– Давай, – согласился он, будто решился на риск.

Лика сжала его руку.

Он почувствовал ее пальцы как что-то ненадежное в своих

руках.

– Тебе нравится в Швеции? – вдруг спросил он.

– Теперь нравится!

Н. решил, что пора удаляться. Ему вдруг стало неловко. Он

замешкался.

Бледно-красные губы Лики дышали так, будто к ним никто

еще не прикасался. Лишь легкая вечерняя изморозь покуша-

лась на них.

– Холодно, – отозвалась Лика. – У меня тонкий плащ, по-

ра в палату. Отпусти.

– Ах, да, – Н. смущенно выпустил ее руку.

Указательным пальцем Лика смахнула с носа Н. мушку. Она

заметила, что его что-то тяготит. Ей ужасно хотелось прижать

его к своей груди. Вдруг и к ней подступила истома. Прошлые

попытки начать свидания быстро оканчивались.

Н. посмотрел на нее.

– Пора, – с грустью сказала она.

– До завтра.

– До послезавтра. Завтра у меня много процедур.

Н. глубоко вздохнул.

– Прости, – звонко сказала она.

Лика поцеловала Н. в щеку, в которую сама же вчера от зло-

сти ударила, когда Н. попытался с ней заговорить.

– Я не умеют жить, – сказал Н.

Лики уже не было рядом.

– Если бы я умел жить, я бы радовался каждой капле до-

ждя, – сказал он. Вокруг не было ни души. Только входная

дверь покачивалась на железных навесах. Н. осмотрелся и по-

шел в свою палату.

* * *

Лика вошла в палату. Едкий запах медикаментов ударил ей

в нос. Она открыла окно и включила свет. Луч лампы мгновен-

но осветил комнату. Палата больше напоминала небольшую

залу, чем больничный закуток на одну персону.

Лика скинула плащ и подошла к зеркалу. Ее тонкая как лист

кожа на лице дышала чем-то не совсем здоровым, больше

больным духовно, а не физически. Словно каждое прикосно-

вение мужской руки портило выражение лица, как будто при-

касаясь к какому-то капризному яблоку, на котором остается

след или вмятина.

«Как бы искренне не смеялся клоун, его грим всегда давит

на зрителя, – с грустью подумала Лика. – И как бы искренне

не смеялся клоун в уборной актера, он по-прежнему будет

ощущать на своем лице остатки выцветших красок».

Она вытерла ватным тампоном макияж и вспомнила, как

один фотограф сказал, что глубина и объем ее глаз совершен-

ны. И еще многое, что он болтал, что сейчас всплыло совсем

некстати. Образ воспевателя блуждал по углам и раздражал ее.

«А этот мальчик способен вытерпеть меня…»

Лика подошла к окну. Холодный ветер гнал перистые об-

лака.

«Невозможное легко создать, – прошептала она, – даже

если все возможное ты уже потерял».

В это время Н. вышел на третьем этаже из лифта. Вдруг

кто-то тихо окликнул его. Он обернулся, но коридор был пуст.

Часть первая

– Но у него душа грязная; он знает

и не решается, он знает и все-таки

гарантии просит. Он на веру

решиться не в состоянии. Он хочет,

чтоб я ему, взамен ста тысяч, на себя

надежду дала.

Ф. М. Достоевский.Идиот

Глава 1

Мысли вели меня вдоль Крымской набережной. Я шаркал

ботинками в тон своей грусти. Печальный свет ночной улицы

отражался в реке. Вокруг было туманно и даже дымно. С воды

тянуло сыростью. Немногое можно было разглядеть в такую

погоду, но я пытливо шел вперед.

В моем уме кипел ад. Не оставляя времени на отдых, он за-

ставлял меня блуждать в прошлом. Он беспощадно напоминал

мне один и тот же день. Мне ничего не оставалось, как отка-

заться от собственной памяти и попытаться открыть «новую

книгу жизни».

Но попытки тщетно умирали. Последние четыре дня изну-

рили меня окончательно.

Когда я случайно увидел ее в Сокольниках, все полетело

вверх дном. Я знал, что рано или поздно она вернется в Моск-

ву, но так быстро?

Швеция – не ее дом. Это маленький секрет ее жизни, о ко-

тором я все знаю. К ее припадкам там я относился спокойно.

В клинике она не могла ни с кем сойтись, только я говорил

с ней.

Лечебница находилась в 30 км от Стокгольма, на острове

Бьерке, озеро Меларен. Она имела пробный статус. Сюда по-

падали люди с «повышенной чувствительностью», то есть пре-

вышающей человеческую норму эмоций в день. Была ли она

коммерческой организацией, наживающейся на желающих

вылечиться, или клиника действительно выпускала совершен-

ных людей, это никого не волновало. Это был «остров богатых».

Людей, якобы сошедших с рельс по той или иной причине. Им

обещали быстрое восстановление и внутреннюю гармонию.

Последнее очень привлекало почти разорившихся бизнесме-

нов (на это «почти» можно было прожить три жизни) и других

несчастных. По сути, клиника позиционировала себя как но-

вую моду, место и время для полезного отдыха.

Но не все было там сладко. Лика на самом деле нуждалась

в помощи. Предел ее гнева был неизмерим. Летали чашки,

вилки, тарелки, ножи, пульты, книжки и вазы. Все, что попа-

далось ей под руку. Какая-то внутренняя обида сидела в ней,

но что-то очень красивое вырывалось из карих глаз девушки.

От чего я забывался и мог простить ей любую выходку.

Но один проступок я не смог простить. Отношения прекрати-

лись.

Я и мой напарник Артем убежали ночью. Наш трехмесяч-

ный визит в клинику преследовал другие цели. Выход через

парадную дверь был закрыт. Пришлось прыгать с балкона вто-

рого этажа. Либо к утру оказаться в полицейском участке.

По приезду в Москву я обнаружил, что «заболел» ею.

Я не заметил, как оказался на Патриаршем мосту и пошел

вдоль него. Едва начало рассветать. Я спрятал голову в ворот-

ник, было холодно. На веки давил свинец. Мне показалось

(или вправду?), что закачалась мачта Петра и я вдруг услышал

вопль моряка. Почему я не могу поймать за руку сон? Я с ужа-

сом открыл глаза, подошел к храму и замолчал. Мои мышцы

напряглись, ладони сжались. Я начал молиться.

Глава 2.

– Да-а. В такой час легко поддаться грусти, – обратился ко

мне кто-то. Я обернулся. Из-за своих малых размеров старик

напомнил мне карлика. Он тяжело дышал. В руке он держал

длинную кисть. Заостренный волос щетины торчал без изги-

бов. Казалось, что ей можно проколоть глаз.

– Фараонова мышь, – карлик гордо указал на волос кисти.

– Впечатляет.

– Я Владислав, – улыбнулся художник. – Владислав…

Карлик точно взмахом кисти срезал свое отчество и под-

мигнул.

– Никита.

– Больше месяца я искал этот редкий вид неба, – старик

развел руками и вздохнул, как подобает мастеру. – А вам как?

– По мне, небо всегда одинаково холодно. Кстати, я Вас

раньше здесь не видел.

– Порой все бывает неожиданно.

– Надеюсь.

– Вид у вас какой-то бледный. С вами все в порядке?

– Да, только немного замерз.

– Может, чаю?

– Не откажусь.

Художник нырнул в сумку, достал термос и чайную пару.

Затем он подал мне чашку. Я кивнул.

– У вас бессонница?

– Я не могу дать имя тому, что люди понимают под бессон-

ницей. Но можно сказать и так.

– Не спящий никогда не проснется, – сказал старик нази-

дательно.

– Возможно. У меня нет здорового сна. Одна надежда

на злой случай. Чтобы уснуть навсегда!

– Вы не понимаете, что говорите.