Она всё ещё улыбалась:

– Ну, раз номер смог достать…

– Если ты не захочешь, то я не буду… надоедать…

– Главное – никаких картинок с подписями, пожалуйста! – ответила она. – Лучше о себе что-нибудь напиши.

– Ну, пока ты не передумала, я начну, – и он набрал сообщение. Было слышно как её телефон брякнул в прихожей, уведомив о получении.

Оля улыбнулась.

Они приготовили ёку по его рецепту. Он показывал как заворачивать в лаваш начинку, потом смазывать его маслом, запекать в духовке. Ему нравилось, что можно прикасаться к её рукам, что их руки одинаково измазаны, нравилось вместе готовить, смеяться и разговаривать. Кухня наполнилась теплом и аппетитными запахами.

– Попробуй, это вкусно, – сказал он, достав первую порцию пирогов из духовки.

Она посмотрела в его распахнувшийся на груди халат и отвела взгляд.

– А почему армянская кухня, вы это готовите дома? – спросила она.

– У меня дед – армянин, а бабушка – русская полька. А еду… нет, мама разную готовит, обычную, в общем, это мы с дедом однажды ёку делали, я запомнил.

– М-м-м, вкусно… никогда такого не ела!.. Надо же, как интересно иногда людей судьба соединяет…

Он взволнованно посмотрел на неё:

– Соединяет… – повторил он, – и если они не сопротивляются… то… – он перестал есть и отвернулся, потом опять посмотрел на неё, – если люди не… то… им может быть очень хорошо вместе… Понимаешь?

– Понимаю, – отозвалась она, отведя взгляд.

Какое-то время они ели молча. Потом Оля позвала:

– Пойдём!

Они зашли в комнату и она включила свет. Только тогда он рассмотрел в нише стены синтезатор и несколько гитар.

–Ты на какой играешь? – спросила она.

Он взял в руки электрогитару, рассмотрел со всех сторон и удивлённо спросил:

– Откуда у тебя столько?

– Ну, они не все мои, вот эту, у тебя в руках, и бас ребята оставили в прошлый раз. Мы иногда у меня репетируем перед работой. Мы по вечерам играем в баре, Джоконда поёт. Ну, и я иногда. А вот эти две – мои: классика и акустическая. Гитара – это же мой основной инструмент в музучилище, а дополнительный – фортепиано. Сыграешь?

– Теперь даже и не знаю… – он улыбнулся одним краем рта, и подключил гитару к усилителю, – перед профессионалом как-то… неудобно…

– Я ещё не закончила училище, поэтому пока не страшно, – она улыбнулась, – ты же лучший в школе!

Лев невнятно пожал одним плечом.

– Ну ладно, если что, – вырви провода!

Она рассмеялась и села на пол, обхватив колени. Лев осмотрелся и, увидев своё отражение в зеркальном шкафу, смутился: в халате, носках и с электрогитарой он выглядел странно. Он положил гитару на диван, подошёл к тому месту, где сохли их вещи, и обнаружил, что брюки на батарее уже высохли, он пристроил на их место спортивную куртку.

– Сейчас, я только оденусь, – сказал он и покрутился в поисках своей футболки, – а где?..

– Ой… я, кажется, догадываюсь где может быть твоя футболка, – поддержала тему Оля, выходя из комнаты.

Лев, взвесив шансы халата против брюк, отдал предпочтение последним, и быстро переоделся. Он опять посмотрел на себя издалека в зеркало, потом на халат и решительно отложил его на диван.

Из прихожей послышался Олин голос:

– Футболка была под зонтом, она мокрая. Я повешу её в кухне на батарею.

В брюках, хоть и с голым торсом, Лев почувствовал себя увереннее. Он сел на диван, пристроил гитару поудобней, посмотрел в серое окно и стал перебирать знакомые аккорды.

Оля вошла, остановившись в дверном проёме. Она смотрела на него с выражением лица, которое бывает у людей в момент знакомства. Такое лёгкое воодушевление, за которым может последовать всё что угодно от недоумения или презрения до принятия и полного восторга. Он почувствовал, что играет сейчас для неё, чтобы достучаться туда, куда он не может проникнуть другими способами. Он заволновался, что не получится показать всё то, о чём ему хотелось сказать. Одинаковые переборы струн сменяли один другой, меняя мелодию и тональность, не меняя по сути ничего, он пришёл к тому, с чего начал. Он опустил правую руку, на лице застыло напряжение. Ему почудилось, что Олино лицо как бы ответило: «Приятно познакомиться!..» Он вздохнул, ему хотелось большего. Она приблизилась к нему, но прошла мимо, туда, где в нише стояли музыкальные инструменты.

Она взяла классическую гитару, села с ней на полу посередине комнаты и спросила:

– Ты ведь не играешь обычно на электрогитаре, да?

– Что, так плохо?

Она по-доброму усмехнулась:

– Нет, совсем не плохо!.. Просто хотелось ещё услышать немного тебя самого.

– У меня только классическая, как у тебя, но всегда хотелось на электрогитаре попробовать. Ещё была мечта на басу поучиться…

А-а…– отозвалась она, перебирая тонкими пальцами струны. Она смотрела на него, ожидая чего-то. Он отложил гитару и сел поближе к ней на полу, сразу попав в плен своих мыслей о ней, о её теле, волосах, коже… Она заиграла что-то сложное, с паузами и быстрыми переборами, длинными пассажами. Его глаза пробегали под музыку по её волосам, плечу и завиткам, изображённым на шее, которые имели начало где-то под её футболкой. Иногда она прикрывала глаза, а потом смотрела на свои пальцы, на струны и опять потом не смотрела, слегка встряхивая иногда головой, и тогда её волосы снова немного танцевали. Он слушал и боялся прослушать, пропустить что-то важное: намёк… вопрос… ответ…

Закончив играть, она посмотрела на него длинным непонятным взглядом, невольно перевела взгляд ниже: на его плечи и грудь, на живот… Ему нравилось, что она его так разглядывает. Но она вдруг как бы очнулась, отвела глаза и как-будто слегка покраснела.

– Понравилось? – спросила она.

– Да, – быстро ответил Лев, – очень!

– Это Шопен, мне тоже нравится. Удивительная музыка…

Оля весело продолжила:

– Ну и какая гитара звучит лучше?

– Да по-моему, в твоих руках любая звучит как надо. Ты просто разговариваешь на каком-то другом языке, когда играешь.

Она внимательно на него посмотрела, и в её глазах была смесь из уважения и интереса:

– Я думаю, у каждого свой инструмент, чтобы разговаривать о… ну, о чём-то, для чего не хватает слов.

– А если человек не умеет играть на музыкальных инструментах?

– Значит, он умеет играть на чём-то другом… Но ты умеешь именно на гитаре, не увиливай! – с весёлыми искорками в глазах она всучила ему свою гитару.

Он на секунду растерялся:

– А если…

– Не бойся, сыграй что-нибудь… всё равно что, песенку какую-нибудь, что ты любишь?

Он медленно взял гитару, посмотрел на неё и стал играть просто отдельные фразы, которые ему всегда нравились. Сначала в миноре, потом несколько мажорных связок и закончил снова в миноре. Ему захотелось взглянуть на Олю, но почему-то было страшно поворачиваться. Но он всё-таки посмотрел на неё. У неё было задумчивое лицо.

– А ты не хочешь сыграть на школьном концерте? Выручил бы меня. На меня завуч так насела… Я нашла только трёх девочек, которые споют, и мальчишка один рэп свой прочитает. Я его даже боюсь, как бы не начал материться со сцены, а заранее репетировать отказался…

– Это странный такой, из седьмого класса, белый совсем, как альбинос?

– Да-да, он, Георгий, кажется.

– Не бойся, это же Гоша, этот не начнёт. Он там один, по-моему, не матерится из всех седьмых. У него пунктик, он же поэт. Они его в лицо по-всякому обзывают, а он исключительно интеллигентными фразами отвечает.

Она засмеялась:

– Вот ты меня сейчас напугал: вдруг он им отомстить захочет? Я не успею даже первую зарплату получить.

Лев хмыкнул и задумался:

– Нет, не думаю. Он выше этого.

– Ладно, разрешу ему без репетиций выступать, – она потёрла ладони друг об друга в предвкушении чего-то хорошего.

– А меня зачем на сцену хочешь выставить?

– Ну, просто… Ты хорошо играешь. Мне было бы приятно.

– Чтобы все просто позевали? Если бы я играл как ты, то без вопросов, а так… Это в младших классах ты хочешь по любому поводу и без повода на сцене оказаться, а потом… Надо что-то такое… классное…