Из «Вирусной серии» * * * Вдруг стали верными мужья, и дома, под семейной кроной, легко их держит без ружья малютка-вирус, что с короной. * * * А вирус вырос прямо на глазах, глаза от страха вырастают тоже. Нужна нам осторожность, а не страх: мыть руки, а затем руками рожу. Трампу посвящается… Все слышали, кричал один кретин: «Зачем он нужен, этот карантин? Пусть вымрут все, останусь я один, никто не будет знать, что я кретин!» * * * Из-за карантина сбилась вся рутина, новая рутина – домоседом стать, там ведь все знакомо: холодильник дома, телевизор, кресло… и еще кровать. Зеркальце «Свет мой, зеркальце, скажи, да прибавь полпуда лжи: что юна я и красива, ну, морально поддержи!» Только зеркальце в ответ: «Ты страшила – хуже нет, и ваще, чего пристала, шла б лечила свой привет!» Со стекляшкой что за спор? Вот и кончен разговор. Ода будильнику В тот день я встань немного позже, немного раньше – все равно, он по-другому был бы прожит, а с ним и жизнь заодно. Пришла б другая электричка, людскими лицами рябя, я б встал у двери по привычке, но там бы не было тебя. Друг друга мы б не повстречали, две разных жизни шли бы врозь, другие радости, печали нам пережить бы довелось. Как мы зависим от минуты! Как важен в жизни каждый миг! Хоть эта мысль и пресловута, я лишь тогда ее постиг. Я понимаю, что отчасти все предначертано судьбой. Но все-таки какое счастье — иметь будильник под рукой! * * * Кричала неизвестность: «Хочу известной быть!» И крика неуместность, тщеславие и прыть ничуть ей не мешали, а помогли в пути: от крика все устали и дали ей пройти. А. С. Пушкину Один поэт прекрасный жил и грезил, что будет долго людям он любезен. То были очень скромные мечты — немыслимой достиг он высоты: он в русском мире просто стал кумиром и безраздельно правит этим миром. Словесные игры
Адам Слепил Господь Адама, а тот спросил: «А дама? Жену мне подавай! Иначе рай – не рай!» Вот так с плеча, без правил, хоть это не игра, вопрос ребром поставил — остался без ребра. Рая Я, помню, подумал: «Кажись, я в раю», когда посмотрел я на Раю мою. Раевская Рая, цветы собирая, нагнулась к ромашке у края сарая. Тогда еще Рая моей не была, работала, драя коровок села. И я ей сказал, от любви замирая: «Пойдешь за меня?» Улыбнулась мне Рая и мне протянула веселый букет. С тех пор пролетело… забыл, сколько лет. Ожидание Я берегу на берегу твою одежду. Уйти я просто не могу: я жду с надеждой, что, выйдя из воды нагой, — прекрасней нету! — напишешь на песке ногой «Иван+Света». * * * Могла бы ходить я подолгу без жалоб, когда бы в ботинке не терло, не жало б, но я постоянно и хнычу, и ною: могли б мастера делать обувь иною! Вирус Какая-то малявка, невидимая глазу, нас всех арестовала, не спрашивая, сразу, и вы, большие дяди, и мы, большие тети, сидим себе под крышей, скучая по работе. * * * Распотрошить богатеньких да и раздать все поровну — Советы так задумали всех вывести из тьмы, нет чтоб приставить к каждому Арину Родионовну, тогда, быть может, Пушкиных имели б больше мы. * * * Ушел Евтушенко – поэт и проказник, друживший с властями, им вызов бросал, ушел он в шутливый и радостный праздник и долго оставшимся жить приказал. * * * Воруют все. Не все, ну так почти. Но тут есть разница, и ты ее учти: на горстке честных держится мораль. Но мне их почему-то очень жаль. Олег Лубенченко Родился и вырос в г. Северодвинске Архангельской области, где и живет в настоящее время. В 1989 г. окончил среднюю школу, а в 1995 году – электромеханический факультет Санкт-Петербургского государственного технического университета. В настоящее время работает по специальности. «Выпьем, верная подружка…» Выпьем, верная подружка всех моих суровых дней, ты моя пивная кружка, ведь с годами все сильней и чем дальше, как ни скверно, то все крепнет и растет наша дружба, что, наверно, и до смерти не пройдет. Ты всегда была со мною среди горестей и бед, в дни тяжелые, не скрою, лучше друга в мире нет. Когда я на целом свете был не нужен ни хрена никому, в минуты эти до краев опять полна поцелуем своим страстным ободряла меня вновь, возвращая на мгновенье жизнь, и слезы, и любовь. Ну а я все раз за разом, сколько – и не сосчитать, невпопад, неверным глазом наполнял тебя опять; и собачьей нашей жизнью уж давно по горло сыт, словно с плеч срывал я разом груз печалей и обид. Разлучить меня с тобою в этой жизни, и не раз, все пытались, взять к примеру исторический указ; тот что вместе с перестройкой появился, и тотчас трезвость стала нормой жизни как кошмарный сон для нас. Сколько раз в те дни лихие приходилось мне опять свою верную подружку всякой дрянью наполнять! Только сила убеждений становилась все сильней, и без страха и сомнений я хлебал столярный клей. Еще много потрясений нам в отечестве своем в дни разброда и волнений доведется и потом пережить, но, слава Богу, те дурные времена, словно банка самогона, что вся выпита до дна, миновали безвозвратно много лет назад, и вот, как обычно, вслед за пьянкой опохмелка настает. И народ, как дядя Сидор, что проснулся с бодуна, до сих пор понять не может, хоть ты тресни, ни хрена, вспоминая это время, что теперь уже прошло, как вообще все в этой жизни получиться так могло. Как обычно, не успели мы и глазом-то моргнуть, а тех лет, что пролетели, уже больше не вернуть; вот и страсти, что кипели, все остались где-то там; ну и что же остается нынче, братцы, делать нам? Ну так выпьем, где же кружка? Сердцу станет веселей, как и сам товарищ Пушкин со старушкою своей… |