Первого он нашёл случайно. Наткнулся на расколотый надвое шлем, опустился на колено, чтобы разглядеть получше, и увидел голову. Пустые глазницы, щеки и уши обглоданы мелким зверьём, которые оставили бесчисленное множество следов пиршества: царапины от коготков, клочья шерсти, висевшие всюду растеребленной паклей, дерьмо всех цветов и размеров. Отрубленная голова утопала в опавших иголках, будто уже вросла в землю. Смерть в лесу, гигантском живом организме, лишена всякой красоты и благородства.

Полянку, где совершилось столкновение, покрывали розоватые кости. Беспорядочно растасканные во все стороны, они жутко хрустели под ногами. Тысячи муравьев, мошек, жуков копошились в закисшей от крови земле, разве что не пища от удовольствия. Тела павших были собраны в общую кучу: переплетение вывернутых рук и ног, нелепо торчащих в разные стороны. Сражение было недолгим и, судя по всему, неожиданным для обеих сторон. Тут и там попадалось брошенное оружие, сиротливо лежащее в примятой траве. Латная перчатка, из которой торчала часть кисти, выбитые зубы, кинжалы, целые куски кольчужной рубахи, срезанные удачным размашистым ударом, помятые и сломанные плюмажи, цветастые перья, какие крепят на шлемах.

«Скорее всего, отряд знати», – решил Волот, с трудом разобрав гербы на порванных в лохмотья накидках поверх помятых доспехов. Зелёное с синим, цвета молодого дворянства. Должно быть, отправились на разведку и угодили в засаду. Горделиво реющий стяг, насмешка взявших верх в схватке, древко которого нашло опору в горе трупов, заявляло и о происхождении победителей. Методы последних, судя по тяжёлым арбалетным болтам, накрепко засевших в латах мертвецов, оказались действенней.

Живых здесь быть не могло. Раненые либо давно погибли от лихорадки, либо оказались в плену ради выкупа. Оруженосцев, верных спутников рыцарства, наверняка угнали в рабство или просто добили. Чёрные вороны, несколько крупных стай, вихрем когтей и перьев кружили в поднебесье, словно надеясь, что Волот присоединится к мёртвым. Их глухое, полное жажды карканье разносилось на всю округу, а потому не могло долго оставаться без внимания – на притворно скорбный плач могильных птиц наверняка откликнутся их собратья, паразиты войны, мародёры. Надо было спешить.

Уже возвращаясь обратно, охотник почувствовал под сапогом очередную кость. Смутное чувство заставило его застыть, будто встретив невидимую стену, отвести в сторону носок и приглядеться. Маленький стальной щиток приветливо блестел на солнце. Украшенный гербовыми цветами, он служил защитой сочленений брони какого-то лорда – судя по глубокой борозде, след крепкого удара, вполне успешно. Виновато оглянувшись на застывшие в немом изумлении трупы, он наклонился и поднял щиток с земли. Меньше, чем кажется издалека, он удобно лежал в руке. Шершавая сталь, холодная и влажная от росы, хранила в себе воспоминания, это чувствовалось сразу. Вполне возможно, последние секунды жизни её бывшего владельца.

Сокрушенно покачав головой, охотник сунул щиток в один из внутренних карманов.

«Верну владельцу, – подумал он, ускоряя шаг. Не хватало ещё, чтобы Молок решил отправиться на поиски. Это место, ставшее могилой стольким храбрецам, не заслуживало издёвок демона. – Или отдам в храм Милосердных. Последний долг».

– Ну что, убедился? – Гримбо встретил его полным насмешки голосом.

– Ещё как, – глухо отозвался Волот, старательно избегая всплывающие свежие воспоминания. Доктор сосредоточенно буравил его взглядом, но, судя по кислой мине, тщетно.

Молча взобравшись на коня, Волот легонько пнул его под брюхо, правя в противоположную от сражения сторону. Яркое солнце, особенно после мягкого полумрака еловой прохлады, резало глаза, но охотник, полностью погружённый в собственные мысли, не замечал этого.

– Эй, Вол. Ты какой-то тихий. Больше обычного. Что там, в лесу?

– Ничего, – отстранённо ответил он, не в силах перестать думать о смерти. Впервые столкнувшись с ней лицом к лицу, без прикрас и напыщенных слов о долге и доблести, он почувствовал тревогу. Она жглась в животе неуверенностью, страхом оказаться однажды одним из тех бедолаг. Поджав плечи в неясной надежде уберечь шею, самое уязвимое место человеческого тела, он покосился на густые заросли вдоль дороги. Кто знает, что может таиться за следующим поворотом?

– И откуда тогда запах смерти? – не отступал доктор, неровно сопя от возбуждения. Плутоватая улыбка предвкушения появилась на его вытянувшемся лице. – Ты же знаешь, как мне интересны люди. Скажи! Там случилось зверское убийство? Человек опять превзошёл все мои ожидания, вновь преодолев черту гуманизма?

– Нет, – глухо ответил охотник. Быть может, человеческая жизнь никчёмна и не значит ничего, ведь хоть люди и стараются забыться, рано или поздно она кончится, мерзко и неожиданно. Но не стоит лишний раз давать Молоку повод насладиться собственной правотой. Во всяком случае, он не намерен предоставлять демону такого удовольствия.

– Как «нет»? Я же чую кровь, от тебя разит!

– Никаких убийств. Их волки погрызли. А теперь поехали. До заката мы должны быть по ту сторону переправы. Коней оставим за полдня пути. Без них спокойнее.

– Не успеем, – фыркнув, сказал доктор. Украдкой оглянулся, как ожидающий гостей хозяин. Казалось, Гримбо разочарован невольным промедлением в пути даже больше, чем охотник. – Придётся ночевать.

– Тогда тем более – в путь. Нужно найти приличное место для сна, подальше от дорог.

***

Молок открыл глаза. Деревянный потолок, давно рассохшийся десятками дыр, едва ли был способен скрыть красоту ночного неба. Доски, некогда защищающие от дождя, поросли мхом и обыкновенной травой, натасканной птицами, и теперь напоминали разросшиеся ветви древнего дерева. Он усмехнулся своим воспоминаниям и бесшумно поднялся на ноги.

Волот спал, поджав под себя ноги, в самом дальнем углу. Седельные сумки служили ему подушкой, еловые лапы уберегали от холода. В середине дома, покосившейся невзрачной хибары, виднелись следы безуспешных попыток Волота добыть огонь – сложенные шатром ветви в окружении камушков. Стоит ли говорить, как он расстроился своей неудачей? Им ничего не оставалось, как постараться устроиться по углам, в охапке лесного сора, будто немые лесные твари.

Молок покачал головой, переступая через лежащего охотника, замер у порога. Ночной воздух обдал его студёной свежестью, напоенной недавним дождём. Беззвучно рассмеявшись, Молок почувствовал внезапный прилив сил и окончательно решился на прогулку по заброшенной деревне. Смело шагнул в объятья темноты, впрочем, для него не являющейся серьёзным осложнением. Однако, чтобы прочувствовать момент как можно ярче, он закрыл глаза, собираясь с мыслями. Лоб собрался в складки, Молок растёр виски, старательно повторяя про себя слова на забытом многими наречии. Резко распахнул глаза и, захлебнувшись обрушившейся на него тишиной, подавился восторгом от собственной беспомощности. Не ворковали далёкие птицы, не шевелили мохнатыми усиками мотыльки. Даже кроты замерли в своих подземных норах, перестав скрестись когтистыми лапками. Очень сложно наслаждаться жизнью, заранее зная, что таится в кустах.

– Люди что, и правда чувствуют так убого? – повторил он вопрос, который задавал себе каждый раз, когда на время отказывался от особо чуткого обоняния или острого зрения. Почувствовав собственное превосходство, расплылся в самодовольной улыбке. – Ну надо же. Это объясняет, почему они временами такие наивные. Что ж, встречай меня, село…

Заросшее высокой, по пояс, травой поле некогда служило пристанищем нескольким семействам крестьян. Повалившиеся, вросшие в землю дома стояли без всякого порядка, едва ли возвышающиеся над дикой природой хоть сколько-нибудь осознанными постройками. Большинство из них распались, сложились карточным домиком, и лежащие бесполезной грудой брёвна были готовы вернуться в лоно дикого леса. Деревья наступали со все сторон, пожирая всё больше и больше пространства своими гибкими побегами, гладкоствольным молодняком; десяток-другой лет спустя поле, захватившее землю людей, едва ли не перестанет существовать, окончательно поглощённое хвоей.