Тут дверь магазина отворилась и в нее вошла женщина неопределенного возраста с ярко накрашенными, сложенными бантиком губами. Её тонко выщипанные брови резко поднялись вверх, она бросилась с объятьями к Татьяне:

– Танечка, как похорошела, ну точная мать становишься! Наверное, такая же неуступчивая, хотя, о чем это я, ты же вчера по деревне важно с мужиком шла. Ток что–то я не пойму, девонька, не на машине. Че это, за столько лет и не заработали?

– Тётя Клава, вы не меняетесь, – Татьяна пыталась прервать женщину, при этом сама направилась к выходу, – Ну всё, Лиз, вечером на нашем месте. А вам, тетя Клава, здоровья.

Не успела дверь магазина закрыться, как Клавдия Петровна набросилась с допросом на продавца.

– Она за ним замужем? Богатый? Зинаида совсем плохая? Это на каком таком вашем месте? Неужели все будете собираться? Не, ты не молчи!

– Николаевна, ты мне и слово не даёшь вставить! Тебе всё зачем? Опять у магазина собрания устраивать?

– Ишь зашипела! Если разобраться, то ты мне комиссионные должна!

– Чего? Я должна?!

– Да люди больше за моими новостями идут, чем за твоими харчами! А собрание у нас итак скоро будет!

– Вот там все и обсудите.

– Дак нет, там вопросы посурьезнее будуть. Каждым известиям своё место. Хотя какие там дела без Зинаиды. Поговаривают племяннички ферму закрывать хотят. Эх, Терентьевич в девяностые все сохранил. Не верится мне что наша Петровна в курсе ихних планов. Всё думаю в гости к ней зайти может научит, вразумит, раньше все чисто по её выходило. А щас, ох, не вовремя.

– Тётя Клава ну ты себя хоть слышишь?! – молодая женщина искренне возмутилась.

– Я-то себя слышу, а вот ты помочь никак родному хутору не желаешь, между прочим ты – лицо заинтересованное!

– Эка вывернула, принуждаешь к сотрудничеству! – Елизавета задорно засмеялась.

– Так, колись, семья Артёмку простила? Жалко пацана! Да и история у вас там, ох, и мутненькая была.

– У кого это у нас? Человек болен, сильно болен, нельзя вот так на умирающую взваливать ответственность за судьбу хутора. Ну и тем более не до Артёма им сейчас.

– Филипповна говорит, что Зина ещё в себе, хотя та старый чекист, почище тебя подругу оберегает.

– Кого я могу оберегать, мы почти десять лет не виделись. Да, я думаю Ивановы не та порода, чтобы в наших, как ты выражаешься, чекистских услугах нуждаться.

– Да это надо так жизнь прожить, чтобы ни разу не испачкаться. Хотя, знаешь, маманя моя говорила, что ходили слухи будто одна из родственниц Зинаиды, прежде чем сгинуть в гражданскую войну, доверила той тайну о спрятанных сокровищах. Вот, а в НКВД у нас как раз отец Филипповны служил, – при последних словах пожилая женщина перешла на шепот.

– Тётя Клава, у меня прослушка, – Лиза тоже перешла на пониженный тон. При этом глаза девушка загадочно подняла вверх, но они выдавали её желание расхохотаться.

– Говорю чекистки на службе у Ивановых. Слушай ну неужели не спросила, а?

– Кого? О чём? Николаевна, ты меня не путай! Знаю я тебя, потом свои догадки выдашь за мои слова.

– Я! Да не в жизнь! Ну неужели ты сдержалась и ни слова о Артёме и Иване?

– Это ваши домыслы!

– Какие домыслы? И так всё очевидно. Оксана на такой грех пошла.

– Клавдия Николаевна, продукты приобретать будем?

– Да, а как же, взвесь-ка мне карамелек грамм двести.

– Вы же вчера целый килограмм купила? Неужели закончились?

– Пост сейчас, своих поминать раздавала. А ты не продавец–чистый разрушитель бизнеса, щас как вот накатаю в вашу жалобную книгу!

– Ага так и пиши продавец Жданова Елизавета Юрьевна категорически отказала в предоставлении информационных услуг о личной жизни покупателей!

Пенсионерка с явным неудовольствием покидала магазин. Лиза, проводив женщину, схватилась за телефон.

– Тём, привет у вас с Оксаной какие планы на вечер?

– С какой целью интересуешься?

– Есть предложение собраться.

– Где? С кем?

– Татьяна заходила, знаешь же, вся семья Зинаиды съехалась. Может и нам самое время всем классом встретиться.

– Да я немного в курсе, Илью вчера видел, – Артём перебил собеседницу.

– Тогда часиков в шесть на нашем месте. Мите позвони, а я девчатам.

– Будет сделано, дров побольше завезу, а то март ещё, с тебя посуда разовая, стол вскладчину.

Отсоединившись Лиза задумалась, стол вскладчину – надо решить, что готовить, ладно, созвонюсь с одноклассницами посоветуемся.

Форд Геннадия выезжал с хутора.

– В красивом месте ваша мама живет, – начал разговор Алексей, не то что бы у него было желание поговорить, просто он считал молчание в салоне машины каким-то неловким.

– Зачем ты к ней заходил перед отъездом? – решила взять быка за рога Антонина.

– Спросить не нужно ли ей чего, неудобно жить на правах нахлебника.

Не успел москвич закончить фразу, как физически ощутил на себе пристальный взгляд проницательной женщины. Антонина сидела впереди и обернувшись продолжила, глядя в глаза вжавшемуся в заднее сидение пассажиру

– А в райцентр тебе зачем?

– Э-э-э…, – Алексей был слегка обескуражен.

– Не придумывай, не старайся. Терпеть не могу вранье в любом его проявлении.

Слушая разговор Геннадий стушевался, да его план медленно, но верно накрывался медным тазом, придется о пиве пока забыть. Однако Тонька молодец заставила обоих мужчин почувствовать себя виноватыми, будто утром это они ей пятки горчицей намазали.

– Место красивое, до сих пор я здесь дома, уезжаю с каким-то ощущением неправильности, – как ни в чем не бывало продолжала женщина.

Ощущение неправильности – верное определение нахождения Татьяны в Москве, подумал Алексей.

– А с Татьяной у вас что? – резко спросила женщина.

Она что мысли читает – мелькнуло в голове у молодого человека, вслух он ляпнул:

– Курортный роман.

– Я видела это кино. У вас другое.

– Почему кино?

– Потому что фарс звучит еще грубее.

– Вы, не производите впечатление человека, сглаживающего углы.

– Не люблю, когда кого-то используют втёмную. Враньё в любом его проявлении обычно ведёт к губительным последствиям, и как правило, не только для инициатора. Серафим Саровский говорил: «Спасись сам и с тобою спасутся тысячи».

– Глубоко. А кем вы работаете?

– Бухгалтером.

– Значит коллеги.

– В данный момент…, – Антонина погрузилась в свои размышления, а Алексей, воспользовавшись заминкой перехватил инициативу.

– Организация в которой вы трудитесь как-то связана с сельским хозяйством?

– Да. Если нужно проконсультировать чем могу помогу, хотя не думаю, что твои вопросы касаются организации учета. Тут ты мне фору дашь.

– Мне интереснее организационно-правовые понятия. Почему имущественные паи отделены от земельных? Как в большинстве случаев происходит выделение земельных участков из коллективно–долевых, формирование кадастра зависит от решения общего собрания дольщиков? И вообще полномочный ли это орган?

– Законодательство постоянно меняется. Меняются и собственники. Наша Аленка как раз работает в районной администрации в комитете по имуществу. Обратная дорога возможно будет более познавательной. Ну, а пока слушай…

Как Геннадий не пытался вникнуть в суть диалога так ничего и не понял, то ли мысли о пиве, то ли чувство гордости за жену и дочь отвлекали его.

– Какая-то смесь из диктатуры, демократии и либерализма, – подытожил Алексей услышанное.

– Ну твёрдая рука нужна в любом деле. Край у нас казачий, так что демократии мы и сами кого хочешь научим. Вот с либерализмом – перебор, в его оценке я полностью согласна с моим любимым Фёдором Михайловичем.

– С кем, с кем? – в разговор, явно недовольный, вмешался муж Антонины.

– С Достоевским, – резко парировала супруга.

– А помню – помню, бесы там, идиоты.

– Ген, ты всё о своем.

– Чего это о своем?

– Ну одни пиво наливают, а вторые потом появляются.