– Извини.

– Ничего. Это сделал мой народ. А не твой. А мой сын погиб на улице, когда началась перестрелка между этими… и американцами. Я так и не знаю, от чьей пули он погиб.

– Я американец, американский солдат, – неожиданно даже сам для себя сказал сержант, – из морской пехоты.

– Я это поняла… – сказала Алима… – Ты не такой, как местные. И говоришь по-английски как американец.

– И ты… всё равно спасла меня?

– Я же не знала…

– А если бы знала?

Алима долго молчала.

– Всё равно бы спасла, – сказала она.

– Но почему?

И снова молчание…

– Когда американцы пришли сюда… они пришли сюда чтобы защитить нас от нас же самих. Я говорила с ними… офицер распорядился, чтобы мне давали лекарства со складов и помогли с открытием больницы. Это было до того, как ваши солдаты… попали в засаду в городе. Потом – мне пришлось скрываться… потому что меня хотели убить. Мне и сейчас приходится скрываться.

– Почему? Потому что ты взяла лекарства у американцев?

– Нет, потому что лечила людей. Местные считают, что нельзя лечить людей лекарствами, которые есть у белых. Те, кто приходит ко мне со своими болезнями, делают это тайно. Местные считают, что тот, кто лечит людей, идет против воли Аллаха. Если человек заболел – это в воле Аллаха, а врач нарушает его волю.

– Господи…

– Таков мой народ…

Теперь уже молчал сержант.

– Ты знаешь, что я сделал?

– Мне это неважно.

– И я не могу здесь оставаться. Мне нужно вернуться к себе домой.

– И это мне неважно…

Тряпки не горели, даже щедро политые керосином. Сержанту пришлось поджигать несколько раз, прежде чем на берегу разгорелся костер.

Он подбросил в него выброшенный на берег и просохший древесный хлам. В нескольких шагах от него тяжко дышал океан.

Им пришлось ждать больше часа, прежде чем сержант услышал далекий едва слышный рокот. К ним приближались две почти невидимые в темноте скоростные резиновые лодки с жёстким днищем…

Одна из лодок ткнулась носом в берег, с нее выскочили четверо – в чёрных гидрокостюмах с автоматическим оружием, приборами ночного видения. Вторая лодка – очевидно, со спаркой ротных или с крупнокалиберным пулеметом – осталась в кабельтове от берега, прикрывать высадку.

Мощный, сфокусированный луч света высветил их на мгновение и тут же погас.

– Сержант морской пехоты Бунт?

– Так точно, – ответил сержант.

– Кто с вами?

– Дружественное население…

– Сэр, три минуты, не больше. Здесь опасно оставаться.

Они посмотрели друг на друга. Говорить было не о чем.

– У тебя там может быть настоящая больница. Большая больница, – сказал сержант.

– Знаю. Но кто будет лечить людей здесь?

Сержант попытался вложить ей в руки пояс с остатками денег, она с яростью оттолкнула его.

– Я же сказала – не возьму!

Черт…

– Эй, парни, у вас есть комплект медика?

– Да, сэр, – сказал один из морпехов из «группы прямого действия». – Я санитар отряда.

– Тащите сюда! И аптечки тоже, они уже не понадобятся.

Тюлени удивленно повернулись к нему.

– Живо!

Командир четвёрки кивнул – и через минуту у ног Алимы лежал целый рюкзак с полным комплектом полевого медика, предназначенным для обработки как минимум двадцати тяжёлых ранений и несколько аптечек.

– Прости за все, хорошо?

Алима отвернулась.

– Иди с миром…

Сержант пошел к лодке, опираясь на суковатую палку; там его приняли, помогли забраться. Следом, один за одним – перевалились за борт тюлени, не прекращая держать под прицелом своих автоматов окрестности.

– Десант на борту! Груз на борту, сэр! – крикнул морпех, отступавший последним.

Рулевой включил моторы на реверс – и лодка, пятясь, пошла в море. Кто-то выдал условную серию второй, прикрывающей лодке – «все в порядке, возвращаемся»…

Лодка развернулась – и, осев на корму и взревев двигателями, с ускорением пошла в открытое море…

– Йе-ху! – крикнул один из морпехов, радостный от того, что все хорошо закончилось.

Санитар подсел к сержанту, сидевшему у борта.

– С вами все нормально, сэр? Я имею в виду – дотянете до авианосца? Там вас осмотрят нормальные медики, куда до них мне, недоучке?

– Меня уже осмотрел нормальный медик, санитар, – сказал сержант и плюнул за борт, что по меркам всех водоплавающих было святотатством. – Мне ничего не нужно…

Примерно через месяц – на закрытой церемонии сержанта морской пехоты США Грегори Бунта за исключительный героизм, проявленный при выполнении особо важного правительственного задания, наградили Военно-морским крестом.

Старая, раздрызганная, провонявшая блевотиной «Треска»[30] со всех сил ударилась о палубу ударного авианосца «Дуайт Д. Эйзенхауэр», который уже полгода болтался поблизости от территориальных вод Сомали, вылавливая пиратов, и это вызвало новые утробные стоны и рыки летевшей с самолетом матросни. Кто-то прибывал сюда на замену, кто-то возвращался после излечения ранения или командировки на берег. Но все были пьяны – кроме одного человека, который выделялся пропыленной пехотной формой расцветки «цифровая пустыня». Он единственный из всех вёз с собой снайперскую винтовку и огромный мешок со всем, что необходимо при высадке на берег и длительном рейде. Он же единственный ни разу не проблевался за весь полет…

Лезть к нему никто не лез…

Самолёт с помощью тягача отогнали с посадочной полосы, матросня поползла к выходу, буквально падая на руки встречающих из палубной команды. Все всех знали – поэтому, представители боевых частей корабля оттаскивали своих подальше от глаз командования. Офицеры тоже старались на это не смотреть – все устали, всем всё надоело. Болтаться на громадном авианосце у берега вконец озверевшей страны и наблюдать – фактически наблюдать, ничего не делая – как пираты захватывают одно судно за другим. Хотя пары ударных вылетов этих профессионалов бомбежек, налетавшихся и над Афганистаном и над Ираком, вполне хватило бы, чтобы пиратство в сомалийских территориальных водах навсегда прекратилось…

Ганнери-сержант морской пехоты США Грегори Бунт вылез из самолета позже всех остальных. Привычно осмотрелся на все стороны… эта привычка у тех, кто воевал в Афганистане, оставалась на всю жизнь. Ничего необычного… Голубое, выцветшее под лучами безжалостного солнца небо, стоящая на стартовых позициях дежурная пара. Только ракетное вооружение – бомбить здесь некого уже давно. Суета там, где должны быть спасательные вертолеты … на позициях нет ни одного. Значит, в полете, воздушный патруль, здесь это так называется. Суть его заключается в том, что вертолет летает в заданном районе и пугает местных негров, которые типа вышли на рыбный промысел, но почему то так и норовят залезть на какой-нибудь сухогруз или танкер. И если они туда полезли – то ничего предпринимать уже нельзя, хотя опытные снайперы могли бы снять их одного за другим в течение нескольких секунд.

Это называется – «борьба с пиратством»…

– Ганнери-сержант Бунт?

Сержант посмотрел на стоящего перед ним моряка – ему не было, наверное, и двадцати пяти и у него обгорело лицо.

– Так точно.

– Лейтенант Стефан. Позвольте, я провожу вас.

Сержант закинул на плечи рюкзак.

– Что с вашим лицом, лейтенант? – спросил он, идя по палубе и смотря, как бы не поскользнуться на пролитой смазке.

– Купленный крем для загара не выдержал местного солнца, сэр. Здесь это бывает…

Понятно… Сержант тоже, кстати, имел возможность загореть и сильно. Если бы был белым – обязательно загорел бы. А так – солнце впустую…

Они нырнули в душную тесноту корабельных коридоров. Народа было полно, значит, авианосец не ведет активных операций и большая часть боевых постов – просто ни хрена не делает. И это в то время, когда над Афганистаном частенько не хватает самолетов…