— Михалыч, однако спасибо тебе, что ты не стал пользоваться девичьей жалостью. Ты шибко потрафил всем нам, ведь псовинам ближе русалок нет никого, а обидеть их кажный может, рыбок наших махоньких.

Ухватив Бирича за гриву, я притянул его голову к себе поближе и зло шепнул ему в ухо:

— Ты что же это, сучий ты сын, за скотину меня принимаешь? Или я не знаю того, что русалки, это тебе не нимфы и не дриады? Сам не хуже тебя знаю, что не по мне эта ягодка. Дать бы тебе, за твое спасибо, черт косматый, да, ладно уж, так и быть, прощаю. А за то, что на крыльцо не сунулся, спасибо тебе, Бирич, все-таки ты верил в мою порядочность, чертушко.

Потрепав псовина за гриву, я стал помогать ему седлать пегаса. Когда магический крылатый конь был готов к полету, я поманил к себе Олесю и, осветив её рубаху голубым лучом, превратил её в удобный комбинезон, не забыв сделать разрезы для алых плавничков. Свою длинную рубаху, я тоже слегка укоротил точно таким же образом, иначе мне невозможно было сесть в седло. Для того, чтобы маленькой русалочке было удобнее сидеть передо мной, я превратил переднюю луку седла, в небольшое, мягкое сиденьице. Бирич тотчас поднял и бережно подал мне на руки, эту миниатюрную, синеволосую и синеокую красавицу.

Усадив русалочку перед собой, я плотно пристегнул её к себе ремнем, чуть тронул поводья, как это делала Нефертити, но Узиил, вместо того, чтобы взлететь с разбега, широко распахнул свои огромные крылья и, вдруг, затрепетал всеми своими перьями. Тем не менее, подъемную тягу этот ловкий маневр создавал ничуть не меньшую и вскоре мы поднялись на высоту нескольких десятков метров.

Наконец, крылатый скакун, сиявший в лунном свете дивным серебром, плавно взмахнул крыльями и поднял нас на высоту нескольких сот метров. Через тонкую ткань я чувствовал, как испуганно стучит сердечко русалочки и потому, чтобы отвлечь девушку, сказал ей:

— Олеся, сейчас ты должна указать мне то место, где в Малой Коляде будет стоять магическая купальня, которая возвратит твоему любимому молодость, здоровье и силу. Для этого мне нужна самая большая площадь в городе, скажи мне, куда нужно лететь?

Русалочка, приободренная моими словами, махнула рукой, указывая мне путь и сказала своим нежным, как серебряный колокольчик, голоском:

— Летим туда, барин, где раньше была вонючая куча наших псовинов.

— Какая, какая куча, Олеся? - Удивленно спросил я маленькую русалочку.

Девушка тихонько рассмеялась.

— Да, та самая, которую сегодня поутру Ослябя спалил магическим огнем и повелел всем псовинам не есть больше тухлого волчьего мяса. А потом Ослябя всех псовинов загнал в реку и заставил магическим мылом вымыться, и потом из пузырьков разных, на них благовониями брызгал и все приговаривал, что ежели они теперь мыться не станут, то он их казнит лютой смертью и никого не пожалеет. Вот выли-то псовины, зато теперь все наши русалки, которые с ними, косматыми, живут, рады радешеньки.

Подтрунивая над девушкой, я спросил её:

— А что же ты, не с псовином, а со старым и больным Харальдом живешь, Олеся? Или тебе не нравятся псовины?

— Ой, что ты, барин! Да как же псовины то не могут нравиться? Ведь она такие нежные, такие заботливые и так любят нас, русалок. Просто я люблю Харальда, ведь он такой славный, барин. Такой добрый и такой несчастный. - Без малейшего смущения ответила мне русалочка.

Осмотрев поляну, на которой совсем недавно стояла огромная навозная куча, в которой вудмены в складчину готовили свое любимое лакомство, я полетел вдоль реки, подыскивая подходящий стройматериал. В нескольких километрах вниз по течению, я обнаружил здоровенный валун, метров в сто пятьдесят высотой и примерно столько же в поперечнике. Именно такая глыба мне и была нужна. Это был громадный монолит зеленого нефрита и мне показалось, что для Малой Коляды будет вполне пристойно иметь отныне нефритовую магическую купальню.

Перенести эту глыбу в городок, не составило мне совершенно никакого труда, теперь я мог спокойно лишить веса и куда большую громадину. Олеся смеялась от счастья своим серебряным смехом, когда я заставил эту глыбу порхать, как бабочку, и тихонько ойкнула тогда, когда опустил её на то самое место, где раньше была вонючая куча. Приземлившись, я расстегнул страховочные ремни и спустил русалочку по крылу Узиила на землю. Спрыгнув с коня, я сказал девушке:

— А теперь самое главное, Олеся. Сейчас я сделаю так, что все, о чем ты подумаешь, станет реальностью. Ты должна представить себе огромную купальню, самую красивую, какую ты только сможешь придумать, и это будет твой подарок Харальду и всем жителям Малой Коляды. Договорились?

— Да, барин, я постараюсь. - Тихо шепнула мне Олеся.

— Ну, тогда с Богом, Лесичка, начали!

Положив руку на голову Олеси, я выпустил из Камня Творения моделирующий луч и приказал ему следовать за мыслью этой маленькой русалочки, в груди которой билось такое большое и любящее сердце. Между прочим, фантазия у нее была такая, что ей, наверняка, позавидовал бы и сам великий Нимейер, вместе с его конкурентом Ван дер Роэ.

Спустя полтора часа, на огромной площади, посыпанной золотистым речным песком, стояло здоровенное, овальное, модернистское сооружение, очень сложное по ритмике декоративных арок, с великолепным, изящным напряжением форм. Купальня была украшена скульптурными композициями, которые были столь изящны, что и Антонио Канова, случись ему взглянуть на творение Олеси, пришел бы в восторг

Вокруг огромной овальной чаши купальни, группами, размещенным в превосходном ритмическом рисунке, стояли рыцари в латах, которые только что спешились с боевых коней после тяжелой битвы. Они в изумлении смотрели на прекрасный водоем и не решались снять с себя кованную сталь, чтобы омыть в нем свои раны. В самом центре чаши плескались в воде прекрасные русалки и манили рыцарей присоединиться к ним. Юный, прекрасный рыцарь снял со своей головы шлем и весь подался вперед, улыбаясь прелестной русалке, которая протягивала к нему свои гибкие руки.

При всей своей удивительной фантазии, Олеся прекрасно понимала то, что в чашу вскоре, должна быть налита вода и потому подняла русалок на необходимую высоту, поместив их на самый верх ажурных, легких арок, между которых могли бы свободно нырять и плавать купальщики.