Дробно застучали каблуки туфель жены по кафельной плитке коридора.
– Не поскользнитесь! Пол мокрый, – обеспокоилась уборщица.
– Сплетница!
– Мне что делать? – спросил менеджер.
– Терпеть и работать. – Услышал ответ.
– Что терпеть?
– Меня.
– Буду.
– Ну и молодца! Для замены кто-нибудь есть на примете?
– Есть…
– Завтра жду.
День вошёл в своё русло. Руки перестали трястись где-то к обеду. В обед он заказал пиццу в офис.
– Составишь мне компанию?
Сотрудник молчал за стенкой, обдумывая ответ.
– Войди в моё положение, одному в горло ничего не полезет.
– Я заварю чаю.
– Спасибо.
За немногословным обедом начальник спросил у подчинённого:
– Что не спросишь о дочери?
– Я всё о ней знаю сам, даже время, когда она выходит из дома на платные подготовительные лекции.
Руководитель рассматривал лицо сотрудника и жевал. Потом спросил:
– Мне пора удивляться?
– Ну, моей новости далеко до ваших новостей.
– Не начинай!
Руководитель проглотил кусок. Запил чаем.
– Нет! Ты меня определённо радуешь. Выходит, у тебя всё по-прежнему с моей дочерью и расстояние вам нипочём?
– Люблю я вашу дочь.
– О как! Что за день сегодня! – И подумал: «И вчера». – Отец узнаёт самым последним.
– Разногласия наши как произошли?! – стал объяснять парень. – Ваша дочь зашла в офис в тот момент, когда ваша супруга была очень внимательна со мной. Решила, что у меня с мамой роман, как и у всех остальных.
– Я же сказал, не начинай.
– Я объясняю…
– Нашёл тему!
– Всё равно до вас дошли бы слухи.
– Вот и дошли.
Помолчали.
– Как же теперь протекают ваши отношения? Посредством телефона? – Руководитель придвинул коробку с пиццей к сотруднику.
– В праздничные дни я у неё. Своим ходом.
– Да ты что? На отцовских «жигулях»? Девятьсот километров без кондиционера?
– Да.
– Она не говорит тебе, что опасно ездить в такую даль? И родители отпускают? – изумился Борис Николаевич.
– Говорит. Отец мой к маме тоже ездил в другой город. Пирожки купил у неё на вокзале, пока поезд стоял. Он в армию служить ехал. Состав стоял долго. Они и адресами обменялись, и поцеловаться успели.
Глаза у парня блестели. У руководителя мелькнула мысль: «Романтик». Покачал головой.
В дверях офиса появилась уборщица, Борис Николаевич вышел к ней.
– Как вы? – спросила женщина.
– Давайте начнём с того, что мы с вами не друзья и изливать душу я не буду.
Борис Николаевич немного переборщил с интонацией.
– Я виновница происходящего. Я беспокоюсь.
– Спасибо. Понимаю. Можно ещё одну ночь переночевать у вас?
– Ночуй. Мне не ходить по жаре к кошке. Как она вас приняла?
– Спокойно. Можно сказать, равнодушно.
– Это она может. Я пойду. Простите ещё раз меня.
– Нет-нет… У меня к вам нет претензий. Может, ещё и благодарить вас придётся.
Женщина не ответила.
– Ставь телефоны на факс. Иди домой. Хочу один побыть.
Борис Николаевич допил из своей чашки, заглатывая ком горькой липкой обиды.
Парень прошуршал ещё какое-то время за рабочим столом, тихо прошёл мимо руководителя из офиса.
Борис Николаевич остался один. Обвёл взглядом молчащие стены. Офис опустел и стал гулким. Даже шуршание бумаги на столе стало куда выразительнее, чем в рабочее время. Попробовал мысленно представить, где и как его жена изменяла ему. Почувствовал отвращение. Возненавидел себя, её и занял себя делом. Взял чистый лист бумаги, составил список неотложных дел. Потом по мере их исполнения будет вычёркивать. Не станет рассказывать друзьям свою беду. Да, это была беда! Прожить на свете сорок два года, из них почти двадцать в браке и оказаться холостым. Он откажется от бильярда, от бани с друзьями, ссылаясь на занятость. Будет завидовать, если кто-то из друзей поделится с ним хорошими новостями. За это время найдёт и купит однокомнатную квартиру с хорошим ремонтом, завезёт новую мебель, совершенно отличающуюся от мебели в бывшей квартире. Примет на работу нового сотрудника. Из бывшей квартиры не возьмёт ничего, даже свои личные вещи. Возможно, позже, но не сейчас. Квартиру уборщицы будет вспоминать часто. Так же часто станет передавать кошке гостинцы. Будет верить в то, что кошка его помнит и знает, от кого подарки. И кошка знала, ведь уборщица говорила ей об этом каждый раз, открывая очередную баночку с кормом.
Борис Николаевич шёл с работы. Водителя сократил. Машину оставлял на охраняемой территории офисного здания. Решил, что ещё одна статья расходов, если её закрыть, поможет возместить издержки, связанные с покупкой квартиры. Шёл и вспоминал, как тяжело переживал разрыв с женой один из его друзей. Ударился в запой, всё наработанное ушло с молотка. Остальное растащили легкомысленные девушки и женщины, как мотыльки залетавшие на тусклый свет несчастья и одиночества.
Развод Бориса Николаевича протекает совсем по-другому, благодаря постороннему человеку. Уборщице. Правда, жена бывшая всё кусается по телефону, но это терпимо, даже развлекает немного. Он вспомнил, как добивался её в молодости. Как торчал с цветами у подъезда, ожидая, когда очередной ухажёр привезёт её домой. Борис нравился её маме. Не нравился ей. Каждый раз она громко смеялась при виде его с цветами. Её ухажёры не обращали на него внимания, здоровались даже, пожимая руку, и произносили свои имена. После этого она могла посидеть с ним на лавочке, могла поболтать ни о чём в подъезде, у двери своей квартиры, если на улице ненастье. Иногда предмет его вдохновения бывал нетрезв. Несколько раз несчастен и зарёван, это когда ухажер разрывал отношения практически у него на глазах. Были случаи их совместного, почти семейного чаепития в её квартире, вместе с родителями. В эти дни мама старательно пыталась раскрыть глаза дочери на рядом сидящего человека. Отец был намного старше матери. Поведение дочери доводило его до истерик. После долгого и мучительного времяпрепровождения за столом с глупым молодым человеком и взбалмошной дочерью (по его мнению) отец вскакивал и говорил все те слова, что вы только что прочитали. Обвинял жену в слепом потакании дочери. Обвинял дочь в растлении, а молодого человека обзывал размазнёй. Уходя, Борис забирал забытые ею на лавочке его же цветы и нёс спасать их к себе домой. Его родители недоумевали, и что это за девушка такая! У них сложилось нелестное мнение о будущей невестке. Так и не подружились они, так и не получилось большой и крепкой семьи, как мечталось и хотелось всем. А ведь всё было предсказуемо!
Сорок два года, и что? Семьи нет, любви тоже. Незаметно повзрослевшая дочь, разглядывая родительские отношения сквозь призму юношеского максимализма, спрашивала отца:
– Ты маму любишь?
– Люблю.
– А она тебя и меня?
– Любит по-своему. Мы разные.
– А это как? Любить, а твою любовь никто не чувствует? Чудной ты, папа, если не глупый.
Выходит, так же о нём думали родители жены, да и его тоже. Теперь вот дочь. Друзья тоже так думали. На работе сотрудники, в доме соседи. О, Господи! И она сама тоже… И всё это создал он сам, своими руками. Как она сопротивлялась его любви! Чья угодно любовь, только не его. Пусть временная, пусть не настоящая, пусть! И только очередная беременность, от которой ей пришлось избавиться, а потом долго лечить последствия, заставила её по-другому взглянуть на человека, принимавшего участие в каждой её беде, и царственно подать ему руку для обручального кольца, но не сердце. Прошло почти двадцать лет, а женщина так и осталась капризной и непослушной девочкой, даже родив и взрастив ещё одну.
Подчиняясь грустным воспоминаниям, мужчина вздохнул, на него обрушился итог всех его дел и стремлений. А ведь он так старался, всё для семьи, всё для неё! Окружил стабильным комфортом, да таким, что жена и не заметила ни кризиса девяностых, ни нынешнего.
– Здравствуйте! Что ж мимо проходите? А хлебца взять…