Фокс вышел из комнаты, оставив меня одного. Было не ясно, поверили мне или нет, но уже то, что я не был снова прикован к кровати – вселяло надежду на положительный исход. Сидя на стуле, я оглянулся и посмотрел в окно за моей спиной. Крохотный дворик с высокими воротами – вот и всё, что я разглядел. Комната находилась, по всей видимости, на втором этаже здания, можно было рассмотреть небольшой кусок пространства за забором, напоминавший окраину города, так как высокие лиственные деревья подходили совсем близко. Я увидел часть фасада одного здания, который не был похож на жилой дом. Архитектура была явно не немецкая или английская. Я не мог понять, в каком именно городе и стране меня держат взаперти. Эта белая комната и кусок двора с высоким забором стали больше, чем на три недели, местом моего обитания. Несколько раз в день я получал обильное питание из рук молодой женщины, судя по всему сотрудницы особого отдела по борьбе с терроризмом. Через несколько дней я попросил её принести документы, подтверждающие, что она и Фокс работают в данной организации. Через полчаса она вернулась с пластиковыми карточками сотрудников международной полиции. На фотографиях была она и Александр Фокс. Я немного успокоился, хотя до конца было не ясно, для чего меня держат здесь. Мне приносили ежедневные газеты на нескольких языках, книги, которые я просил, а так же поставили небольшой телевизор. Было запрещено пользоваться любыми электронными гаджетами, поэтому я не мог работать, что беспокоило меня, ведь остались незаконченными кое-какие программные проекты. Через неделю после заключения, я попросил девушку привести ко мне Фокса. Он пришёл вечером следующего дня, и вид у него был сильно потрёпанный. «Почему вы не пришли вчера?» – спросил я. «Потому что я вынужден бывать в разных странах, даже в течение одного рабочего дня. Приходится курировать работу многих служб лично». – «В какой стране мы находимся в настоящий момент?» – «Это информация секретная, но вам я сообщу место нашего нахождения. Это одна из наших штаб-квартир в Голландии». – «Для чего вы держите меня здесь?» – спросил я. «Неужели вы не догадались сами?» – «Кажется, догадался. Вы ждёте подтверждение моей истории. Вы ждёте, когда голос в моей голове снова сообщит, где произойдёт следующий теракт». – «Ну что ж, так оно и есть», – спокойно резюмировал Фокс, разведя руками. «А если мой голос не захочет ничего сообщать под давлением?» – «Значит, вы останетесь здесь ещё какое-то время. Выпускать вас нельзя, у нас есть все подозрения, что ваши передвижения заметили не только мы, но и те, кто организует взрывы в Европе». – «Значит, вы верите мне, что я не имею к этим взрывам никакого отношения?» – «Вероятнее всего, не имеете, – заключил Фокс, – очень похоже, что вы не врёте. Взрывы по всей Европе загнали нас в тупик, приходится полагаться даже на чокнутых мистиков, вроде вас». – «Хорошо, но я не чокнутый, и тем более не мистик!» – «Это не важно, – прервал меня он. – Если вам больше нечего сказать, то я хотел бы уйти, у меня очень много работы». Я промолчал, а мой надзиратель вышел из комнаты. Прозвучал знакомый поворот ключа и белая металлическая дверь замерла до утреннего завтрака.

Оказавшись впервые в жизни запертым в четырёх стенах, я задумался о том, насколько легко от обособленной и независимой жизни – перейти к полной зависимости и беззащитности перед законом и силовыми структурами. Не сделав ровным счётом ничего плохого, я оказался чуть ли не главным подозреваемым в злодеяниях. Читая целыми днями книги и газеты, я часто думал о тебе. Я представлял, закрывая глаза, что в один прекрасный момент вместо молодой женщины со стрижкой каре в комнату войдёшь ты, и я буду жадно есть из твоих рук. Моя мечта формировалась долгое время: поехать к тебе и быть с тобой. Именно в момент моего заточения в той белой комнате я дал себе обещание – поехать к тебе во что бы то ни стало. Ты уже наверняка забыла нашу последнюю встречу и всё плохое, что было сделано мною. А значит, можно попробовать ещё раз. В таких грёзах, в один хмурый, дождливый день, я услышал слово «Петрополис», прозвучавшее в моей голове как шум неизвестных радиопомех. Только сейчас я обратил внимание, каким грубым и неестественным голосом произносятся латинские слова в моём мозгу. Подбежав к двери, я колотил её кулаками, звал Александра Фокса. Мне никто не открыл, однако Фокс пришёл ночью, когда я уже спал. «Что случилось?» – «Я знаю, где произойдёт следующий взрыв», – сказал я сонно, не вставая с кровати. «Где?» – «Это случится в российском городе Санкт-Петербург». Фокс быстро вышел, оставив меня без сна до глубокого утра, когда мне удалось задремать до обеда. Вся следующая неделя прошла в муках от звучавшего в голове голоса, а так же от переживания, что меня оставили под арестом взаперти. Дней через шесть голос в голове перестал повторять латинское название Санкт-Петербурга, что стало для меня знаком: теракт случился. Либо его предотвратили. На следующий день ко мне в комнату вошёл Фокс и седой господин высокого роста со шрамом на подбородке. Оба пожали мне руку, чего ещё никогда не происходило в этой белой комнате, ставшей для меня тюрьмой. «Меня зовут Рутгер Гроховский, я непосредственный руководитель господина Фокса, – проговорил седой господин. – Нам нужно серьёзно поговорить с вами». Гроховский достал из портфеля небольшой ноутбук, открыл его и поставил передо мной. На экране шла запись, в углу которой бежали секунды, отмечая время суток и дату: позавчера, почти пять часов вечера. «Это съёмка с камеры наблюдения на одном из служебных помещений в Петербурге, – услышал я голос Фокса. – Мы не смогли своевременно понять, где произойдёт взрыв, а, следовательно, не смогли задержать террористов, поэтому съёмка не наша». На экране был виден вдалеке знаменитый Зимний императорский дворец, где уже много десятилетий располагался музей Эрмитаж. Я и двое моих собеседников несколько минут пристально смотрели на бирюзовый фасад дворца, построенного в стиле елизаветинского барокко. Доносились голоса прогуливавшихся рядом с камерой пешеходов, и меня в очередной раз заворожила русская речь. Вдруг камера задрожала от сильного подземного толчка, и послышался сильнейший взрыв с гулом, а затем громкие крики людей. Словно церкви, взрываемые в России большевиками, Зимний дворец обрушился весь и очень быстро, осев, уйдя в землю. Было удивительно, насколько хрупкими оказываются исторические памятники такого размера, хотя нас всегда приучали к мысли, что строители прошлого работали лучше нынешних. Пыль быстро обволокла камеру, и видео прекратилось. «Погибло более двух тысяч человек, – сообщил Гроховский. – Понятно, что о культурных потерях, нечего даже упоминать». «О чём вы хотите поговорить со мной?» – спросил я. «Мы хотим предложить вам работать с нами. Вы назвали нам точное место следующего теракта, мы приложили все усилия, чтобы найти убийц, постараться предотвратить трагедию, но не смогли ничего сделать, слишком умело действуют террористы технически, и слишком много их количественно. Такие отделы, как у Фокса, созданы по всему миру, мы все активно взаимодействуем между собой, поэтому наши поездки и работа очень часто затрагивают не только территорию Западной Европы. Нам совершенно неизвестно, каким образом к вам поступает информация о следующем месте взрыва, но мы хотим работать с вами вместе, для того, чтобы предотвращать невинные жертвы. В Петербурге погибло около пятисот детей в возрасте до четырнадцати лет». – «Значит я теперь вне подозрений?» – «Мы проверили все ваши контакты, многократно исследовали круг общения и ваш голос на предмет возможных переговоров по секретным зашифрованным террористами телефонным линиям в тех местах, где вы были за последний год, и не нашли ничего. От нас не укрылись и все прочие средства современной интернет-коммуникации. Вы – чисты. Мы ведём тяжёлую борьбу и проигрываем уже не первый месяц, поэтому готовы активно сотрудничать с вами. Соглашайтесь», – ответил Фокс. Я решил не брать время для раздумий. И ответил согласием. На тот момент мне очень хотелось помочь людям.