Они оказались в месте, где в импровизированных складах хранился товар. Здесь отвратительно воняло дерьмом, мочой и гниющими объедками, под ногами шевелилось – то ли черви, то ли крысы, то ли и те и другие вместе. Где-то на рынке сиреной воздушной тревоги взревел осел – и сержант выхватил пистолет…
– Усиджали, аскари, – сказал старик, гремя ключами, – ситакужа кукуа[20].
– Куниуа сийо рахиси сана, – ответил сержант, – венги вамиджарибу[21].
– Наджуа, аскари, – ответил старик, отпирая замки на большом, облезлом сорокафутовом контейнере, – хийо баси ни бинаму янгу. Алисема кува уна миконо я мпиганажи харака кама умеме на мойя ва мфалме. Мими нина кууза веве бундуки на била кучукуа киаси[22].
Твою мать!
Когда сержант учился – а он входил в нештатную разведывательную группу, специализирующуюся на операциях в Африке и состоящую только из чернокожих морских пехотинцев – помимо изучения суахили, зная который можно вполне сносно существовать в любом месте Центральной и Южной Африки – они много еще чего учили. Америка – перекресток миров, большой Вавилон, здесь можно найти выходцев из любой точки земного шара. С ними проводили занятия носители языков Африки, бывшие африканские военные, исследователи Африки, в том числе и те, которые были родом из Африки. Советский Союз продвигал в Африке коммунизм – и тем, кто ему противостоял, нужны были хорошие военные советники. Они закончили курс обучения как раз в 1991, в год, когда Советского Союза не стало, и коммунистическая угроза отошла на второй план – но навыки остались, причем те, какие сейчас уже не преподавали; этот курс был закрыт. Из лекций специалистов по Африке сержант запомнил, что в Африке, несмотря на отсутствие мобильных телефонов, информация распространяется очень быстро. Любого путника, пришедшего в деревню, расспрашивают о новостях и рассказывают ему свои новости, он идёт дальше и несёт информацию. На базары женщины ходят не только для того, чтобы купить нужное, но и чтобы обменяться новостями, послушать чужие и рассказать свои. Информация о чёрном стрелке, в одиночку перебившем банду, уже дошла до рынка Бакараха, и, значит, через пару дней о новом шерифе будет судачить половина Могадишо. И информация может дойти до того, кому её знать вовсе не обязательно и он может задуматься над тем, кто приехал в город, и зачем. А если старик будет судачить об иностранце, купившем у него снайперскую винтовку…
Придётся…
Снайперы – особенные люди. Их профессия – наивысшая степень войны, они же – абсолютные воины. На войне большей частью ты убиваешь врага, не видя его. Ты нажимаешь на кнопку – и ракета или бомба отправляется в полет, чтобы убить того, кто находится в десятке километров от тебя. На поле боя господствует артиллерия, основные потери в пехоте – именно от артиллерийского огня. Даже огневой бой чаще всего происходит на дистанции; любой командир, допустивший сближение противника со своим подразделением, считается не совсем профессиональным. Ты видишь фигурки в прицеле своей винтовки и стреляешь в них. Некоторые падают. Или ты палишь из пулемета, над стволом поднимается горячий воздух, от грохота у тебя едет крыша, и ты вообще плохо понимаешь, что происходит. Но снайпер убивает не так. Оптический прицел позволяет прекрасно видеть того, в кого ты стреляешь. Ты опознаешь цель, принимаешь решение убить именно его, нажимаешь на спуск и видишь, как человек падает, сраженный твоей пулей. Это – квинтэссенция войны, хладнокровное убийство одного человека другим. Снайперов не любят не только в чужой армии, но и в своей – хотя опытный снайпер может обеспечить своему отделению безбедное существование даже на самом переднем крае. Снайперы всегда изгои – с ними не сыграют в бильярд, им не нальют кружечку пива в баре в знак признательности. Раньше снайперы, взявшие на мушку офицера, нередко получали приказ отставить: считалось, что офицеры, чаще всего дворяне, служат в армии не для того, чтобы их убивали простые солдаты. Сейчас всё проще – умный ублюдок в очках с золотой оправой вызывает его и говорит – иди и убей вот его. И получишь сто тысяч долларов и внеочередное звание.
Сержант Грегори Бунт убил двадцать девять человек. Застрелил их по одному. Но он сделал это потому, что у этих ублюдков было оружие и они пытались убить его или его товарищей. Вчера он убил еще семь человек, но если бы он этого не сделал – они бы убили его и еще несколько человек. У него был нож, был пистолет и были отработанные навыки убивать – но он просто не мог убить старика, который всего лишь слишком много услышал и мог разболтать это дальше…
– Усиджали, аскари. Мими си кумвамбия мту еоте кухусу веве на бундуки[23]…
Дверь контейнера, освобожденная от хватки замков, открылась…
Сержант решил поверить старику. Просто – поверить.
В контейнер через проржавевшую крышу сочился свет. Было тесно, пахло машинным маслом и сталью. До самого верха – были наложены свертки…
Старик, покопавшись где-то в свертках – довольно причмокнул и вытащил из кучи один за другим два длинных, по метру свертка. Подмигнув, передал их сержанту. Потом – достал еще один сверток…
Устроившись поудобнее – сержант Бунт начал разворачивать предложенное.
В первом – оказалась снайперская винтовка с затвором Мосин – Наган, но какая-то странная. Явно не гражданское оружие, ложе сделано грубовато, но при этом из отличного, твердого как камень дерева. Странный приклад с высокой щекой и прицел – не из таких, какие ожидаешь увидеть на подобном оружии. Не русский, 4-хкратный, а старый, но на вид неплохо сохранившийся Kahles! Один из самых дорогих европейских оптических прицелов, они поставлялись в армию Австрии, Германии и были сделаны по стандартам НАТО.
Сержант попытался понять, откуда винтовка – и не понял. Маркировка не кириллицей, а латиницей, год выпуска – семьдесят первый[24]. Ствол расстрелянный, но в меру. Он не мог пристрелять винтовку – но внимательно осмотрел ствол, у старика оказался даже специальный фонарик.
Вторая винтовка – схема Ли-Энфильда, при этом довольно современное спортивное ложе со щекой и гражданский оптический прицел десятикратного увеличения. Он понял, откуда это – Индия, арсенал в Ишрапуре, производящий до сих пор и Ли-Энфильд и БРЭН. Видимо, помимо оригинальных вариантов он выпускал и переделки, как эта. Винтовка не просто новая – из нее не сделано ни одного выстрела, она в смазке и со всем ЗИП, который полагается. И прицел – три на девять, отлично установленный. Он взял бы ее, если бы не два обстоятельства. Первый – новая винтовка может повести себя как угодно, винтовка, из которой сделали несколько сотен выстрелов, «обкатали» ствол – все-таки лучше, если предыдущий владелец – не загубил ее отсутствием чистки или стрельбой трассирующими. Второй – калибр. Калибр был не НАТОвский – а почему-то британский, какой у оригинального Энфильда. Он не помнил баллистическую таблицу на эти патроны, да и с самими патронами могли быть проблемы. Сейчас это большая редкость.
Он остановил свой выбор на третьей винтовке. Как только развернул, понял – то, что нужно. Одна из моделей Заставы, винтовка со скользящим, продольно-поворотным затвором, выполненная скорее в европейской школе, чем в американской. Американские снайперские винтовки были с легким, более изящным ложем, потому что брали начало от охотничьих винтовок, в то время как европейские снайперские винтовки – от спортивных. Дерева на ложу не пожалели, причем ореха, щека регулируемая, хват, как на спортивной винтовке. Цевье широкое и длинное, к нему прикреплены сошки, произведенные в Югославии, но на вид ничего. Прицел – югославский вариант русского ПСО с постоянным 6-ти, а не 4-хкратным увеличением – но это и хорошо. Такой прицел в металлическом корпусе очень прочен и выдерживает самую варварскую эксплуатацию в непрофессиональной, призывной армии. Ствол длинный, толстый, хорошо обработанный, пламегаситель как у СВД – советская школа. И напоследок: винтовка сделана под 7,62 NATO, траекторию которого он знает наизусть и может выдать решение для любой дальности даже во сне. Два таких патрона он везёт с собой, но этого может быть недостаточно…
