Впечатлений текущего дня Александру Дмитриевичу хватило с избытком. И осмыслить дополнительную информацию он оказался не в силах. По примеру остальных обитателей комнаты он сел на корточки и прислонился к стене. Он настолько устал, что, даже находясь в такой неудобной позе, умудрился погрузиться в сон…

Разбудили его грохот открывающейся двери и вспышка света от включившейся лампочки, подвешенной под потолком. В комнату ввалились полуголые мужики с хлыстами и дубинками в руках. Морды у них были красные, распаренные. От них нестерпимо разило самогоном. Нечленораздельно крича, они накинулись на узников, совершенно не готовых к этой внезапной атаке.

Один удар, второй, третий,.. свист плети, глухие удары по податливому телу, крики боли, стоны…

Александр Дмитриевич едва успел поднять руки, чтобы прикрыть ими голову, как и на него обрушилась ярость тюремщиков. Его повалили на бок. Затем рубаху на его спине рассек удар хлыстом, за ним еще один, и еще. Палкой больше не били. Нападавшие, очевидно, не желали утруждать себя наклонами к распластанным телам людей, вжимающихся в пол.

Чем сильнее стонали жертвы, тем возбужденней становились палачи. Они кричали, хохотали, свистели. Наконец, достаточно насладившись и убедившись, что никто из заключенных не помышляет о сопротивлении, они схватили белобрысого конопатого парня в белой косоворотке и начали рвать на нем одежду. Тот безвольно повис у них на руках. Глаза у него расширились от ужаса, а между приоткрытых губ застыл немой крик!

Оголив полностью, пьяные мужики потащили его к бильярдному столу. А затем двое, повалив на спину и прижав поясницей к приподнятому бортику, развели ему ноги, вывернув их каким-то неестественным образом. Двое других в это время крепко схватили руки и голову своей жертвы…

Во внезапно установившейся тишине в двери показался брюхатый мужик. Он был в пиджаке, но без штанов. И его открытое всем взорам мужское достоинство свидетельствовало о крайнем возбуждении. Он приблизился к распластанному парню и с явным наслаждением покачал из стороны в сторону бедрами. Раздался одинокий крик, сопровождаемый хохотом оставшихся не у дел палачей.

Брюхатый недовольно крякнул, проделал какие-то невидимые Александру Дмитриевичу манипуляции, а затем ритмично задвигал напрягающейся задницей вперед и назад

Парень на бильярдном столе сначала кричал от боли, потом затих. Через несколько минут все было кончено! Брюхатый с удовлетворением отошел в сторону, победоносно окинул взглядом камеру и, заметив Александра Дмитриевича, заговорщицки усмехнулся:

– А вы говорите «не убьют»… Но советская власть не позволит ни одной сволочи безнаказанно поднимать голову.

Из книги И. Бабеля «Конармия»:

И тогда я потоптал барина моего Никитинского. Я час его топтал или более часу, и за это время я жизнь сполна узнал. Стрельбой, – я так выскажу, – от человека только отделаться можно: стрельба – это ему помилование, а себе гнусная легкость, стрельбой до души не дойдешь, где она у человека есть и как она показывается. Но я, бывает, себя не жалею, я, бывает, врага час топчу или более часу, мне желательно жизнь узнать, какая она у нас есть…

Происшествие в Мещанском бору

Екатеринбург, июнь, 1918 г.

В биллиардной комнате «»Американских номеров» дни тянулись бесконечно. Время от времени красноармейцы вталкивали сюда новых узников. Однако позабавиться со своими жертвами большевики больше не отваживались, опасаясь, очевидно, что заложники, количество которых многократно увеличилось, решаться дать отпор…

Из статьи Владимира Ильича Ленина

«Как организовать соревнование?»¹¹:

Война не на жизнь, а на смерть богатым и прихлебателям, буржуазным интеллигентам… с ними надо расправляться, при малейшем нарушении… В одном месте посадят в тюрьму… В другом – поставят их чистить сортиры. В третьем – снабдят их, по отбытии карцера, желтыми билетами… В четвертом – расстреляют на месте… Чем разнообразнее, тем лучше, тем богаче будет общий опыт…

И хотя обстановка не располагала к знакомству, почти все сокамерники, успевшие пожить вместе не один день, уже знали друг друга. Были здесь инженеры К.И. Бронских, А.М. Мокроносов, А.И. Фадеев, дядька цесаревича Е.Т. Нагорных, лакей царской семьи И.Д. Седнев, домовладельцы В.В. Соколов и Н.Е. Первушин, братья Дылдины, крестьянин Е.И. Зырянов, юрист Н.П. Чистосердов, а также несколько рабочих, схваченных за участие в антибольшевистских выступлениях. Теперь, не смотря на все их былые различия, им была уготована единая судьба…

29 июня ближе к полуночи в их узилище в очередной раз вспыхнул свет. (В предыдущие ночи этого не случалось. Насильники, предводительствуемые брюхатым главарем, в камеру больше не совались. Видимо, они опасались получить отпор от заключенных, количество которых заметно возросло.) На сей раз, когда дверь распахнулась, в камеру никто не вошел. Чекисты, оставшись за порогом, вскинули винтовки и стали стрелять поверх голов. Несчастные обитатели бильярдной комнаты бросились на пол, вжались в стены. И тогда, прекратив стрельбу, но продолжая держать всех под прицелом, красноармейцы начали вытаскивать узников в коридор по одному.

Руководил экзекуцией человек, уже знакомый Александру Дмитриевичу. Это был тот самый высокий молодой человек, который привел его к Голощекину на допрос. Чекисты называли его «Товарищ Сахар»¹². Распоряжался он энергично и толково. Вскоре хаотичные и суетливые действия тюремщиков приобрели определенную осмысленность. Арестантов вывели на задний двор и заставили разместиться в двух грузовых автомобилях. Когда все заняли свои места, появился конный конвой, состоявший из 35 – 40 человек, вооруженных карабинами и гранатами. Сам «товарищ Сахар» сел в кабину одного из грузовиков, и колонна двинулась в путь.

Они ехали медленно: сначала по Златоустовской улице, потом по Сибирскому тракту… Вскоре стало понятно, что они приближаются к станции Екатеринбург-II. Кто-то неожиданно предположил вслух:

– Наверное, нас вышлют куда-то на север.

Но этим радужным надеждам не суждено было сбыться. Автомобили повернули направо и затряслись по ухабам лесной дороги, углубляясь в Мещанский бор. Ехали долго. Потом колеса застучали по железнодорожным рельсам, а через четверть часа остановились. Арестантам было приказано выйти, и их тут же окружила охрана. Кое-как собрав окончательно упавших духом людей в некое подобие колонны, красноармейцы повели их куда-то вперед, через рытвины и канавы.

Александр Дмитриевич знал это место. Их вели к городской свалке, куда свозились все нечистоты и сливались канализационные отходы, собираемые из отхожих мест.

Тем временем прежде ясное небо, освещаемое звездами и полудиском убывающей луны, стало затягиваться тучами. Опустилась мгла.

«Товарищ Сахар» чертыхнулся и приказал:

– Хватит!

Через пару шагов колонна остановилась у края канавы, дно которой было едва заполнено водой. Очевидно она ограничивала край свалки.

Последовала команда:

– Встать в шеренгу!

Но люди, к которым она была обращена, уже поняли свою обреченность и утратили способность к организованности и выполнению приказов. Они, сбившись в кучу, стали инстинктивно жаться друг к другу. И попытки конвоя растащить их в стороны ни к чему не привели.

Вскоре «товарищ Сахар» понял всю тщетность дальнейших усилий по наведению порядка и отозвал к себе красноармейцев. Те живо и сноровисто выполнили его приказание, выстроившись в два ряда, и вскинули карабины на изготовку.

Распорядитель расстрела, очевидно, не чуждый дешевой театральности, решил придать моменту торжественности. Подняв зажженный фонарь так, чтобы его лицо было хорошо видно, он выкрикнул: