Когда я сижу за компьютером, я совершенно не завишу от мира за окном моей комнаты. Я даже не завишу от того, что происходит вокруг моего стула и стола. Решающий момент для меня – это отсутствие порядка у меня на столе. Ровно сложенные стопки бумаг, ручки в стакане, книги, лежащие в логическом порядке, а так же протёртые от пыли карандаши и очечники, всё это наихудшим образом сказывается на моём труде. Если в этот идиллический натюрморт привнести раскиданные скрепки, поцарапанный старый швейцарский нож, которому здесь совсем не место, помятые визитные карточки благополучно забытых собеседников, а так же грязный стакан молочного смузи, то дело пойдёт быстрее. Мой ум любит хаос, для него это потрясающий портал в противоположность – в мир порядка цифр и компьютерных формул. Для меня совершенно немыслимо вхождение в строгую логику машинного языка без беспорядка вокруг меня и в моей голове. И на последнее я всегда могу смело надеяться. Я хочу, чтобы этот беспорядок, или интеллектуальный хаос никогда не оставил меня. Когда я учился в Королевском Технологическом Институте в Стокгольме, который я благополучно не закончил за ненадобностью этого для человека моей профессии, у меня был очень старый преподаватель по математике, никак не моложе девяноста лет. Если нам необходимо было решить по-настоящему сложную математическую задачу, которая представляла серьёзную проблему даже для столь умудрённого опытом преподавателя, то он всегда приходил на занятие пьяным до такой степени, что с трудом стоял на ногах и не очень чётко говорил. Однако к концу полуторачасового интеллектуального напряжения, он постепенно приходил в себя, трезвел, а на доске появлялись всё более чёткие записи идеального решения для этой сложной задачи. Профессор всегда объяснял это необходимостью войти в состояние хаотического ума, чтобы там найти правильную тропинку к цели. За годы умственных напряжений его мозг стал настолько организованным, что дезорганизация являлась острой необходимостью. Я в свою очередь обхожусь более невинными способами: раскиданными ручками и документами или появлением грязных носков на рабочем столе.

Видимо, особенности профессии крепко изменили мою физиологию. Обходясь малым сном, я так же мало ем. Точнее было бы сказать, я ем редко. Известный немецкий философ Кант, автор «Критики чистого разума», принимал пищу лишь один раз в день, при этом делал это исключительно в большой, шумной компании, за обильно накрытым столом. Если в застолье принимали участие люди скучные или неинтересные, то второй раз их уже не звали. Мне не нужна шумная компания, как и вообще какие-либо люди за моим столом, но в редкости потребления пищи я даю фору даже Канту. Я подкрепляю свои силы единожды в полтора – два дня. При этом стол мой не столь обилен, я стараюсь запекать нежное мясо зверя или птицы и ем его с овощами и фруктами. Органически не переношу любые гарниры: в нашем веке можно позволить себе перелистнуть заляпанную страницу кулинарной книги с главой о рисе, кус-кусе или картофеле. С моим гренадёрским ростом, я выгляжу очень худым, зато чувство физической лёгкости, как и интеллектуальной, никогда не покидает меня. Мне не бывает лень или тяжело, мне всегда хорошо и удобно. Если я работал всю ночь, я люблю на рассвете выйти на веранду или на балкон, в любое время года и при любой погоде, и выпить стакан воды с лимоном или свежевыжатого сока. Вид восходящего солнца, особенно отражённого в любом близком водоёме, будь то крошечный канал, река или море, даёт мне заряд бодрости для продолжения существования.

Я вообще совершенно чужд зависимостей, если не считать невинные бытовые удобства. Незадолго до описанных мною долгих и странных событий, я избавился от одной приверженности химическому веществу, и более не вкладываю своё тело в прокрустово ложе болезненной жажды, и не планирую это делать в ближайшее время. Нет, я не был наркоманом в общепринятом значении этого слова, скорее я был наркоманом медицинским. Это звучит немного лучше, но сути почти не меняет. Пару лет я был поклонником и потребителем такого широко известного в медицинских кругах препарата, как пропофол. Началось всё с банальной процедуры под названием колоноскопия. Обычное медицинское обследование прямой и толстой кишки. Через анальное отверстие врач вводит специальный прибор, который называется колоноскоп. Он представляет собой подвижный шнур толщиной с палец, на конце которого прикреплена миниатюрная камера, посылающая изображение внутренности кишечника на монитор. Через этот шнур к камере можно подать разные, нехитрые, медицинские инструменты: крохотные щипцы для взятия биопсии, петля, через которую пускают электрический ток при удалении полипов, небольшой шприц с водой. Всего этого оборудования волне достаточно для опытного врача, способного сделать заключение о состоянии здоровья вашего полого органа, и даже по ходу процедуры подлечить его. Раньше люди были вынуждены буквально мучиться, терпеть данную малоприятную процедуру, которую проводили без наркоза, по живому. Были, конечно, счастливчики, у которых болевой порог позволял переносить колоноскопию без серьёзного болевого шока, но таких было меньшинство, остальные либо терпели на операционном столе, либо оставались дома и терпели боли в кишечнике без возможности поставить точный диагноз. Всё изменилось несколько десятилетий назад, когда для подобных процедур стали массово использовать пропофол. Препарат мягко вводит вас в короткий медикаментозный сон, врач делает своё дело, вам снятся яркие и приятные сны, вы просыпаетесь, не почувствовав вообще ничего, и счастливые отправляетесь домой! Пропофол – не является наркотиком, это безопасное снотворное, иногда его применяют как седативное средство, во всех отношениях вещество прекрасно себя зарекомендовавшее. Именно это лекарство ввели мне во время процедуры колоноскопии, когда я с полностью опустошённым кишечником лежал на боку на специальной кушетке и слушал тихий поток англоязычной музыки, льющейся из маленьких колонок рядом с монитором. Всклокоченный врач вбежал в кабинет, успокоительно погладил меня по руке и хладнокровно ввёл шприц с веществом в катетер, прикреплённый к вене на локтевом сгибе. Я продолжал шутить, задавал какие-то вопросы, но вот язык мой стал заплетаться, всё лицо ощутило слабое, освежающее пощипывание, как от пузырьков углекислого газа, когда пьёшь газировку, и я спокойно провалился в сон. Была чернота, а потом пошли яркие, радостные сновидения. Я летел над землёй и подо мной простирались леса, поля, степь, светило солнце, можно было физически ощутить, как ветер перебирает волосы на голове. Потом появлялись образы моих друзей, которых я долгое время не видел и уже забыл об их существовании, мы вели очень приятные и весёлые разговоры. Присутствовал кто-то из детского дома, образы собеседников были хоть и яркие, но как бы недовоплощённые, как бы были тенями, словно некто могущественный разукрасил для меня пустоту прекрасным и радостным проявлением. Меня переполняли положительные эмоции и радость, словно я только сейчас, впервые, ощутил всю полноту и нежность всего, данного нам в дар в этом мире. Буддисты утверждали бы, что этим великим художником был мой собственный разум. Меня начали будить, но настроение было таким же светлым и радостным, казалось, сон длился всего пару секунд. Пока меня вели под руки на кушетку в соседней палате, где мне предстояло отлежаться некоторое время, я наперебой рассказывал, как мне было хорошо, и с какими старыми и милыми моему сердцу друзьями я только что пообщался. Лёжа на кушетке, грудь моя вздымалась от распирающего чувства полноты всего, я был счастлив, переживая абсолютную гармонию и покой, но это прошло через пятнадцать минут без следа. Остались только воспоминания о том состоянии эйфории, которая стоила любых неприятных процедур и подготовок к ним.

Я мог перелистнуть эту страницу и просто жить дальше. Но я не сделал этого. Тогда я снимал квартиру в Мюнхене, этого требовала моя работа, основным кругом моего общения были коллеги-программисты либо случайные знакомые из интернета. Нельзя сказать, что я страдал от одиночества, но я не был против добавления в свою жизнь свежей струи. Этой струёй стал шприц пропофола в вену. Благодаря тому, что моя страховка была частной, я мог позволить себе совершать обследования желудка и кишечника почти каждый месяц. Нет, мои пищеварительные органы совсем не требовали этого, обследование – было лишь поводом для получения инъекции пропофола, куда я с готовностью нырял, засыпая и кайфуя от свободы и радости каждый раз. Когда я получил письмо от своей страховой компании, что я превысил какие-то там бюджеты до конца года и все последующие процедуры я буду должен оплачивать сам, я задумался и понял, что нужно менять подходы. Несколько раз мне пришлось посетить стоматологический кабинет, где мне кололи пропофол перед тем, как удалить зуб или поставить сложную коронку. Но как я не пытался исхитриться, доза была столь мала, что я не проваливался в небесный сон, а оставался на поверхности реальности, лишь прибитый седацией до стеклянных глаз, но этого было мало! Имелась возможность заказать вещество по интернету, но я боялся самостоятельно делать инъекции, так как не был уверен в точности расчёта нужной дозы. Как назло, все врачи не поддавались на уговоры и не раскрывали цифр, мягко переводя тему, а во время колоноскопии приносили готовый шприц с собой, никогда не наполняя его на моих глазах. Я был в отчаянии, мягко успокаивая себя тем, что можно прожить и без пропофола, но какая-то часть меня желала продлить тот удивительный сон. Может быть, в один прекрасный момент, раскроется нечто в этом сне настолько удивительное, что … Дальше я обычно не продолжал.