Воровато оглянувшись, она перетряхнула старомодную кровать и с удовольствием обнаружила, что простыни были чуть влажными. Не от мочи на этот раз, а от обильного пота. Кроме того, обнаружилась и ещё несколько примет, крайне её обрадовавших: наполовину сорванная с карниза занавеска, рассыпавшиеся по столу старые книжки… Девушка быстро создала видимость порядка, повозила по полу тряпкой, после чего понесла грязную воду в туалет. Проходя мимо, она быстро заглянула в ванную и обнаружила в стиральной машине линялые заношенные трусы и ночную рубашку. Всё мокрое, в желтоватых разводах и резко пахнущее.

Слив воду, Дарья сунула пустое ведро в пространство между унитазом и стеной, после чего вернулась на кухню. Екатерина Меркуловна сидела в напряжённой позе, забыв прихлёбывать из чашки.

– Катерина Меркулна, – старательно делая обеспокоенный вид, произнесла Дарья. – У вас всё в порядке? А то у вас в спальне, там…

– Что? – напряглась бабка.

Дарья несколько секунд помялась, наслаждаясь паникой, отразившейся на лице подопечной. Та явно боялась, что соцработница обнаружит пятно мочи на полу. От стыда ли, от страха ли перед тем, что её унизят, заставив носить памперс, либо и вовсе от того, что ухватистая и напористая девушка отправит в дом престарелых.

– Да штора оторвана была от карниза. Ну, из зажимов выскользнула. Может, вам зажимы новые купить?

Лицо старушки разгладилось. Она нервно рассмеялась, с трудом разжимая морщинистые пальцы и отрывая их от полосатой красно-белой чашки.

– Это я сорвала, – призналась она. – Сорвала, пока… пока спать ложилась. Голова закружилась, вот и уцепилась за неё.

– Ясно! – с лёгкостью согласилась с предложенной версией Дарья. – Ну вы будьте осторожнее, пожалуйста!

– Конечно, Дарьюшка, конечно… Спасибо тебе за всё!

Соцработница улыбнулась старушке, всем своим видом показывая, что ей совсем не сложно.

Она старательно сохраняла на лице максимально доброжелательное выражение вплоть до того момента, пока не распрощалась с Екатериной Меркуловной, пообещав ей зайти через день. Старушка проводила Дарью до двери и закрыла за ней дверь. Социальная работница легко сбежала вниз по ступеням, выскочила из подъезда и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Удушливая вонь доживающих свой век стариков осталась позади.

Прошагав через двор пружинистой походкой, она свернула в арку, и там, где уже не было опасности попасться на глаза старухе, наверняка застывшей на наблюдательном посту у окна, позволила раздражению прорваться наружу. Зло зашипев, она нервным движением выхватила из сумочки мобильный и быстро набрала номер. Пока ждала ответа, слушая гудки, чиркала зажигалкой, пытаясь прикурить на промозглом ветру, разгонявшемся в арке, как в трубе.

– Кто, сука, такая Соня?! – рыкнула она в микрофон, едва гудки прервались.

*

Услышав крик в трубке, Степан отдёрнул телефон от уха и сел, недоумённо моргая. Он потёр опухшее ото сна лицо и скинул ноги с кровати, после чего ещё раз глянул на экран мобильного и ответил:

– Какая Соня?

Дарья закричала зло, отрывисто, многословно. Степан положил руку с телефоном на колено и снова растёр лицо. Он знал, что девушке нужно дать выпустить пар, как следует проораться, прежде чем пытаться разговаривать.

– Я не понял… – лениво протянул он, когда Дарья замолчала, чтобы перевести дух. – Какая Соня, ты можешь по-человечески объяснить?

Положив ногу на ногу, Степан принялся ковырять мозоль на ступне. Засохшую кожу он бросал прямо на пол, второй ногой смахивая под диван. Дарья говорила всё ещё очень сбивчиво, но уже хотя бы без криков.

– Короче… – выдохнул он, устав. – Я без понятия, о ком она говорит, какие там китаянки к ней ходят. Всё, мне некогда.

Парень сбросил вызов и швырнул трубку на подушку. И тут же хлопнул себя пол лбу:

– Соня! Блин, Соня! Откуда вылезла-то, сто лет прошло…

Хмыкая и неразборчиво бубня себе под нос, он прошёл в ванную, помочился в раковину, умылся и несколько раз провёл щёткой по зубам. На этом утренний моцион завершился.

На кухне Степан посмотрел на настенный календарь, повешенный ещё хозяевами квартиры – ни ему, ни Дарье и в голову не пришло бы тратить деньги на такое барахло. Среда, а значит, можно расслабиться. Работы у него не намечалось, а Дарья вернётся не рано – скорее всего, снова будет рыскать по своим барахолкам. Он ходил с ней пару раз, просто за компанию, и мог с уверенностью сказать, что занятия скучнее в жизни попросту не существовало.

Прихватив из холодильника пива, парень направился в комнату. Крышку ноутбука придавливала стопка каких-то брошюрок, притащенных Дарьей раньше. Она даже не стал смотреть на обложки: всё равно ни слова по-русски там не было, а если и было, то на дореволюционном русском, от которого у него болела голова и хотелось спать. Смахнув макулатуру в сторону, он уселся на шаткий стул и с наслаждением открыл бутылку.

– Ну что, потанцуем, девчонки? – молодецки прикрикнул Стёпка, запуская «танчики».

Среда обещала быть очень неплохой.

*

– Алло, пап?

Соня лежала на кровати, так и не переодевшись в домашнее. За окнами пылал ранний осенний закат, щедро разбрызгивая багрянец по старым бумажным обоям. Где-то лаяла собака, смеялись дети. Тихонько бухала басами аудиосистема в припаркованной возле подъезда машине.

– Да, Соня, привет.

Голос отца звучал серо, безлико, бесконечно устало. Оно и неудивительно – у него молодая жена, почти ровесница Сони, и годовалый ребёнок. Ни поспать, ни своими делами позаниматься.

– Что-то случилось?

В трубке зашуршало: отец, судя по всему, перехватил её и прижал плечом. Что-то шипело на фоне, бормотал телевизор. Готовит, должно быть. Новая его жена этого делать не умела.

– Да нет… – Соня вытянула вверх руку, посмотрела на серый потолок через разведённые пальцы. – Просто захотелось поговорить. Помнишь Екатерину Меркуловну?

Отец запыхтел.

– Н… Нет, не помню. А кто это? А, это твоя преподавательница бывшая? На улице встретила?

– На улице, но это не преподавательница. Это бабушка моего одноклассника. Жила в таком старом доме. На Павелецком проезде, не помню, не то третьем, не то пятом…

– Ага… И что с ней?

Девушке показалось, что она расслышала короткий, старательно задавленный вздох. Это неприятно кольнуло, так что пришлось напомнить самой себе, что уж в двадцать четыре года-то на отца нельзя обижаться за то, что он живёт своей жизнью. В конце концов, она давно не ребёнок.

– Да ничего вроде. Она старенькая совсем уже, я её как увидела, так подумала, – Соня прикусила губу, но всё же продолжила чуть дрожащим голосом: – Подумала, что снова. Как в детстве.

Отец засопел в трубку, скрипнула дверь, и все посторонние звуки исчезли. Фоном для его слов стала глухая тишина.

– Соня, ты о чём? – спросил он осторожно.

Девушка прикрыла глаза рукой.

– Когда я видела… Когда я думала, что вижу мертвецов.

– Соня, – теперь вздох был абсолютно явственный. – Ну ты же сама знаешь, что…

– Что у меня были галлюцинации и расстройство сна. И что ты учил меня просто их игнорировать, не обращать внимания. Что они безвредны я тоже помню, потому что их родило моё воображение. Я именно это себе и сказала тогда, чтобы мимо неё пройти, и…

– Соня! – отец повысили голос, но тут же заговорил тише. – Я понимаю, что тебя это беспокоит. Понимаю, что ты напугана. Что тебе не хочется, чтобы всё это вернулось. И мы уже говорили: это в прошлом. Всё, что с тобой тогда творилось, мы смогли поправить.

Соня кивнула, забыв, что собеседник её не видит. Потом негромко ответила:

– Да. Я знаю.

– Вот и не переживай! Серьёзно, Соня, это всё уже преодолено. Не накручивай себя зря. Ты у невролога была, кстати?

– Да, вот по пути назад и встретила её.

– И что врач сказал? – отец проигнорировал вторую часть фразы.

Соня вздохнула.

– Что я восстановилась.

– Ну вот видишь! Всё у тебя хорошо!