– Я так не думаю.
– Вам рано «туда».
– Ни капли.
– Молодость – грех…
Старик помахал перед лицом рукой, чтобы развеять запах
спирта.
– А что не грех?
Карлик продолжал прогонять мух.
– Что Вы делаете?
– Проветриваю, – ответил старик.
– На улице, где сквозняк!
– Уж как-то я так… Извинит..тт..те, не пью…
– Не надо извиняться. Перестаньте махать. Что Вы делаете?
– Что я? А что Вы?
– Вы лучше бы подрезали свой плащ, а то сейчас споткнё-
тесь! – смеясь, заметил я.
Карлик продолжал жонглировать воздухом.
– Да уймитесь Вы, наконец!
– Это я звезды чищу…
– Чего чистите?
– Звезды, – спокойно пояснил старик.
– Разумеется, я выпил лишнего, но звезды не запотеют! —
Я не смог удержаться от смеха.
– Дыши подальше от храма, – сердито сказал старик.
– Да не сердитесь Вы. Выпил, потому что решился на…
– Невозможное, – перебил карлик, словно на чем-то смог
меня поймать, и опустил руки по швам.
– Что-о-о?
– Невозможное, – повторил старик.
В интонации я угадал то сожаление, когда человек пережи-
вает о сказанном вслух.
– Вы пытаетесь меня разгадать?
– Нет, – испугался старик.
– Пожалуй, мне лучше уйти. За эти дни я сильно устал,
а Вы… очень странный.
– Ну, – карлик пожал плечами, – как знаете.
– Вы извините меня, если я Вас оскорбил.
– Прощайте, – старик с чувством подал мне руку.
Я сжал его детскую ладонь.
– Мне нужно идти.
Старик мялся на месте.
– Знаешь, – карлик попытался удержать меня, – я знаю,
кто ты!
– Я?
– Не бойся, я не читаю мыслей. Ты там, – старик указал
на храм.
– Я?
Мое лицо побагровело в темноте.
– Вы!
– Вы уж как-то это оставьте при себе.
– Не волнуйтесь, я молчалив.
– Все-таки это серьезно.
– Еще не все. Она была здесь, – неожиданно выдал старик.
– Что? Вы что, подслушивали?
– Отпусти её…
– Кого?
– Иначе… я боюсь…
– Владислав, Вы… Что сейчас мелете?
– Отпусти, вот отпусти! И увидишь, много увидишь. Ты
еще молод.
– С чего ты взял, что я и… она?
– Она приехала из Швеции, верно?
– Верно, – сорвалось у меня с языка.
– Так отпустишь?
– Кого?
– Ее.
– Какой-то сумасшедший дед, – отрезал я твердо и ушел.
* * *
Ночью я залез в окно. Лика спала. Я поднес ладонь к ее ли-
цу, она дышала тихо, словно совсем не дышала. В углу стоял
дорожный чемодан. Моя тень ложилась на ее постель подобно
кошмару. Я хотел проникнуть в ее сновидения. Я нарушил ее
покой. Мое сердце сжалось… Я ушел, как уходят тени.
Глава 3.
Владислав не смог долго оставаться один. Карлик окинул
печальным взглядом окружающую Москву. Небо сгущалось
в стаю вороньих туч.
«Надо идти», – решил он.
Это незапланированное знакомство глубоко встревожило
старика.
Он собрал свои вещи, застегнул до горла кожаный плащ
и отправился к себе в каморку.
Старик жил рядом с храмом, на Берсеневской набережной,
в пределе церкви Святителя Николы в Берсеневке.
Теперь ночь показалась старику грустной. Ни одной звез-
ды, ни ветра, все застыло, как красивая подделка под стеклом.
Мир превратился в макет, и только художник медленно плыл
по мосту.
Он спустился к набережной. Холодная река казалась чер-
ной. Мелкими шагами он дошел до родной каморки. Деревян-
ная дверь была на засове.
Карлик потянул ручку на себя. Запах красок вылетел наружу.
Владислав потер нос и остановил маленькую ладонь
на лбу. Он задумался. В молодости жил в Хамовниках, потом
была свадьба, затем – спешные обороты семейных сканда-
лов. После – вторая свадьба. Приглашения, выставка авто-
портретов… Когда он успел остаться один? Когда переехал
жить в «шкаф»?
Поднялся ветер. Старик широко улыбнулся. Ему стала ясна
одна простая истина: одиночество заставило его терпеть мно-
гие вещи. Потребность доказывать правоту исчезла. Он стал
молчаливым. А этот парень разбудил в нем мирские чувства,
тягу к прошлому, воспоминания об ошибках.
Он опустил руку в карман и достал кисть. Единственная по-
друга, которая прислушивалась к его боли. Она могла умело
изобразить его просьбу на полотне, но это было так давно, что
сейчас не вспомнишь. Где все портреты? Раскуплены, раздаре-
ны?
Теперь его душа потеряла интерес к миру, и только храмы
волновали дух. Столпы, кубышки, арки, декорированные фа-
сады, семейные усыпальницы, ряды кокошников с килевид-
ным верхом, трапезное крыльцо.
Карлик снова улыбнулся. Ветер бил его по щекам.
Напротив в темной позолоте спал центральный храм Моск-
вы.
Старик оглянулся. Его маленький домик стоял неподвижно,
покрытый ночной сыростью. Он смотрел дальше – сквозь
дом – в прошлое. Накатили слезы.
Он ущипнул себя и засмеялся как ребенок.
Ему показалось, что он, маленький Владислав, открыл
дверь потустороннего мира и прошел в него. Теперь он как бы
из окна наблюдает знакомые сердцу места.
Небо плывет. Синие звезды больше не нуждаются в том,
чтобы их натирать. Река ближе к Кремлю сужается. Архангель-
ский собор величественно дремлет. Люди будто исчезли. Ти-
шина неимоверная. Это знак. В Москве редко бывает тихо.
Значит, умер.
Нет.
Старик опять себя ущипнул.
Улыбка.
Наоборот, ожил. Кто-то разбил его плавный устрой жизни,
и он не желает ругать кого-либо. Владислав слишком добр для
зла. Он давно научился побеждать, не вступая в конфликт,
но сегодня было исключение.
В темноте глаза казались голубыми. «Их можно было бы
изобразить, если бы не лукавство, – подумал старик о новом
друге. – Лицо неприметное, но глаза сразу заметны. Такой
изумруд смущает душу».
Владислав задумался.
Может, дело в руке?
Или в общей странности?
Какой рукой Никита берет чужие вещи?
Когда он обсуждает кражу, раскаивается или нет?
«Угадал», – вслух, громко сказал старик. И как ребенок за-
топал на месте ногами от счастья.
Уставший авантюрист с порванной душой.
«Вот и болит», – объяснил сам себе Владислав.
Он пригляделся в небо. Свод выгнулся в огромный темно-
синий купол.
Потер звезду.
«Добро», – сказал с достоинством карлик и взмахнул в воз-
духе кистью.
Побежал на Патриарший мост. Длинный плащ замед-
лял ход.
Старик немного поворчал на верхнюю одежду, но укорачи-
вать плащ не стал.
Карлик прописал тени в голове. Освежил в памяти встречу.
Сам задавал вопросы.
Сам отвечал.
Старик хотел для себя понять суть молодости. Узнать по-
ближе человека, которого случайно встретил.
Может быть, они давно были знакомы?
А злость на молодом лице пройдет. Его зло ограничено
временем и скоро отпустит душу.
Глава 4.
На циферблате одновременно всплыло четыре ноля. Я сто-
ял укутанный в шарф и следил, как столица погружалась в ту-
манный мрак.
Меня всегда впечатлял вид с Крымского моста. Здесь мож-
но почувствовать город в целом, его тяжелую историю и быт.
Проникнуть в тайные углы прошлого, услышать русскую колы-
бель.
Свет напрасно сочился из разных углов города. Плотный
туман со вчерашнего дня окутал слепотой улицы. Вокруг все
казалось блеклым и неживым, замершим до первого луча
солнца. Последнее придавало особый картинный вид. И лишь
фантазер может почувствовать это. Без воображения и фанта-