Не знаю ни одного человека, который с особой теплотой вспоминал бы свои подростковые годы. Сколько раз видел, как при мыслях о них человек морщиться, точно откусил сгнившее яблоко, а потом запил его прокисшим молоком.

И даже в шестнадцать лет ты от них не в восторге. Уже не ребенок, еще не взрослый. Ни туда, ни сюда. В этом возрасте кажется, что вот ещё чуть-чуть и наконец-то начнется настоящая жизнь. Но вот тебе уже сорок, а её все нет и нет. А теперь ещё рядом сын идет по тем же граблям, что и ты много лет назад.

В общем, то ещё время.

ПОСЛАЛИ ТАК ПОСЛАЛИ

Телефонный звонок из родной школы прогремел как гром с ливнем посреди зимы. Или что-то вроде того. Лет двести про меня не вспоминали, с момента моего выпуска. Ни они – меня, ни я – их.

И тут звонок из прошлой жизни. Мальчишеский голос скороговоркой пробубнил:

– Здравствуйте! Первого сентября в нашей школе будут вскрывать капсулу будущим поколениям. Мы ищем всех, кто тогда её закладывал. Вот приглашаем Вас. Спасибо.

И повесили трубку.

Через минуту перезвонили:

– Извините, забыл сказать, что в девять утра все будет, – и как-то неопределенно, – может быть, еще речь скажете…

Я как-то даже оторопел от всего, что услышал, и замолчал, придумывая причину, почему я не смогу прийти. Голос тоже выдержал паузу и продолжил, словно извиняясь:

– Учителя просят… – но, не дождавшись от меня никакого внятного ответа, произнес. – Ну, до свидания.

И опять повесил трубку.

Подумал, какой-то бред.

Потом тут же позвонил сын. Сказал, что поживет у меня, пока мать будет в командировке.

Через пару часов, когда он с вещами обозначился на пороге квартиры, я спросил про церемонию в школе, на которую меня пригласили.

– А, ну, да, точно, – вспомнил про нее Ярослав. – Тебе должен был позвонить кто-то из нашего класса. Кажется, Максим. Ты к нему попал по спискам. Мы всех обзваниваем

– А ты-то сам сказать не мог?

– Ну, ведь ему же попал к нему в списки… – произнес отпрыск.

Что и говорить, железная логика.

Если честно, первое сентября никогда не было моим любим днем календаря. Ни когда учился, ни потом. Но и спрятаться от дня знаний трудно, даже если это не твой праздник.

На церемонию в школу пришлось пойти. Обычно эту проблему брала на себя жена. После развода сын жил с ней. И в школу ходила она. Причем в ту, где когда-то учились мы с ней.

Но с учётом её затяжной командировки и выпускного класса нашего сына, пришлось примерить образ правильного родителя.

Перед школой раскинулась праздничная линейка. Цветы, торжественные лица, белые банты и рубашки колыхаются, словно море. Живо вспомнил все, что был у нас – все те же банты, цветы, высокие гладиолусы. Сколько прошло десятилетий, а ведь ничего не изменилось. И даже не знаю, хорошо это или плохо.

Умудренные жизненным опытом старшеклассники чуть свысока смотрят на эту суету. Ничего не понимающие первоклашки доверчиво озираются вокруг. Мимо них стремительно мелькают озабоченные педагоги. Умиленные родители были готовы пустить слезу. И лишь важные приглашенные с достоинством несут самих себя.

Мой сын – в числе первых. В том смысле, что сегодня у него начинается последний, выпускной класс. Сколько их там сейчас – десять или одиннадцать? Даже не знаю.

Я – среди последних. Вроде как, и родитель, и приглашенный.

Всё дело в том, что когда-то давно я тоже учился здесь, в этой школе. Правда, как выясняется, это всё было давным-давно, хотя и кажется, что чуть ли не вчера.

И вот двадцать пять лет назад нашему классу, как тогда говорили, выпала честь заложить капсулу времени. Попросту говоря, замуровать в стену нашей школы латунную гильзу с письмом будущим поколениям. Если уж честно, то по моим нынешним ощущениям, это даже не капсула времени, а скорее снаряд. Или так всегда бывает? Выстреливаешь чем-то в юности, а прилетает, когда прошла куча времени и ты даже забыл о том, чем и из чего палил.

В какой-то момент я понял, что не совершенно не помню, что он содержит это снаряд. А уж тем более с трудом могу предположить, где и когда он рванет.

Надпись на латунной доске поверх этой капсулы гласит: «Будущим поколениям учеников школы № 25. Вскрыть через 25 лет». Начал вспоминать, что тогда ещё хотели замуровать наше послание лет на пятьдесят, но сошлись на том, что не очень понятно, что вообще будет через полвека. А между прочим, тогда шел то ли 88-ой, то ли 89-ый. Все и так-то летело в неизвестность, а тут мы такие красивые с этой капсулой. То есть, конечно, не мы, а кто-то из учителей. Но, вроде как, и наша. В конце концов, остановились на двадцати пяти. Решили обыграть номер школы. И вот теперь эти самые четверть века неожиданно прошли.

Сказать по правде, было странно, что из тех, кто участвовал в церемонии давно минувшей эпохи, сегодня здесь был я один. Мне казалось, что за минувшие годы нас не могло так уж сильно раскидать по жизни. Но тем не менее факт был на лицо: из всего 10 Б здесь был один я. Зато – со своим уже почти взрослым сыном. Кто бы мог о таком подумать тогда, двадцать пять лет назад? Уж точно не я.

И вот сейчас мы с сыном – в центре событий. Церемония – в полном разгаре. Стоим мирно, ждем главного торжественного момента. Чувствую, что чего-то волнуюсь, словно нашкодивший ученик, который ждет неминуемой кары. Вот схлопочу сейчас за что-нибудь выговор или замечание. А могут ведь и потребовать привести родителей в школу. Все равно за что. По себе помню, у обычного школьника всегда есть, за что вызвать родителей.

«За что, за что? За все прошедшие двадцать пять лет!», – говорит внутренний голос, и я с подозрением оглядываюсь по сторонам.

На трибуне выступают те, кому положено: администрация города, руководство школы, ученики. Где-то там, в этом списке должен быть и я. Шустрая юная учительница в строгих очках, но с белым элегантным платком на шее подошла ко мне перед началом и сказала, что мне дадут слово сразу после вскрытия капсулы.

– Я – классная руководитель Вашего Ярослава – Вера Михайловна. Вас тоже объявят! Не пропустите! – Киваю в ответ. Наверное, я всё-таки вызываю явное подозрение в том, что такая ситуация вполне возможна, подумал я вслед решительно убегавшей от меня юной учительнице. По-моему, она едва старше сына, а уже такая серьезная и ответственная. С другой стороны, общественная роль, которую принимает на себя человек, никогда не зависит от возраста.

Наконец-то основные речи сказаны, и все важные люди подходят к стене с латунной табличкой рядом с центральным школьным крыльцом. Вместе с ними – мы с сыном. Ещё несколько минут – и ленточка перерезана. Мы принялись вывинчивать державшие табличку болты. Кстати, как выяснилось, она была прикручена довольно высоко. Даже не помню, как мы её тогда закрепляли, двадцать пять лет назад. Выше мы были, что ли? А сейчас стоптались под бременем жизненных забот? В общем, не знаю, но сейчас крутить гаечными ключами и отвертками было совсем неудобно. Я еще всё боялся, что инструмент выпадет у меня из рук. На глазах собравшихся это выглядело бы весьма неуклюже. Шепнул об этом сыну. А он в ответ только махнул:

– Ну, выпадет. Ну, поднимешь…

Хорошо, когда все так просто, подумал я.

– Поднимем, это точно, – успокоил кто-то из тех, кто помогал нам с другой стороны, – Меня Максимом зовут. Это я Вам звонил.

Парнишка смешно отдувался, вытягиваясь и придерживая неудобную доску, а в его лице читалось такое искреннее заинтересованное простодушие, что я непроизвольно улыбнулся:

– Приятно познакомиться.

Наконец мы справились с болтами и вытянули их. За ними посыпался раскрошившийся цементный раствор. Плиту подхватили старшеклассники, и осторожно вытащили из стены капсулу. Не знаю, как у тех, кто был рядом, но у меня было чувство, что я прикасаюсь к минувшему времени. От этого по спине неожиданно пробежали мурашки благоговейного трепета.