— Надо будет Серёге сегодня заплатить за его труды, если не поздно приедем.

— Поняла. Буду хранить, как свою любовь к тебе.

Я её поцеловал и все дружно развеселились. Тема поцелуев для них в жизни была пока одной из главных. Тут опять постучали и заглянула Сенчина. Ну вот, накаркал. Она знала, что мы живём со Светланой как муж и жена, но после наших сексуальных марафонов с ней и влюблённости в меня я немного волновался по поводу их возможных встреч без меня.

— Всем привет, — сказала Людмила, — только хором не кричите.

В этот раз, предупрежденные заранее, двадцать один мой помощник и помощницы орать не стали, а спокойно поздоровались.

— Привет, Людмила, — поприветствовал я Сенчину, когда все успокоились. — Ты по поводу песни?

— Да, но вижу ты сейчас занят. Я ещё хотела поздравить вас со Светланой с двумя вашими новыми песнями.

— Спасибо. Я после первого нашего выступления пойду в буфет, а то я так и не обедал. Солнышко успела поесть, а я так и хожу голодный.

— Тогда зайди за мной, я тоже кофе попью. Светлана, пойдёшь с нами?

— Спасибо, я сегодня кофе уже напилась и есть тоже пока не хочется. Да и вам мешать не хочу. Я с подругами поболтаю, давно не виделись. Так что идите без меня.

— Ладно. Следующий раз тогда с тобой поболтаем. Я пошла в сторону сцены, скоро мой выход.

Сенчина закрыла за собой дверь, а я подумал, что молодец Людмила. Чётко отвела от меня с ней все подозрения. Да Солнышку даже в голову не придёт, что я могу спать с женщиной почти в два раза старше меня. Она ревнует меня только к девушкам до двадцати лет, считая, что более старшие мной интересоваться не будут. Так что Машу я сегодня прикрыл и Сенчина сама себя прикрыла.

Тут объявили по радиоприёмнику, что мы выходим через одного участника.

— Можно мне с вами? — спросила меня Солнышко. — Я просто за кулисами постою.

— Пойдём, конечно, — ответил я, ещё раз поцеловав её. — Тебе же в конце репетиции выступать придётся со своей «Кошкой». Только сумку возьми с собой и из рук не выпускай.

— Я её через плечо повешу, так что не волнуйся.

Пока шли всей толпой к сцене, встретили Лещенко, потом Кобзона. Со всеми поздоровались и пожелали друг другу удачи. Многие уже слышали наши две песни по «Маяку», так что с ними нас тоже поздравляли. Сегодня последняя репетиция, можно сказать, генеральная перед завтрашним концертом. Это всяким ансамблям песни и пляски проблем больше, они уже в нарядных одеждах, в которых завтра будут выступать, сегодня должны быть. А у меня только гитара и костюм, который всегда на мне. Переодеваться не надо.

За кулисами стояла Сенчина и подмигнула нам весело. Вот ведь выдержка у женщины. У Солнышка даже малейшего сомнения не закрадётся, что мы с Людмилой как-то связаны помимо работы. Когда ушла на сцену Сенчина, мои построились по двое и ушли дальше на точку выхода в сторону «задника». Потом ушёл Димка к видеопроектору. Я объяснил Солнышку, кто и что из них делает и будет делать.

Когда вернулась со сцены Сенчина, вызвали меня. Солнышко поцеловала меня и пожелала мне ни пуха, ни пера. В ответ я её послал к чёрту, как это было принято испокон веков на Руси. Удача — подруга ветреная и не терпит невнимательного к себе отношения.

Старая площадь

В этот раз мы исполнили наш номер на пять с плюсом. Я уже научился спиной чувствовать ребят, да и к тому же, стоявшая в центральном проходе зрительного зала, Ольга Николаевна нам показала поднятые вверх два больших пальца, что означало высшую степень похвалы. Димка сказал, что они и в воскресенье репетировали. Договорились с завучем и их сторож впустил с утра. Вот так, если захотят, то могут горы свернуть. Главное в этом деле мотивация. Тут и перед Брежневым им не хотелось предстать неумехами и гордость за то, что именно их отобрали для участия в таком концерте. И телевидение, которое их будет снимать, а потом покажет на всю страну. Поэтому и в воскресенье встали пораньше и репетировали до обеда.

Когда я вернулся за кулисы, Солнышко сияла от гордости за меня. Она уже не ревела, как первый раз, когда услышала «Дорогу жизни». Она радовалась, что мы так красиво и чётко выступили. Когда мы пришли в гримерку, нас тотчас встретил восторженный гул голосов.

— Да, — сказал я, улыбаясь, — всё у вас получилось замечательно. Молодцы. Ещё один выход и завтра концерт, на котором мы покажем всем, что могут лучшие ученики московской школы номер восемьсот шестьдесят пять.

Если бы я не успел приложить палец к губам, то крик радости, готовый вырваться из моих помощников, оглушил бы нас всех. Но они уловили мою команду и шёпотом просипели «Ура!». Вот это выучка и всё благодаря Димке.

— А Диме отдельная благодарность, — добавил я. — Скоро наших фанатов станет в два раза больше и большинство из вас займут места командиров новых двадцаток.

Как приятно смотреть на эти сияющие молодые довольные лица. Чем мне и нравилось всегда это время, так это тем, что люди могли работать только за одну похвалу. Да, от денег они не отказывались, но могли прекрасно обойтись и без них. Был какой-то всеобщий творческий энтузиазм, который пропал после распада СССР. Подобный энтузиазм пытались и позже возродить, но из этого ничего не получилось.

— Ладно, — продолжил я свою речь, — десять минут вам на отдых, а потом всем переодеться и ждать меня. Светлана остаётся вместо меня за старшую, а я обедать пошёл.

В животе, действительно, урчало. Я пошёл в сторону гримерки Сенчиной, которая находилась недалёко от нашей. Когда я вошёл к ней, она бросилась мне на шею и стала целовать.

— Как я по тебе соскучилась, милый, — сказала она мне и посмотрела преданно в мои глаза. — Я чувствовала свою вину за прошлый раз из-за звонка Романова. Сегодня, я так поняла, у нас с тобой ничего не получится?

— Не получится, — ответил я ей, разглядывая так любимые мной ямочки на её щеках, — Солнышко сегодня напросилась со мной, поэтому мы с ней с раннего утра вместе катается. На сцену рвётся, даже выступать сегодня будет в самом конце.

— Жалко. Так не вовремя в субботу Романов позвонил. Я видела, что ты остался недоволен. Думала сегодня я смогу тебя порадовать.

— Ничего, у нас всё ещё будет. Пойдём в буфет?

— Пойдём. Конспирироваться, так конспирироваться до конца.

Мы пошли в буфет, где я опять набрал, как вчера, целый поднос еды. Сенчина уже перестала расстраиваться и, посмотрев, сколько я накупил, улыбнулась.

— Теперь понятно, — сказала она, взяв себе, как и собиралась, только чашку кофе, — откуда в тебе столько много мужской силы.

— Угу, — ответил я, приступая к поеданию всего, что я притащил на подносе, — мне сегодня опять не дали нормально поесть. Вчера был у Брежнева в его рабочем кабинете в Кремле, так там тоже даже чаю не налили.

— Ого, ты уже у Леонида Ильича в кабинете бываешь. Сразу понятно, что важным человеком стал. Я слышала, что тебя избрали в члены ЦК?

— Да. Я теперь член двух ЦК и буду командовать всеми вами и самим собой.

— А это очень даже хорошо. Теперь есть к кому обратиться, если возникнут проблемы.

— И будет повод встретиться наедине.

— Значит не разлюбил, а то я вся испереживалась. Придётся ждать следующего раза. После гастролей я тебе могу позвонить?

— Конечно. Вот мой телефон в машину. Домой лучше не звонить, а то Солнышко может что-то заподозрить. Хотя она ищет моих женщин среди своих одногодок.

— Не напоминай мне, пожалуйста, о моём возрасте, я и так из-за этого расстраиваюсь.

— Как сказал Александр Сергеевич Пушкин: «Любви все возрасты покорны». А поэт знал толк в амурных делах. Я вот сейчас вспомнил твой фильм «Вооружён и очень опасен». Ты там такая сексуальная была, особенно в постельной сцене с Броневым.

— Ревнуешь?

— Есть немного. Ты же мне не безразлична и я считаю тебя своей женщиной. Я не прав?

— Прав, и я тебя считаю своим мужчиной.