дежурство и идет домой. Как правило, он приходит, перекусывает и ложится спать. Он же много работает, устает. Ну, а если его дома нет, то я звоню соседке и оставляю ей пакет с едой.

– А в самой квартире вы бывали?

– Ну, бывала, пару раз. Когда у Макса поднялась температура и он не вышел на работу. Пришла, принесла ему лекарства, мед… А что вас интересует конкретно? Нет, я не видела у него девушек, если вы об этом. Не знаю, где он вообще с ними встречался. Но то, что он был не один, я чувствовала. Он в последнее время вообще выглядел счастливым, умиротворенным. Да он просто летал!

– Давайте вернемся к его квартире. На мой взгляд, она выглядит нежилой.

– Да. Точно. Вот если бы он жил с женщиной, тогда другое дело. Занавесочки, посуда, шкафчики… Всего этого там нет, это верно. Холостяцкая берлога.

– Однако он все-таки кое-что приобрел или ему подарили… Я имею в виду, чтобы как-то украсить эту самую берлогу.

– А… поняла. В спальне над кроватью висит большая картина, букет роз в белой фарфоровой вазе. Да-да, красивая картина. Но только понятия не имею, откуда она у него. Скорее всего, подарил какой-нибудь пациент. Не думаю, чтобы Макс сам пошел и купил ее.

– Этот натюрморт – работа известного художника Валентина Петровича Гришина.

– Это не того ли художника, что живет неподалеку от нас, в Караваево?

– Да, точно.

– Но я не помню, чтобы Макс его оперировал. Вся больница бы об этом знала. Знаменитости нас не жалуют. Мы же живем в дыре!

– Понятно. Ну что ж, спасибо вам большое, – слегка оторопел Дождев от последней фразы Тропининой.

Он, в отличие от нее и ей подобных, что с презрением относятся к провинции, очень любил свой город, считал, что ему крупно повезло, что он родился на Волге, в живописном месте, что может дышать свежим воздухом, наслаждаться прекрасными пейзажами, рыбачить и охотиться и в то же самое время находиться в городе, пользоваться всеми благами цивилизации.

– Вы мне очень помогли. Если вспомните еще что-нибудь…

– Да, понимаю. Позвоню или приду.

Дождева так и подмывало сказать этой Тропининой: мол, держись за Смушкина, хороший мужик, добрый, любит тебя, хватит уже цепляться за прошлое. Но, конечно, ничего не сказал.

Уходя, крикнул в сторону спальни, где из вежливости скрылся венеролог:

– До свидания, и спасибо за кофе!

– Девочки, только не на такси! – взмолилась Наташа, когда подруги собрались у Сони, чтобы уже от нее отправиться в сторону Графского озера.

– Почему? – спросила удивленно Тамара.

– И ты еще спрашиваешь? Да в нашем городе такси – раз, два и обчелся! Таксисты друг друга знают, а Генка мой раньше работал вместе с ними, думаешь, они не доложат ему, где я собираюсь отметить Новый год? Не хочу, чтобы он в разгар праздника заявился туда пьяный и все нам испортил!

– Причина, конечно, так себе, – усмехнулась Соня, – и после того, как вы с ним разругались из-за того, что он отказался заплатить за твою пломбу, не думаю, что в новогоднюю ночь он бросит свою семью и отправится разыскивать тебя в лесу, зная, что нас там будет как минимум трое. Если уж ты предполагаешь, что его дружки доложат ему о том, где ты, то расскажут, что ты была не с мужчиной, а с нами, твоими подругами. Но все равно я поддерживаю тебя, город маленький, кто-нибудь да узнает, где мы. А там, у озера в лесу, стоит всего один дом, дом Марты. Вдруг кто-то напишет ей, что в ее доме устраивают пьянки. Вы же знаете, какие у нас люди злые и завистливые. Все преподнесут ей в самом некрасивом свете.

– Твоя причина отказаться от такси еще бредовее! – усмехнулась Тамара. – А может, дело в том, что нам всем будет просто спокойнее, если мы поедем на моей машине? Ведь туда не только добраться нужно, но еще и вернуться обратно. Кто знает, сможем ли мы вызвать такси после, ведь весь город будет пьянствовать неделю, а то и больше. И на таксистов надежды мало.