Она открыла рот и из него вырвалось непродуманное:

– Тогда я приказываю тебе спасти Арчера любой ценой!

Гавлон опешил и нервно усмехнулся.

– Приказываешь?

– Да! – Отум постаралась скрыть то, насколько она смутилась. – Ты сам мне сказал, что считаешь меня законной королевой. Так исполни мое приказание: спаси Арчера.

– То есть, ты готова разменять жизнь самого могущественного мага на планете, который попал тебе в услужение, на жизнь ребенка, вырезающего безделушки из дерева? И ты считаешь это разумным, как правитель?

Эти эгоистичные слова оказались последней каплей для Отум. Она прогнала мага, со всей дури ударив напоследок его по руке деревянной ложкой. Он ошалел от такого поведения, но Отум больше не собиралась жалеть о его уходе. Уйдет – и хорошо, так она решила. Она больше не хотела окружать себя людьми, способными думать только о себе.

Затем она поднялась на второй этаж, и обнаружила, что Лотта льет горькие слезы над своим растерянным и угрюмым сыном.

– Какой же этот маг подлец… Я отдала ему все, что имела, чтобы он защитил моих детей! Все! И вот, как он отплатил, – сквозь слезы причитала она, тряся Арчера за плечо. Адель стояла возле матери и не думала ее оттолкнуть от ребенка. Тогда Отум, быстро опустив варево на пол, кинулась к женщине и попыталась оттащить ее от Арчера:

– Не трогайте его! Вдруг вы тоже заразитесь!

– Отойди! – закричала Лотта. – Я хочу умереть вместе с моим сыном!

– А Адель?! – воскликнула Отум. – Вам на нее плевать? Вы оставите ее совсем одну?!

Лотта, не ответив, упала сыну на грудь и застонала, заливаясь слезами. Арчер попытался ее успокоить, но ничего не выходило, а его сестра продолжала стоять молча, обнимая себя руками. Она словно окоченела, но в комнате было тепло.

– Адель, убеди хоть ты ее! – взмолилась Отум, но девушка на это покачала головой и кинулась на лестницу. Недолго думая, Отум побежала за ней. Она догнала ее, когда та вышла на улицу. Адель шла быстро, утирая на ходу слезы.

– Не иди за мной! – крикнула она.

Солнце стояло высоко, но в Зловонном квартале не было ни души. Разве что старик Ганс, который кричал на Отум и Гавлона, когда их только обнаружили, сидел напротив своего грязного жилища и чинил какую-то рухлядь. Адель шла долго, а Отум бесшумно следовала за ней.

Остановились они неподалеку от ямы, где хоронили умерших. Адель присела на каменный выступ у стены и поджала к себе ноги.

– Мне жаль, что Гавлон подвел вас, – сказала Отум, садясь возле нее.

– Мы уже привыкли, что наша жизнь похожа на ад, – отозвалась заплаканным голосом девушка. Она достала из кармана платочек и начала теребить его края. – Почему ты не ушла с ним? Ты думаешь, нам будет прок от тебя?

– Я буду помогать по хозяйству.

– Как?! – нервно рассмеялась Адель и грубо схватила Отум за руку. – У тебя кожа, которая не знает тяжелого труда! Да ты бы и месяца в Зловонном квартале не продержалась!

– Я знаю, – терпеливо признала она. – Но я хочу остаться. Если вы позволите. Вы были добры к нам, и я хочу отплатить за эту доброту всем, чем смогу.

Адель подняла на нее свой взгляд и в нем не было раздражения или ненависти. Только смертельная усталость.

– Мне все равно. Мы тут все скоро подохнем, если ты торопишься на тот свет, то оставайся, Богов ради. – Она всплеснула руками.

– Мы постараемся спасти Арчера. Нужно что-то придумать… Но лучше будет пока его изолировать. Поговорите, пожалуйста, со своей матерью.

– Я поговорю, только вряд ли это поможет. Знаешь, я никогда не поверю, что ты убила свою мать, – вдруг вымолвила Адель, хлюпая носом. – Ты же святоша. Ты… Ты не плохой человек.

У Отум перед глазами снова появилась Галатея, бледная от ужаса и кровопотери. У нее в ушах зазвенели ее вопли, ее сердце на мгновение наполнилось тем же упоением, которое она чувствовала, убивая свою мать.

Она поднялась и покачала головой.

– Я ужасный человек, Адель. И Боги каждый день наказывают меня за это. Но, знаете, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы Арчер выжил.

Сказав это, Отум протянула ей свою руку, и Адель, недолго думая, приняла ее. Бывшая принцесса помогла ей подняться, и они пошли домой.

К вечеру им удалось унять истерику Лотты. Они уложили ее спать, а потом отвели обессиленного Арчера на чердак и уложили его на соломенную лежанку, на которой еще совсем недавно лежало мертвое тело его деда. Отум сказала Адель, что ей лучше пойти отдохнуть, но она долго упрямилась. Она покормила брата, а потом наблюдала за тем, как Отум смазывает кончики его пальцев зеленым пахучим варевом. Болезнь распространилась почти на все верхние фаланги, и они просвечивали на свету.

– Те участки, которые ты смазываешь… я не чувствую ими прикосновений, – пожаловался Арчер. – Я умру, как дедушка, да?

– Арчи, заткнись! – выпалила Адель. – Не настраивай себя на…

– Но это ведь так! Иначе бы мама не убивалась так! – хмуро прикрикнул больной. – Что ж, значит я, по крайней мере, скоро увижусь с дедом… И папой.

«Передашь привет моим родителям», – грустно усмехнулась про себя Отум, но вместо этого посоветовала мальчику не торопиться на тот свет.

– Вдруг кто-то изобретет лекарство? Пока ты жив, есть надежда, – добавила она.

Она знала, что врет ему. От пузырянки не было известно лекарств, и среди придворных магов не было разговоров, что кто-то на свете близок к его открытию. Будь она способна все повернуть вспять, хотя бы пару месяцев, она бы больше внимания уделяла подобным вещам. Вместо праздных размышлений о том, за кого бы ей выйти замуж и как бы ей не опростоволоситься на испытании лестницей, она могла бы тратить свое время на реальную помощь людям. Потому что у нее всю жизнь была власть для этого. Отум никогда не думала об этом.

«Александрия не станет хорошей королевой. Всю свою жизнь она тоже обладала определенной властью, но ни разу, ни единого разу не потратила ее на что-то правильное. Я всегда восхищалась ей, думала, что она стала бы славной королевой, но так ли это? Чтобы быть королевой недостаточно быть харизматичной, остроумной и привлекательной! – думала Отум, помогая Адель на кухне. – Может мы обе никогда не должны были обладать троном? Как и моя мать? А все, что происходит, это достойная кара нашей семье за то, что, обладая сотней возможностей, мы никому не помогали, и думали только о собственной славе?»

Они с Адель поужинали в полной тишине. У них не было аппетита, но обе девушки ели через силу, потому что были научены горьким опытом не брезговать едой. Когда Адель доела свою порцию, Отум благородно предложила ей пойти спать.

– Я сама тут все уберу. Ты и так утомилась за сегодня, – сказала она. – Попробуй уснуть.

Она кивнула и ушла. Отум осталась в одиночестве в комнате впервые за долгое время. Когда у нее были собственные покои, она не ценила этого, а теперь ей казались высшим блаженством побыть в тишине. Она не торопилась относить посуду на кухню, она просто сидела за пустым столом и пыталась привести мысли в порядок. Еще недавно она была почти счастлива – для человека, у которого отняли прошлое, – ведь она сидела в окружении веселых здоровых людей.

– Мне стоило это ценить, – сказала она в пустоту комнаты, в которой из живых существ были, разве что, тараканы. – Стоило ценить.

Она допила горячую воду из кружки, встала из-за стола и подошла к маленькому зеркальцу в углу комнаты. Оно было мутным, как и все старые зеркала, и немного перевирало реальность. Отум увидела в отражении изможденное бледное лицо, обрамленное сальными прядями грязных желтых волос, и впервые за долгое время не разозлилась на собственные недостатки. Какая разница, как она выглядит? Если бы она была хоть немного красива, то отдала бы все крупицы своей красоты в обмен на жизнь Арчера. Или жизнь матери или хотя бы ее прощение.

Отум покачала головой и начала убирать со стола. Вдруг в дверь пару раз постучали, робко и тихо. Сперва девушка решила не открывать, ведь кто мог заявиться к Лотте в такой час? Но потом постучали еще раз, настойчивее, и Отум, надеясь, что этот звук не разбудил несчастных женщин, приоткрыла дверь, впустив в дом прохладу вечера. На пороге стоял Гавлон, побитый и красный. Он явно плакал, но Отум это ни чуточки не разжалобило: она попыталась закрыть дверь, но маг просунул в проем свою ногу.