– Ну, вообще… – произнесла Марина Михайловна и слегка покачала головой, не убирая улыбку и раскинутых в стороны рук, – от вас я такого не ожидала. Ладно мои, дураковый класс, – она презрительно хмыкнула, – но вы-то, девятый «А»! Что с вами? Гормоны что ли спокойно жить не дают?
– Да ваш девятый «В» – орлы, Марина Михална, – пробасил высокий шатен в костюме, обильно сдобренный прыщами, – все время нас в баскетбол уделывают.
– Ой, это они могут, конечно, – сказала она, не скрывая удовольствия, – но контрольную мне на одни «тройки» с «двойками» написали! Вот вы – совсем другое дело!
Она притворно улыбнулась и тут же изобразила делано-серьёзное лицо:
– Но сегодня-то что с вами? Учительницу биологии совсем довели! Ей там валерьянку капают! – она качнула крупными серьгами. – К чему эти ваши вопросики с подковырками учителю!? Молчите и слушайте, когда вам рассказывают!
– А вы уже знаете? – спросил, сдерживая улыбку, прыщавый шатен.
Она вздохнула:
– Ой, поберегите мои нервы! Про ваше половое деление, Штольский, уже вся учительская знает.
– Деление половых клеток там было, Марина Михална, – прыснул Штольский, застёгивая пуговицы пиджака, за ним стали смеяться ещё несколько человек.
– Безобразие там было, мальчики, – она ещё сильнее качнула серьгами, – безобразие и… ой, мои нервы! – она приложила руку к груди, и, не найдя что сказать после «и», добавила, глядя на распаренных от смеха подростков: – И бриться вам пора! Н-да! Никита… Балямов, пугаешь только своих одноклассниц этим недоразумением под носом, – она сделала невнятный жест у лица, – посмотри, вот Гена Штольский, Ваня Седобородов, Лёва Абагян – какие опрятные выбритые лица! – она оглядела окружавших её юношей и обратилась к группе девушек:
– Правда, девочки?
Те частично потупили глаза, частично захихикали и заулыбались. Вперед шагнула та, что обильнее других была оснащена волнистыми волосами и длинными ресницами. Она деланно причмокнула, задрала подбородок и, обращаясь лицом исключительно к Лёве, произнесла:
– Да, Марина Михална, они ничего, – и поспешила сделать томный взгляд с полуулыбкой.
Лев с выражением некоторой усталости отвернулся в сторону пустого коридора.
Но коридор не был совсем пуст, к ним приближалась девушка с рюкзаком на одном плече, в высоких кожаных ботинках тяжёлого кроя, свободных чёрных брюках, вишнёвом джемпере и белой рубашке с торчащим воротником. Её недлинные светлые волосы открывали лицо, когда она обращалась взглядом к очередной двери, а потом опять прикрывали часть лица. Лев засмотрелся на неё, ловя каждое волнение волос и пытаясь рассмотреть что находится за ними. Он рассматривал её не один.
– Это кто? – обратился к нему Штольский, – училка что ли?
– Да… Нет… Не знаю, – отозвался оторопело Лев и махнул головой, пытаясь освободится от наваждения. Потом посмотрел на одноклассника более осмысленно, как бы с осуждением, проговаривая:
– Ты что, совсем? Какая училка?! Из десятого, наверное, новенькая, мне парни говорили: к ним какая-то пришла.
– Ща узнаем, – подмигнул Штольский и обратился к математичке:
– Марина Михална, а это новая учительница, да?
– Где, где? – она раздвинула руками девятиклассников, ревниво вглядываясь в незнакомку, идущую по коридору. – Не-е-ет, я бы знала, у нас таких учителей нет! – закончила она, приготавливая в руке ключ и подходя к двери класса. Она громко объявила:
– Все заходим, хватит прохлаждаться! – и открыла дверь кабинета.
Балямов, первым заглянувший в класс, брезгливо поднял верхнюю губу, бессистемно опушённую блондинистой порослью, и протянул:
– О-о-опя-ать! – и театрально закатил глаза.
Другие гнусаво подхватили завывания:
– Опя-а-ать холодно!
В классе, несмотря на ветреную осень, было открыто три больших окна.
– Да, опять! – Марина Михайловна качнула серьгами, вздёрнув подбородок, и добавила, удаляясь к своему столу. – Поберегите мои нервы! Хватит возражать! Свежий воздух полезен для неокрепших умов, а на математике вдвойне!
Лев Абагян, сделав вид, что замешкался у стены со своим рюкзаком, задержался дольше остальных в коридоре. Незнакомая девушка как раз поравнялась с ним, он впился взглядом в её лицо. Из класса высунулся Штольский:
– Лёв, идёшь? Минерва самостоятельной грозит…
Лев, всё ещё глядя на девушку, засунул одной рукой голову одноклассника за дверной проём, а второй закрыл за ним дверь, после чего припёр её своей спиной. Тут дверь за ним задрожала, он слегка затрясся и сдвинулся с места, проскользив по полу на подошвах кед. Из приоткрывшейся двери снова высунулась голова Штольского:
– Ну, идёшь? Я без тебя не напишу, – зашипел он.
Всё ещё не глядя на него, Лев сказал подчёркнуто мягким баритоном:
– Иди, Гена, я попозже подойду, – и попытался притворить дверь спиной. Но дверь не поддалась, тогда он сунул торчащей голове свой рюкзак, на секунду отвернувшись от девушки, которая уже с интересом наблюдала за их общением, и для верности пропихнул рюкзак поглубже за дверь. Рюкзак уплыл внутрь, и дверь, наконец, закрылась. Из глубины класса послышался звонкий голос математички:
– Открываем тетради!
Они стояли друг напротив друга. Он, восторженно приоткрыв рот и подняв брови, просто и беззастенчиво пялился на неё. Она в метре от него, держась одной рукой за лямку рюкзака на плече, другой рукой откинула волосы, пронзив их тонкими пальцами. Лев, наконец, увидел её лицо полностью. Но она, не выдержав его пристальных взглядов, еле сдерживая улыбку, отвернулась в ту сторону коридора, где было окно. За поднятым воротником на изящной шее показалась замысловатая татуировка. Он оторопело уставился туда, пытаясь разгадать изгибы тонких линий. Она слегка прищурилась, резко повернулась к нему и нарушила молчание:
– Ты в океанариуме был?
– Что? А… нет, не был. Пойдём?
Она не выдержала и рассмеялась:
– Просто ты смотришь на меня, как на рыбку за стеклом.
Он смутился и опустил глаза:
– Я-а… – он поводил носком кеда, разглаживая пол.
– Ты покажешь мне директорский кабинет? – спросила она сквозь улыбку.
– Я? – в его голосе прозвучала надежда, он поднял на неё глаза, почти прыжком отлепился от двери и радостно сказал:
– Конечно! – он показал рукой в нужную сторону и, делая шаг, сказал: – Туда!
Они двинулись по коридору.
Некоторое время они шли молча. Лев несколько раз открывал рот, взглядывал на спутницу, на лицо, которое открывалось по воле отпрыгивающих от него волос, и замолкал, не начав разговора. Он успел рассмотреть край татуировки, выступавший на шею, но берущий начало явно где-то ниже, он боялся представить где именно. На лестнице, когда она, потряхивая волосами, откидывала голову назад, он рассмотрел два небольших колечка, продетых в одну мочку уха. Он рассматривал её профиль, небольшой нос, губы. Наконец, он решился спросить:
– Ты новенькая? В десятый пришла, да? Откуда?
Она посмотрела на него, улыбнувшись:
– Ты интересный такой, конечно…
Он обрадованно посмотрел на неё.
– Не слишком много вопросов? – произнесла она и добавила: – Я – новенькая, это точно, – она покачала головой, улыбаясь. Всё это явно её забавляло.
– Слушай, дай мне свой номер, а? – попросил он, – Я тебе чего-нибудь напишу… Я, знаешь, такие штуки смешные делаю… картинки там с подписями, парням нравится. А? – он остановился и ощупал свои карманы. – Ой, я же Штопору мобилу оставил, ну, в рюкзаке. Слушай, а можно я тебе свой номер забью, ты мне наберёшь или напишешь, а? У меня все мессенджеры есть. Тебе какой удобнее?
Лёву явно прорвало, он не мог остановится. Он шёл, забрасывая молчащую собеседницу вопросами на разные лады, иногда сам на них отвечая, обильно жестикулируя при этом. Так они подошли к двери с надписью «Директор». Он перегородил ей путь и воодушевлённо спросил, снизив громкость:
– Ну что, дашь свой мобильник? Я тебе свой номер оставлю.
Она, придерживая улыбку, спросила:
